Призрачный театр - Мэт Осман

Нет, она не поняла. Просто не задумывалась об этом. Хотя заметила, как искоса поглядывали остальные мальчики дортуара на поставленную дополнительно раскладную кровать.

Неужели ему хотелось говорить об этом? Она так не думала.

– Бесподобный, а ты не хочешь рассказать мне, как сам попал сюда? – решилась спросить она. – Я больше знаю о путешествии этого новичка, чем о твоем.

Он погладил ее по голове, но ничего не ответил. Потом тихо испустил долгий вздох.

– Я родился на этой сцене четыре года назад. Чудесным образом появился на свет, умея ходить и болтать. До этого не было ничего, ничего. Понятно?

Через пару минут он провалился в сон.

24

Если Лондон сравнить с живым организмом, то его кровью служили сплетни. Новости о представлении Шэй бурлили на улицах как дождевая вода. Низвергаясь с каждого карниза, она струилась по дорожным колеям вместе с нечистотами. Подобные ее истории сплетни с каждым новым рассказчиком обрастали страшными и зловещими подробностями.

«Странное создание, наполовину птица, наполовину мальчик, поведало королеве, где найти всех изменников в стране».

«Она спела песню, и ее голос завораживал слушателей и разбивал вдребезги все окна в округе».

«Она подобна сирене, вещает как прорицательница и сама воплощение смерти».

Эванс переселил ее в верхнюю комнату театра Блэкфрайерс, велев изобразить на стенах сельские пейзажи и установив там в качестве насеста сценический трон, спешно разрисованный танцующими воробьями. Целыми днями очередь из знатных господ и дам змеилась по двум лестничным пролетам, в то время как зал внизу заполнялся лишь наполовину. Они приходили простоволосыми и с благоговейным видом преклоняли колени, несмотря на то что Шэй говорила, что в этом нет необходимости. Блестя глазами, они смотрели, как руки с черными кинжально-острыми ногтями раздавали птичьи карты Таро. За день Шэй успевала сбиться со счета: пара десятков гаданий и падающие дождем монеты.

«Башня, Два Ястреба, Туз Воронов: высокие позиции, потеря и влияние».

Казалось, что Лондон способен вынести только одного из них. Чем быстрее прибавлялась публика Шэй, те быстрее она убавлялась у Бесподобного. Три новые пьесы подряд не привлекли внимания горожан, и все чаще по вечерам после представления мальчиков увозили на какие-то частные маскарады. Зачастую, когда охрипшая и отупевшая Шэй наконец возвращалась в их келью, Бесподобный уже спал на испачканных гримом простынях.

Шэй не знала толком, что именно Эванс знал о представлениях Призрачного театра. Он никогда не упоминал о них, но раз за разом, как раз когда она готовилась к репетиции, он приводил к ней какую-нибудь страдающую от любви герцогиню с неотложными вопросами и толстым кошельком, и Шэй застревала на своем насесте, в то время как Бесподобный, дожидаясь ее, ругался и топал по крыше над ней; в итоге еженедельные представления Призрачного театра стали играться раз в две недели, а потом и всего раз в месяц.

«Король Соро́к, Правосудие, Восьмерка Ястребов: контроль, мастерство и наказание».

Черные Стрижи Елизаветы изрядно почистили карту Англии, оставляя за собой множество брошенных в тюрьмы (и казненных) изменников. В народе ходили слухи, что они никогда не спят. Что они способны видеть в темноте. И что Шэй управляет ими посредством своих птичьих песен.

«Рыцарь Сорок, Королева Сорок, Повешенный: амбиции, решимость, время неопределенности».

Обычно Шэй умела сдерживать проявления своих талантов, управляя ими как объезженной лошадью. Опять же, легко заработав много денег, она отправила кругленькую сумму домой в Бердленд, становившийся для нее сонным наваждением. Где-то, когда-то, кто-то еще пророчествовал на обрядах Мурмурации, изумленно глядя на болотные небеса, в то время как Шэй, словно пойманная в клетку птица, распевала песни для разряженных лордов и леди. Кто-то еще кормил Лонана, держа его за руку, так же как Шэй держалась за лодыжку Бесподобного, пока он спал. Она пыталась спрятаться от этого осознания, пыталась задушить его грудами монет. Но когда она вгляделась в себя – отбросив макияж, лакированные когти, шелковые наряды и шелковые туфли, – то поняла, что больше не сможет вернуться домой. Из-за мыслей о Бердленде ее подарки родичам становились все более роскошными. Уже трижды без предупреждения она прерывала череду предсказаний и устремлялась на городские крыши, ведомая счастливым полетом Деваны. Она носилась по городу так долго, что ее ногти ломались и тупились, а ноги покрывались порезами. Эванс скулил о возвращении денег, но что он мог сделать? Он нуждался в ней. Впервые у нее появилась хоть какая-то власть, и Шэй втайне лелеяла эту мысль. Каждое утро он суетился, занимаясь ее мытьем и бритьем. Он даже пытался заставить ее поклясться в верности, наряжая во все более изощренные костюмы. Но все это время Шэй просто смотрела на него глазами Деваны.

Иногда они только вдвоем готовились к утреннему гаданию. Тихие звуки бритвы по ремню и пилки на ногтях. Затихший театр и слабое щебетание птиц. Эванс брал ее за руку с какой-то любовной нежностью, а она изучала пульс крови на его горле. Жестокие, безжалостные ногти и тайные мысли Деваны, звучавшие в ее голове: «Еще не время».

25

Душистые ароматы табака и каприфоли возносились к тонкому лунному серпику. Бабочки размером с ладонь трепыхались в потоке бренди. И тошнотворным сопровождением – ритмичные звонкие удары кожаной плетки по голой плоти. Шэй совершила ужасную ошибку, последовав сюда за мальчиками.

Бесподобный всегда тщательно скрывал от нее подробности частных маскарадов, но она научилась читать символические признаки их приближения, и сегодня вечером, когда все тайные знаки сошлись, она решила проследить за ним. В понимании Шэй любовь к ближнему означала разделение с ним и радости, и горя, даже если такое разделение не уменьшало, даже если оно удваивало боль. Сегодняшние знамения: тайный разговор Бесподобного с Алюэттой, оборванный при появлении Шэй; долгие часы, потраченные Бланком на изготовление костюмов, не имевших ни малейшего отношения к их репертуару; покрасневшие глаза и обкусанные ногти Пейви. Видя все это раньше, Шэй уже знала, что теперь надо ждать внезапного появления на заднем дворе черной кареты Эванса, она будет стоять там наготове, запряженная лошадьми.

Из своего укромного наблюдательного пункта на крыше театра она не могла точно разглядеть, кто садится в карету, но в глубине души не сомневалась, что среди них был и Бесподобный. Черный блеск крыши кареты был легко различим под лунным светом, и она следовала по крышам ее маршрутом по западному району Лондона, видя, как толпы людей, точно птицы, бросаются врассыпную, не желая попасть под колеса. И не только она следовала по этому пути.