Алуим - Виталий Иконников

Алла смотрит на меня с непониманием и растерянностью. Но неловкий момент длится недолго. Во дворе за окном начали драку двое парней. Раздаётся грохот, крики, голова младшего брата Матвея ударяется о стекло, осколки со звоном сыпятся на пол занятой нами комнаты…

Интимная обстановка закончилась.

глава 12

— Тут одну чушь пишут, — говорю Татьяне. — Вообще полная ахинея.

— На других сайтах то же самое. Уже с десяток их просмотрела.

— Зачем люди это придумывают?

— Не знаю. Зачем люди фотографируют еду или кидают себе на страницу рецепты, по которым никогда не будут готовить?

— Это другое, — улыбаюсь я. — Глянь комментарии. Такое чувство, будто все только тем и занимаются, что духов вызывают.

— Может, так и есть. Просто мы отсталые, — смеётся Татьяна. — А вообще ты предвзят. Если кому-то рассказать твои истории, их тоже назовут ахинеей и спишут на наркоманию.

— Ну да…

Мы с Татьяной сидим за её компьютером и просматриваем форумы по приворотам, заклинаниям и способам контакта с умершими людьми. Чего тут только нет: и манипуляции с клоком чужих волос, и пропускание мочи через обручальное кольцо, и многократное повторение вслух имени умершего в полночь перед зеркалом с горящей свечой в руке. Последний вариант, кстати, кажется самым адекватным, но и он мне не пригодится, ведь я не знаю имён ни одного из «гостей». Открываю следующую вкладку браузера…

После вечера с Аллой общаться с Татьяной стало намного легче. Странная арифметика, но всё именно так. Два месяца я сваливал свои плохие черты характера и прошлые поступки на паразита, включив детский гонор, обособляющий от чужих обид и претензий. Мнил себя хорошим, но обманутым, будто весь мир мне что-то должен. Но в прошлую пятницу я снова вспомнил, что я плохой человек. Каждый сделанный выбор — мой личный выбор. Мне надоело метаться между двумя женщинами. И когда на следующее утро я выбросил из головы все остатки сексуальных желаний, дружеское уважение по отношению к Татьяне вернулось само собой. Ну а что касаемо мыслей об отношениях… похоже, я просто никого не умею любить.

— Так что будем делать? — спрашивает Татьяна.

— Вариант всего один.

— Действительно хочешь курить этот порошок?

— Нет. Но придётся.

— Тебя никто не заставляет.

— Старуха не просто так мне его дала.

— Давай хотя бы дома, — предлагает Татьяна. — Зачем в сад-то идти?

— А ты сможешь нормально здесь спать, если у нас всё-таки получится?

— Убедил.

У Татьяны проснулась инициатива в наших мистических делах. Возможно, это признак того, что меня простили. Она перекопала половину интернета в поисках хоть какой-нибудь информации, а когда её мать ушла на работу, заварила сразу две разных старухиных травы и позвонила мне. Конечно, курить сальвию Татьяна не будет, но предлагать ей не присутствовать на эксперименте я уже не имею права.

— Как там отвары? Настоялись?

— Должны.

— Ну что, уже час ночи, — поднимаюсь с кресла. — Давай собираться.

Татьяна выключает компьютер и надевает чёрную олимпийку, в которой она вместе со мной пробиралась в заколоченный дом старухи. В сентябре по ночам прохладно. У меня никак не получается назвать старуху Ядвигой. Странное у неё имя, ядовитое. Странные имена в последнее время не редкость, но я к ним до сих пор не привык. Мы идём на кухню. В двух литровых банках нас ждут остывшие и сцеженные отвары трав. Вариантов оставалось всего шесть, и на этот раз Татьяна заварила две разных травы, сохранивших зелёный цвет. Не знаю, зачем в действительности нужны отвары. Тогда у старухи я выпил целую кружку, но никакого заметного эффекта не ощутил. Моё тело дрожало исключительно из-за влияния паразита. Акульи зубы и разбивающееся об моё лицо небо, после которого я потерял сознание — «бонус» от трёх затяжек сальвии. Однако мы с Татьяной всё равно выпьем, ведь таков регламент. Она — один отвар, я — другой. Татьяна не видела старуху в рухнувшем доме, значит, и сейчас вероятность кого-то увидеть для неё минимальна. Но она хочет участвовать, а не быть сторонним наблюдателем. Забавная. Сохранится ли этот энтузиазм, когда я начну бормотать несуразицу в галлюциногенном бреду?

— Если по факту, я просто решил кайфануть на природе.

Не знаю, какова доля юмора в моих словах. Естественно, удовольствия ожидать не приходится.

Татьяна улыбнулась:

— Ты эстет: не каждый предпочитает курить наркотики среди ночи в саду, сидя в деревянном кресле-качалке.

— Кресло у тебя и вправду зачётное.

Широкое, рассчитанное на двух человек, из тёмной породы дерева, лакированное, с замудрёными завитушками на подголовнике — настоящий раритет. Татьяна говорит, оно досталось им от прошлых хозяев дома.

— Может, сразу здесь отвар выпьем? — предлагаю я.

— Чтобы и в доме пол изгадить? Нет уж, — в памяти ещё свежа уборка после нашего предыдущего эксперимента. — Вытаскивай из кладовки кресло, а я пока возьму всё, что нужно.

В саду темно и тихо. Небо затянуто облаками, луны практически не видно, из-за чего ночь сделалась особенно чёрной. По открытому пространству не гуляет ветер, не врывается в кроны деревьев, не шумит листвой. Даже как-то странно. Тридцать три больших силуэта разной высоты и пышности создают мрачный запутанный лабиринт, молчаливый, волнующий. Яблони, груши, сливы, черешни, персиковые — все они словно бы спят, слегка посапывая. В сторону реки тянется широкая, годами протоптанная тропа, отделяющая землю бабы Лены от владений Татьяны и её матери. Уходить к «могиле» мы не стали, расположились под большой грушей. «Могила» — невысокий холм у дальней границы нашего земельного участка, густо заросший бурьяном. На нём все ближайшие соседи сжигают мусор. Холм находится на приличном расстоянии от домов, и пламя не представляет опасности. Там никто не похоронен, и я не знаю, откуда взялось это название. Но мне нравится, как люди произносят его через «ы» с характерным для Украины, не передаваемым на бумаге звуком «г» — мо «гы» ла.

Притащить кресло оказалось непросто, оно тяжёлое, хотя по виду и не скажешь. Ставлю спиной к нашему дому, предполагая появление «гостей» из глубины сада. Садимся. Жёсткое, но качаться в нём и вправду классно.

— Почти как английский лорд, — демонстративно задираю нос и включаю фонарь, освещаю им снизу вверх своё лицо. Поднимаю взгляд, смотрю, насколько высоко пробивается свет сквозь крону. Это ранний сорт груши, все плоды уже давно сорваны или осыпались. Так что, как Ньютону, на головы нам ничего не упадёт.

— В какой момент тебя перестали пугать встречи с мёртвыми? — спрашивает Татьяна.

Я только хотел ляпнуть что-то про свой