Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора

— Ты меня пометить, что ли, решил на старости лет?

— Нам до старости ещё пару раз по столько же лет, милая. Но, раз зашёл такой разговор, то в нашем возрасте пора уже и о душе подумать.

Сказать, что я напряглась — не сказать ничего. Тём и душа чрезвычайно далёкие друг от друга понятия, поэтому эта фраза, натуральным образом, вопит, что в одном месте у дорогого супруга подгорает капитально. Не к добру всё это, скажу я вам.

— В смысле? — шепчу я пересохшими губами, распахнув, отражающие сильную панику, глаза.

— Уль, — Артём сгребает меня в охапку и шепчет в макушку, — а давай обвенчаемся, а?

— Как-то ты слишком круто и внезапно завернул, — что сказать ещё, если я офигела окончательно?

То есть, он настолько определился, что и в посмертии, когда бы оно ни наступило, видит себя рядом со мной? Иначе говоря, у меня таки есть мужик: только мой на веки вечные? Это как это?

— Хорошо, милая, я понимаю. Тебе надо подумать, а мне — снова заслужить твоё доверие, — Тём жарко выдыхает в шею, — я подожду.

Дальше мы гуляем не просто «рука в руке», а как юные влюблённые: с постоянными объятиями, поцелуями, беспрестанным тисканьем и мурчанием, так, что, под конец прогулки, Вера спрашивает:

— Родители, что у вас происходит? Народ вас тайком фоткает и болтает, что вы только познакомились, а мы, так, для антуража.

Пока я судорожно придумываю вежливый, корректный и цензурный ответ, муж уже вещает:

— Вера, ты взрослая у нас, поэтому должна понимать: иногда один шаг отделяет от падения в пропасть. Мы с твоей мамой чудом избежали этого, а сейчас изо всех сил радуемся, что и сами выжили, и чувства свои взаимные сохранили и спасли.

Старшая дочь глубокомысленно покивала, потом подумала, пофыркала, покачала головой и удалилась по направлению к машине, прихватив младших:

— Ну, радуйтесь жизни тогда.

Топая следом за своим чудесным выводком дочерей, я думала, что мы породили прекрасных людей, а Артём вдруг сказал:

— Прости меня, идиота, пожалуйста. Уль, я правда искренне считал, что главное, чтобы вы были сыты и здоровы, а остальное — так, мелочи. Я дурак, но я всё понял. Я исправлюсь.

В этот момент я ощутила — это край. Мне надо что-то сделать, иначе я утону в регулярных волнах самобичевания и искупления. Просто не вывезу столько счастья сразу.

— Тёма, услышь меня! Нет необходимости посыпать голову пеплом ежеминутно. Я поняла тебя и верю. Пожалуйста, просто, говори со мной. Не терпи, не отстраняйся, не беги, не жди, что от молчания или игнора, что-то изменится к лучшему. Этого нам будет достаточно.

Муж обхватил ладонями моё лицо. Долго смотрел в глаза, прижавшись лбом к моему. А потом поцеловал в нос и сказал:

— Ты тормози меня, Уля, или возвращай в норму, как сможешь: хоть словами, хоть рукоприкладством, если я не слышу. Милая, ты и дети — на самом деле, самое важное. Не дай мне забыть это, милая! Прошу тебя.

— Люблю тебя. Счастлива с тобой. Хочу, чтобы так было всегда, — признала, прижалась к мужу всем телом и замерла, впитывая такое желанное и выстраданное счастье.

— О, тогда, давайте, поедем скорее за подарком для тебя. Как раз по этому поводу, — супруг утрамбовал нас в машину и полетел в город на всех парах.

Когда он, через час, вынес мне пакет из магазина и потребовал срочно надеть таинственное содержимое, я слегка потерялась. Но просторная футболка оверсайз не оставила в душе никаких сомнений и тревог.

Рука в руке.

«Навсегда вместе».

85. Эпилог. Артем. Сентябрь год спустя. Санкт-Петербург

Чуть больше года спустя

По трафику сразу заметно, что учебный год начался. В город возвратились отпускники и дачники, пробок стало в три раза больше, а народ, похоже, вообще водить разучился. Добротой его дети не отличались никогда, а в дождливое полусонное сентябрьское утро понедельника и подавно. Придётся ему просто потерпеть немного.

Вера шёпотом матерно бубнила себе под нос проклятия «тормознутым идиотам» и «косоруким недалёким блондинкам», Надя же интеллигентно негодовала и недоумевала, но было понятно, что скоро лексикон у средней изменится в неодобряемую бабушками сторону. Люба просто поддерживала согласными воплями старших сестёр.

Хорошо, что, нервная в последнее время из-за сложностей на работе, супруга спит дома, и весь этот цирк пройдёт мимо дражайшей половины. Сейчас девочки приступят к прогрызанию дыр в граните науки, а он вернётся к своему сонному Сокровищу и постарается сделать её утро более терпимым, а настроение — благостным.

Улечка, с тех пор как покинула своё тихое и уютное кладбище, сильное прогрессировала в профессиональном плане: юристы зашивались, стараясь учесть все её пожелания к договорам, исключающие иногда такие ситуации, о которых никто никогда и не думал, а они вдруг раз и происходили; бледные сметчики настолько повышали свою квалификацию, поработав под её началом, что на фриланс их расхватывали почти мгновенно, стоило лишь завершиться сотрудничеству с «Городом будущего». Чиновники местных администраций, где у Никитской Ульяны Романовны обнаруживались какие-то деловые интересы, старались отработать максимально быстро и чётко. Потому как профессионально выносить мозг любому ответственному исполнителю или руководителю, активно оперируя законодательной базой, а, при необходимости, привлекая авторитетную помощь из Москвы, дорогая супруга навострилась мастерски. Провожали её, чаще всего, утирая пот платочками, обмахиваясь веерами документов, крёстным знамением и словами в спину: «И впредь Вы к нам не частите».

Хоть он и не одобряет регулярное и тесное взаимодействие Конфетки и Львёнка, но не признать всю полезность этого знакомства не может. Да и Леон, в принципе, уже давно пристроен в цепкие и надёжные руки Поли. Так что пусть с помощью отцова имени и влияния свояк помогает Уле там, где надо. Когда Леон приносит пользу, сразу три сложные женщины довольны: Полина, Уля и Нина Эдуардовна, а окружающие их мужчины могут немного выдохнуть и даже перекурить.

И в личном плане скромная и тихая Уля заметно преобразилась. То ли терапия так повлияла, то ли эмоциональное взросление. Хотя, может, это свобода от родительского мнения и одобрения проявилась. Милая развернулась на всю широту души, и нынче у них постоянно всё кипело и булькало, а, частенько, фонтанировало пузырящимися яркими эмоциями. Вот сейчас, например, он вернётся из школы домой и будет мириться с женой. В чём накосячил — пока неясно, но лучше сразу покаяться, а потом, когда благоверная подобреет, можно будет и уточнить место провала.

Но он не жалуется, боже упаси! Его малышка теперь почти всегда бодрая и деятельная, такая прекрасная с горящими энтузиазмом и идеями глазами, с растрепавшейся причёской и карандашом вместо шпилек в пучке, решающая одновременно три-четыре дела. Хандра, сплин и меланхолия давно к ним не заглядывают. В семье теперь либо счастье и радость брызжут во все стороны, либо так же, веером, разлетаются осколки от сервизов, которые в гневе крошит его ведьма.

Он знает, как надо её укрощать. Этим и занимается. Ко всеобщему удовольствию.

А сейчас им надо быстренько помириться и лететь во Псков. Там дело в Администрации срочное, важное и такое, хм, спорное. Да, и возможно, дорогое. Ну, да ладно, Уля готовилась до поздней ночи: подбирала документы, статьи и согласования с вышестоящими инстанциями. Нормально всё будет. Жена зажжёт, а он скромно постоит в стороне, полюбуется на свою Горгонку.

Странно, что сейчас, когда они с женой почти всегда выезжают вместе, работают дома в соседних кабинетах, несделанные хозяйственные дела, которые так его всегда в браке бесили, ушли на второй план. Может потому, что он знает — вот сейчас Уля согласует очередной важный договор, и вечером они пропылесосят дом и вымоют полы, пока дети на кружках и в спортшколе? Они на самом деле почти все дела теперь выполняют вместе, где-то, конечно, есть разделение, но оно не напрягает. Ему, и правда, сейчас очень комфортно дома. Рядом с дочерями и Улей.