Призрачный театр - Мэт Осман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что, старичок, надо тебе отдышаться? Твоя публика явно расстроилась бы, видя, как ты тут пыхтишь, точно загнанный зверь.
Не разгибаясь, Бесподобный махнул рукой в сторону шумящей внизу улицы.
Дверь театра заслонила компания людей. У входа стояло два наемных экипажа, запряженных зашоренными лошадьми; кто-то явно послал слуг вперед, чтобы забронировать лучшие места. Стайка из шести девушек, не разговаривая друг с другом, делали вид, будто они не просто так ошиваются поблизости. Они постоянно дожидались здесь Бесподобного, несмотря на то что число его театральных поклонников заметно уменьшилось. Но за ними топталась еще более скудная группа: приверженцы Шэй. Ее неизменно удивляло и беспокоило, что такие люди вообще существуют. Они выглядели гораздо скромнее и вели себя тише, чем девушки, поджидавшие Бесподобного. Уличные беспризорники, все безмолвные, зачастую калеки с грязными всклокоченными волосами и одышливые старики. Они бросались вперед, стремясь прикоснуться к ней, словно рыбы, всплывшие на поверхность за насекомыми. Пальцы теребили ее подол, руки тянулись к ее коленям. Каждый день она пыталась поговорить с ними, и каждый день они упорно молчали. Просто бросали на нее взгляды и тут же опускали их к земле.
– Здравствуйте, – сказала она, как обычно. – Здравствуйте. Здравствуйте.
Она открыла двери. После зимнего солнца вход в театр казался прямоугольным черным провалом, Шэй даже не успела переступить порог, поскольку за плечо ее сразу схватила и чья-то властная рука.
– Где тебя, черт побери, носило? Ты уже пропустила два назначенных сеанса предсказаний. Мне пришлось посадить вместо тебя Пейви в птичьем парике, – Эванс покачал головой, – у меня двадцать предприятий в городе, и только в этом театре не все выполняют мои требования, – в его голосе явно звучало возмущение: Шэй собирались дать обидный, публичный урок, – неблагодарная придурочная девчонка! Думаешь, я не знаю о восьми пенсах твоих вчерашних чаевых? Тебе следовало бы на коленях благодарить меня… если бы не я, ты прозябала бы в своем Птичьем болоте, поклоняясь там своим уткам и поедая всякую дрянь. Ты хоть понимаешь, дикарка, что ни разу не сказала спасибо за все, что я тебе дал?
– Не называйте меня так! – невольно вырвалось у нее. Ее лицо покраснело, она едва сдерживала слезы.
За происходящим с жадностью наблюдали все окружающие: поклонницы Бесподобного, ее приверженцы, кучера и подмастерья.
Эванс довольно кивнул, не снимая рук с ее плеч. Он стоял так близко, что она почувствовала запах съеденного им мяса.
– Именно дикарка. Ублюдочный цыпленок. Пожирательница червей! Я буду называть тебя как мне заблагорассудится, ты принадлежишь мне.
Слова звучали хлестко, как пощечины. Они напоминали школьные перебранки, какие она слышала от старших школьников, но из-за них, словно обезумев от обиды, она тут же выпалила:
– И для таких, как вы, есть много не менее хлестких прозвищ! Жиртрест, Плешивая жаба, похититель детей, вор!
Его лицо ничуть не изменилось. Более того, выражение его лица хранило такое спокойствие, что Шэй не сразу поняла, что же именно все-таки изменилось. Продолжая держать руки на ее плечах, он начал яростно проталкивать большие пальцы под ее ключицы. Именно боль привела ее к осознанию. Изогнувшись, она попыталась вырваться из его хватки, но он со всей силы придавил ее к земле. Слишком поздно она почувствовала, какая сила скрывается под его жировыми складками.
Двое его приспешников с жадностью следили за ними, стоя около наемных экипажей. Он вывернул ей плечо, вынудив склонить голову набок, и прижался губами к ее уху.
– Неужели ты назвала меня вором? – насмешливо, не зловеще спросил он.
– Я пошутила, глупая шутка, – пробормотала она.
– Эванс, прекратите! – крикнул Бесподобный, отвернувшись от своих поклонниц.
– Ах, лорд Бесподобный! – даже не обернувшись откликнулся Эванс. – Вот еще один неблагодарный бродяга. Разве у нас нет дел нынче утром?
– Эванс, нам уже пора быть в комнате для переодевания. Мне нужно заняться гримом и костюмом. Шэй собиралась помочь мне.
– Ах, ты же играешь нынче богиню Диану, – рассмеявшись, бросил он, – сомневаюсь, что этой дурнушке известно, как сделать тебя более женственным, – он с силой вдавил палец в плечо Шэй, – и вообще, у нас тут ценная поучительная беседа. Наша подруга думает, что я похищаю мальчиков. Кто бы, интересно, мог внушить ей такую идею?
– Да ерунда, Эванс, – плечи Бесподобного поникли, – она имела в виду совершенно другое.
– На самом деле, по-моему, ты не ответил на мой вопрос, – обдумав слова Бесподобного, заявил он и вновь склонился к Шэй.
– Почему бы тебе не рассказать всем, каких именно мальчиков, по-твоему, я мог украсть? – Его ногти резко вдавились в ее плоть, и Шэй вскрикнула от боли. Толстые пальцы и черные кольца. Потные и мясистые. Она понимала, что ей следовало бы заткнуться, но на них смотрело слишком много зрителей.
– Трасселла, – пробурчала она.
Эванс поднял ее с колен и хлопнул по спине. Теперь стайка ее поклонников на углу могла лучше видеть, что с ней происходит.
– Трасселла, – повторила она, – вы стащили его на улице, как спелый персик. И Пейви. Говорят, вы водили его по закоулкам, как ярмарочного шута, – она перехватила взгляд Бесподобного, но его лицо не отражало ни малейших эмоций, – и лорда Бесподобного. Забрали из семьи, где его любили и лелеяли и до сих пор скучают по нему.
Эванс отступил назад. Ей явно удалось удивить его.
– Однако наш воробушек решил сегодня сыграть ястреба? Такого мы еще не видели, не так ли?
Он похлопал себя по камзолу, порылся за пазухой, но так ничего и не достал.
– М-да, Трасселл. Симпатичный малыш Трасселл. Да мне он на дух был не нужен. Разве ты не заметила, какой он медлительный тугодум? И только и знает, что хныкать. Он скучает по своей семье, он скучает по своей собаке, – он передернул плечами, – в общем, с ним чертовски много хлопот. Но, к сожалению, кое-кому он очень понравился. Очень понравился, воробушек, твоей старой подруге, королеве. Она услышала однажды его пение в церкви Святого Павла, и мне пришлось выполнить ее приказ. «В пении Трасселла нуждаются дворцовые празднества». Пока он еще слишком юн и неуклюж, но как только его таланты расцветут… хотя в его
