Возвращение чудес - Владимир Крышталев

Жалобно пропела свою последнюю песню лопнувшая в огне тетива. Дуга резко дернулась, разогнувшись. Во все стороны полетели искры.

И почти сразу же самопроизвольный костер погас. Словно, испортив оружие, он вполне насытился.

Де Лири схватился за рукоять меча. Сталь тихо вжикнула, выпархивая из ножен. Парень сделал шаг вперед, принимая боевую стойку.

— Я не буду устраивать дуэли с тобой, — сказал незнакомец, который так и не изменил своего положения. Острие меча теперь подрагивало в каком-то шаге от его груди. — Ты хочешь напасть на меня, безоружного?

— Ты колдун, — выдавил из себя де Лири, пытаясь облизать пересохшие губы.

— А ты — палач, — еще жестче, чем прежде, ответил незнакомец.

Каким-то образом он сумел подобрать такой тон, что сказанная фраза проняла даже графа де Льена. Парень же дернулся от этих слов, как будто его ударили.

— Ну вот, — продолжил незнакомец, — мы обменялись ярлычками. Впрочем, я не прав. Ты — наследный дворянин, променявший доблесть битв на черную работу ночного убийцы. Как можно назвать того, кто прячется за маской друга и тайно готовит нож? Работа палача честна, в ней нет лицемерия, лжи, обмана, недомолвок. Ты не палач. Это — хуже.

Де Лири стоял, как вкопанный. Он не нападал, хотя противник был открыт, и хватило бы единственного движения. Вместо этого парень пробормотал:

— Он предатель.

— Еще один ярлычок, — отметил незнакомец. — В чем он тебя предал? Тебя лично?

Молодой барон сглотнул. Графу казалось, что парень давно бы перерезал неожиданной помехе горло, однако сейчас его удерживал страх. Де Лири боялся, что старый добрый меч против незнакомца тоже окажется бесполезным.

— Не меня, — услышал де Льен. — Моего короля.

— И ты видел это предательство своими глазами?

Тишина. Где-то неподалеку задорно чирикнула какая-то птичка, ей ответила другая, затем чириканье удалилось. Опять тихо.

— Молчишь, — произнес незнакомец. Теперь он говорил просто, без нажима. — Ты думаешь, вы здесь изобрели какой-нибудь новый метод. Разочарую тебя. Неугодных людей объявляли предателями в сотнях миров и на протяжении тысячелетий. Они не были предателями на самом деле, они просто становились лишними. Но поверивший в клевету — такой же преступник, как и придумавший эту клевету. А грех убийства остается грехом.

— Ты колдун, — зачем-то повторил парень.

— Нет.

Голос незнакомца прозвучал так, что граф сразу принял сказанное всем сердцем. Жерар никогда не встречал настоящих колдунов, способных творить хотя бы что-то подобное увиденному сегодня, однако представлял их совсем другими. Злыми, коварными, в черных плащах, с набором магических принадлежностей: высушенных жабьих лапок, пауков и прочей мерзости, без которой никакого колдовства быть не может. А этот человек был открыт… и чист. Он не заколдовывал стрелы — те сами улетали прочь. Так, словно попросту не смели к нему прикоснуться.

Незнакомец тем временем продолжил:

— Силы, которые оберегают меня, проще и выше колдовства. Ты видишь это сам. Твоя душа различает добро и зло. Она чувствует правду. Убери меч.

Он сказал это просто, без приказа. И де Лири послушался. Лезвие дрогнуло, опускаясь, а затем оружие вовсе вывалилось из руки.

С изумлением граф де Льен увидел, как человек, пытавшийся его убить, рухнул на колени и зарыдал.

11 глава

В жизни всегда все делается не так, как планируешь. Ну откуда я мог знать, что увижу в лесу банальное грязное убийство?

Догадаться, что к чему, было легко, даже не прибегая к телепатии. Убирать ненужных людей начали задолго до моего рождения, особую фантазию при этом проявлял мало кто, и потому мне хватило одной услышанной фразы. «Здесь ничего личного. Я только выполняю просьбу короля», — сказал молодой парень, держащий своего собеседника на прицеле короткого лука. Хорошенькие просьбы!

Впрочем, я не торопился. Послушал еще, обдумывая свои дальнейшие действия. Броситься на парня сзади, сбить прицел? Вряд ли выйдет: он готов стрелять при малейшем подозрительном шорохе, а совсем уж бесшумно я не смогу подкрасться. Метнуть ему что-нибудь в темечко? Но под ногами — никаких камней. Да и опять же, он вполне способен выстрелить, теряя сознание.

Когда медлить больше стало нельзя, я сделал единственное, что смог придумать. Как можно более спокойным тоном я его окликнул:

— А можно тебя кое о чем попросить, мальчик?

Невозмутимость часто оказывает на людей удивительное действие. Она охлаждает слишком пылких, или взвинчивает бесстрастных. На мой взгляд, в данной ситуации только она одна могла сдержать готовую сорваться стрелу.

Я ошибся. Либо парень чересчур нервничал, либо здешние люди чем-то отличались от нормальных. Тетива была мгновенно спущена.

В этот самый момент мое внутреннее состояние как-то неуловимо изменилось. Я толком не понял, что произошло. На миг я как будто стал этой самой стрелой, ее полетом. Я ощутил заданный мне импульс и увидел цель впереди. А затем очень легко, без малейшего напряжения воли или чего там еще, одним лишь пожеланием, изменил траекторию смертоносного снаряда.

Через секунду мне пришлось проделать то же самое со второй стрелой. На сей раз летящей в мою грудь. Потом с третьей.

Именно во время этих молниеносных действий я в полной мере прочувствовал, что мои способности реальны. Это была уже не призрачная игра мысленного зрения, насчет которой никогда не скажешь точно, видел ты это или вообразил. Раньше я порой прорывался в мир чудес, делал что-то невероятное, но эти «проколы» не поддавались прогнозам, и после них всегда следовал откат назад, к прежнему состоянию. Я не мог произвольно управлять своими парапсихологическими способностями, а значит, на них нельзя было рассчитывать. Однако теперь следовало признать: длительные тренировки все-таки принесли пользу. Кое-чему я научился — и научился твердо.

Эта неожиданная смена точки зрения на самого себя привела к странному духовному подъему, но одновременно — к обособлению от людей, которые находились передо мной. У каждого из нас бывают моменты тщеславия. Стоит ли удивляться, что я — пришелец из куда более цивилизованного мира, да еще и со способностями, данными не каждому, — почувствовал себя неизмеримо выше остальных?

Какое впечатление это произвело в сочетании с моей неуязвимостью, я полностью осознал, лишь когда парень упал к моим ногам. Но давать задний ход было уже поздно.

— Поднимись, — сказал я с умеренным пафосом в голосе, одновременно размышляя о ситуации, в которую попал отчасти по своей вине, а отчасти — по воле обстоятельств. Ну что меня подтолкнуло вовсю демонстрировать чудеса? Чародеем я успел прослыть, еще когда был простым сельским знахарем и ничего экстраординарного не делал. А теперь эти двое меня точно записали куда-нибудь в ангелы Господни — с их-то религией.