Девочки Гарсиа - Хулия Альварес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я уже говорила, в угольном сарае водились привидения. И это было делом рук Пилы. Раньше – до Пилы – угольный сарай был просто угольным сараем. Но потом появилась Пила и вдобавок к пяти бумажным пакетам со своими вещами принесла с собой сказочных чертей и сказочных привидений, свои трансы, свои совокупления с духами и свои «Я вижу нимб вокруг твоей головы, держись сегодня подальше от воды!». По ее утверждению, все эти духи жили в угольном сарае. Так и получилось, что ко времени моего барабана в угольном сарае водились привидения. Стоит добавить, что ко времени барабана Пилы уже не было. Она провела у нас пару месяцев и как-то в воскресенье исчезла. Дом погрузился в математический хаос. Пересчитывались простыни. Составлялась опись одежды. Мами и другие служанки сложили дважды два, и вышло, что мы почти два месяца жили с воровкой!
– Тем хуже для нее, – сказала моя мать, – потому что с такой кожей она далеко не уйдет.
И в самом деле, на следующий же день ее задержала полиция. К тому моменту моя мать вспомнила о своем американском образовании и решила, что подавать в суд было бы жестоко. Бедная женщина не знала, что можно и чего нельзя. Пусть забирает десять своих пакетов и идет с миром. И она ушла, оставив после себя целый угольный сарай чертей и гоблинов, поэтому к тому времени, как я лишилась барабанных палочек, войти в сарай было настоящим безрассудством.
В день, когда я забрела в угольный сарай в поисках неприятностей, у меня были барабан на бедре и два маленьких нагеля[115] вместо барабанных палочек. Пилы не было с нами уже несколько недель. Входя, я так сильно распахнула дверь, что петли застонали, – то были черти, которым я придавила пальцы и прищемила острые носы. Ослепленная лучом света, прорезающим темноту, будто нож, я на минуту замерла на пороге. Постепенно я различила восемь-девять стоящих и пару опрокинутых бочек. Под ногами хрустели угольные брикеты. Я осмелилась пойти дальше. Постояв в конце луча света, я отважилась ступить мыском ботинка в темноту. Мое сердце колотилось. Я наклонилась над ближайшей стоящей бочкой и посмотрела внутрь, наполовину ожидая заглянуть в глаза черту, взирающему со дна глубокого колодца. Но как бы не так – бочку наполовину заполняли угольные брикеты. Следующая бочка была полна на четверть, еще в одной был только шлам[116]. Нивея, новая прачка, опустошала бочки неэффективно, безо всякой системы.
Последняя бочка пряталась за остальными. Я заглянула в нее, и она оказалась полной. Внезапно что-то зашевелилось, пискнуло, маленький розовый ротик раскрылся в зевке; он был такой розовый и влажный, что в угольной бочке это казалось невозможным. Ротик закрылся, открылся еще один, и из него донеслось:
– Мяу.
Два или три ротика хором завыли:
– Мяу-мяу.
Я мгновенно выбрала котенка с четырьмя белыми лапками и белым пятнышком между ушек, который, в отличие от остальных, по недомыслию потерявших носочки и шапочки, выглядел полностью одетым. Этого диковинного котенка я присмотрела для себя.
Но я не стала ни трогать, ни гладить ни его, ни его братьев и сестер. В то время мои знания о природе состояли из нескольких правил, которые я путала между собой, поэтому при случае я понимала, что что-то должно быть сделано, но не вполне осознавала, что именно. Во время грозы следовало встать под дерево или в открытом поле, чтобы дерево не упало на меня. Найдя гнездо с соловьиными яйцами или птенцами, нельзя было его тревожить, а то мать покинет птенцов, и тогда они умрут. Или это были не птенцы, а котята? Я не была уверена. Еще я смутно помнила страшилку про злобную мать-кошку, которая выцарапала глаза тому, кто угрожал ее малышам. Я не хотела учиться обращению с котятами на горьком опыте. Стало быть, мне нужно было расспросить взрослого, который бы все это знал; между грозами и птенцами я могла бы незаметно вставить вопрос про котят. Но кто из взрослых разбирался в котятах? Точнее, кто из взрослых разбирался в котятах, но не догадался бы о моем секрете? Мами не подходила в обоих случаях; мамита ничего не знала о природе, на которую у нее, как она утверждала, была аллергия, в связи с чем ей приходилось ездить за покупками в Нью-Йорк, где, по ее словам, не было никакой природы, – я обещала себе, что когда-нибудь решу эту загадку; спрашивать тетю Изу было бессмысленно: она засмеялась бы своим ухающим смехом и стала бы с писком и мяуканьем носиться вокруг, притворяясь одновременно птенцом, соловьем и котенком, пока вся семья не догадалась бы, что я затеяла; а Пилы, которая знала обо всем на этом и том свете, Пилы, конечно же, не было.
Не зная, что предпринять, но понимая, что, если я буду стоять и обдумывать варианты действий, мать-кошка вполне может прийти и ослепить меня, я вышла из угольного сарая и принялась шататься по двору. Я в отчаянии подняла крышку барабана и уже собиралась достать свои нагели и забарабанить как никогда громко, но увидела незнакомого мужчину, проходящего через наш двор в направлении рощи диких апельсиновых деревьев, тянувшейся за нашим забором. Его сопровождала собака, вернее, собака забегала вперед, замедлялась, нюхала землю, гавкала, гонялась за бабочками и еще дюжиной разных способов делала мир безопасным для своего хозяина. Мужчина был энергичный, красивый и сказочный, одетый в галифе и сапоги для верховой езды. У него были эспаньолка, усы, из-за которых я заподозрила в нем черта, и ласковая, веселая манера обращаться к собаке, развеявшая мои подозрения. Он не видел меня и шел не дальше чем в десяти ярдах, когда собака завертелась, подняла нос и вскинула согнутую лапу. Мужчина остановился и посмотрел в небо. В этот момент я заметила, что на его плечевом ремне дулом вверх висит ружье. Собака залаяла.
– Тише, тише, – обратился мужчина к собаке. – Где твои манеры? – Потом он повернулся ко мне, и кончики его усов поднялись в улыбке. – Добрый день, маленькая мисс. Надеюсь, Каштанка вас не напугала?
Я оглядела мужчину, его ружье и собаку, которая совала нос туда, куда собаки всегда суют нос людям. Детское чутье подсказывало мне, что этого мужчину можно не опасаться, потому что иногда незнакомцы, с которыми дедушка знакомился в путешествиях, приезжали в гости и забредали на наш участок. Но меня беспокоило, что собака бегает без поводка, когда рядом, в сарае, семеро котят.
Собака понюхала мой барабан.
– Слушайте, – сказал мужчина, – что это у вас там?
– Барабан, – сказала я, выставив его перед собой, – только я потеряла палочки. – Я подняла верх и наклонила барабан, показав ему два нагеля. – Приходится пользоваться этими, и звук уже не тот.
– Разумеется, – к своей великой чести, согласился мужчина. Он опустился на корточки рядом с собакой. Его сапоги для верховой езды скрипнули.
– Насчет барабанных палочек… – начала я, а потом, чувствуя, что передо мной тот, кто мне нужен, засыпала его вопросами: – Можно ли играть с котенком, или мать бросит его или ослепит тебя, если поймает? И когда можно забрать котенка от матери к себе домой?
– Так! – сказал мужчина, глядя на меня пристальным, но приветливым взглядом. – Насчет барабанных палочек, говоришь? Видишь ли, как внутри твоего барабана