Змееныш - Андрей Дашков

Теперь на ее лице было написано вожделение, непонятно кем внушенное.

Стервятник почувствовал, что еще немного – и она снова ускользнет в темные закоулки бреда, откуда уже не будет возврата. Если бы он знал, от чего ее следует защищать!

Старик Люгер издевательски рассмеялся.

– Почему он здесь и до сих пор жив? – тихо проговорил Верчед Хоммус или, вернее, двойник Верчеда Хоммуса, ни к кому не обращаясь. Среди каменных стен каждое слово, даже произнесенное шепотом, звучало совершенно отчетливо.

– Глаза иногда могут быть бесполезным украшением, – ядовито заметил Слепой Странник. – Он привел с собой медиума и жертву. Мы должны поблагодарить его за это.

Слова слепца лишь подтверждали то, о чем Стервятник уже догадывался.

– Его самого надо принести в жертву, – настаивал Хоммус, который и раньше отличался редким упрямством. – Он видел путь, ведущий на остров.

– Лебедь призвал его, – напомнил Странник, возможно, обладавший наибольшим влиянием на остальных. – К тому же он владеет Тенью.

– Пусть покажет нам Тень, – вступил в разговор отец Стервятника. Сейчас он был холоден и беспристрастен, как судья. Но Слоту отчего-то казалось, что за этим равнодушием скрывается неумолимая жестокость.

Странник засмеялся и высунул нежно-розовый язык, должно быть, издеваясь над всеми сразу.

– Вначале отдадим Лебедю то, что ему принадлежит.

Выставив кривой палец в направлении Венги, он приказал:

– Ступай вперед!

Пальцы Венги разжались, и рука безвольно повисла. Женщина сделала шаг к мерцающей арке.

У Стервятника не осталось сомнений: в эту минуту он мог принести ее в жертву. Такова была цена его собственного освобождения. Но надолго ли?

Он догнал ее и схватил за плечо. Она покорно остановилась.

– Отдай ее нам! – потребовал Люгер-старший.

– Это моя дочь. Она твоего рода, – сказал Стервятник, и при этих словах Венга вздрогнула, как будто он дал ей пощечину.

– Ты нисколько не поумнел со времени нашей последней встречи, – глухо произнес его отец. – Ничто не имеет значения, кроме служениия Черному Лебедю. Чтобы доказать тебе это, я сам выпотрошу ее на алтаре.

Он показал Стервятнику то, что держал в руке, – ритуальный обсидиановый нож с клинком в виде полумесяца.

Понимая, что спорить бесполезно, Слот вытащил из ножен земмурский меч. Возможно, этим он отрезал себе путь в Скел-Моргос. Да и с кем тут было сражаться – со Слепым Странником? Во всяком случае, такое намерение вызвало у слепца только смех. Остальные подошли еще ближе к Люгеру и Венге. На лицах обеих спутниц Хоммуса была написана безмятежная снисходительность.

– Убери оружие, глупец, – сказал отец Стервятника. – Иначе ты больше никогда не увидишь свою женщину и своего щенка. Со мной так не шутят. А тем более с Ним…

Он поднял голову и обшарил взглядом ночное небо. Внезапно за спиной у Люгера раздался громкий вопль. Но это была очень старая уловка, и он даже не оглянулся. Затем послышался тихий хруст и шорохи, будто по рыхлой земле прокатились камни. Кто-то коротко взвыл; вой поднялся до ноты нестерпимой боли и оборвался.

Венга не выдержала и обернулась. Стервятник сделал то же самое, когда увидел ее глаза.

Проход, через который она совсем недавно провела Люгера в святилище, закрылся, зажав в каменном капкане ноги преследовавшего их монаха. Теперь его торс торчал из стены, будто человек застрял в слишком узкой дыре. Это была странная ловушка: плиты не сдвинулись со своих мест, но их очертания изменились; все выглядело так, словно камни могли течь подобно разогретой смоле. И затвердели настолько быстро, что жертва не успела вырваться из калечащих объятий.

Афгедам Нохус еще не умер, но сильно смахивал на мертвеца. Его арбалет также оказался частично замурованным в стене. Люгер впервые увидел лицо человека, который потратил большую часть своей жизни на поиски похитителя Звезды. Это лицо было таким же сухим и бледным, как его собственное. И хотя на нем застыла гримаса боли, оно и сейчас выражало мрачную силу. За искаженной маской угадывался истинный облик верного пса Святой Церкви. Люгер поймал себя на том, что не хотел бы сойтись с монахом в поединке. Убить шуремита мечом оборотней – разве можно было придумать более зловещий и глубокий символ предательства?

– Я же обещал, что сегодня мы найдем здесь и медиума и жертву! – сказал Слепой Странник и расхохотался.

Его смех напоминал лай старого пса. Эти звуки отражались от стен и возвращались усиленными во много раз. Казалось, что сами камни святилища тоже смеются над человеческими заблуждениями и жалкими потугами смертных разгадать тайну вечности.

Внезапно дрогнули тени – каменная ловушка отпустила жертву. Монах рухнул на землю, все еще не приходя в себя. Одного взгляда на то, что осталось от его ног, было достаточно, чтобы понять – Афгедам Нохус больше никогда не сможет ходить, если вообще выживет.

Женщины, чью наготу едва прикрывали окровавленные платья, принялись танцевать вокруг тела. В их танце было что-то от возни птиц-падальщиков, дерущихся за кусок мертвечины. Резкие движения рук напоминали взмахи крыльев, скрюченные пальцы ног стали похожи на когти, глаза сделались такими же пустыми, как птичьи.

Потом одна из жриц начала топтать Нохуса, а другая упала на колени и поцеловала монаха ниже спины. Поочередно они то попирали бесчувственную жертву, то оказывали ей знаки извращенного почитания.

Хоммус и Люгер-старший взирали на это отвратительное действо с высокомерной благосклонностью. Слепой Странник веселился от души. Похоже, все пятеро никуда не торопились, уверенные в своем превосходстве над Стервятником. А Венга и так уже целиком была в их власти. У нее не осталось ни воли к жизни, ни желаний, кроме внушенных слугами Лебедя. И если Слот пока чувствовал себя до некоторой степени неуязвимым и защищенным от их влияния, то она окончательно запуталась в сотканной ими паутине мрачного колдовства.

И Люгер увидел: алтарь – это нечто большее, чем высеченное из камня подобие креста или скованная невероятной тяжестью птица. Демоны святилища пробуждались, а другие возвращались из вечной тьмы. И снова камни потекли, будто расплавленные жаром преисподней, – на поверхности алтаря появились рты, издававшие только мучительные стоны; к Люгеру тянулись черные руки со сведенными судорогой пальцами, словно десятки несчастных, с головой увязших в стынущей глине, все еще надеялись на то, что извне придет спасение…

Затем под этими символами безнадежности и вековых мук обнаружился следующий, более древний слой – запечатленная в резьбе по камню скверна, которая была надежно сокрыта в глубинах алтаря и не подвергалась разрушительному действию времени. Самая «невинная» сцена изображала ритуальное лишение девственности, причем орудием служил знак Спасителя. Тут же предавались безудержной похоти мужчины с козлиными головами. Женщины, у которых были кошачьи морды вместо лиц, сдирали кожу с младенцев и пожирали мясо повешенных…