Немного магии (СИ) - Ахметова Елена

Я посмотрела туда и с нездоровой мстительностью подумала, что Кавьяр снова ошибся. Город был в опасности вовсе не из-за полукровки.

Над западной окраиной Геполиса изгибалась тонкая воронка зарождающегося смерча.

Фасулаки прокричал что-то ещё, не выпуская из рук заборчик, и топнул босой ногой по дороге. Земля под нами с Хемайон вдруг резко ушла вниз, формируя не то закрытую колыбель, не то звериную берлогу, в которой можно было переждать магический бой. Свист ветра в ушах оборвался, и я наконец-то услышала свой собственный крик.

— Тэрон! — я подхватила юбки и попыталась выбраться наружу, отчётливо ощущая, что наше подземное убежище все ещё движется вглубь, а округлое отверстие выхода отдаляется с каждой секундой. Фасулаки, как обычно, не мелочился. — Тэрон!

— Стой! — Хемайон повисла у меня на спине. — Стой!

С этим у меня тоже не сложилось. Стоило ей всем весом навалиться на мои плечи, как я потеряла равновесие и упала на земляной пол убежища, больно ободрав ладони.

— Ты ему сейчас ничем не поможешь!

Наверное, она была права. Но внятного диалога у нас опять не вышло.

Сперва я почувствовала уже знакомое умиротворение — будто пушистое облачко в груди. В голове прояснилось, ладони перестало обжигать бесконтрольным даром, и я выдохнула с облегчением… а потом облачко обернулось ледяной глыбой.

Кажется, теперь я понимала, что имел в виду Тэрон, когда говорил, что не может согреться. Только теперь это было совершенно не важно.

На стенах убежища танцевали огненные отсветы, но источником была не я. В отверстии, ведущем наружу, виднелось рыжее зарево — и больше ничего. Воздух стал сухим и жарким, как в пустыне; я всё-таки вывернулась из хватки Хемайон и медленно подползла к выходу — не столько потому, что передумала бросаться на выручку, сколько из-за внезапной слабости в промерзших ногах.

Воронка смерча больше не была серовато-белой. Теперь ее обвивало пламя — не гаснущее от ветра, а напротив, раздуваемое им.

— Тэрон, — бессмысленно повторила я, хотя думала вовсе не о полуэльфе, а об Ианте Патрину.

Фасулаки говорил о ней как о женщине с талантом к организаторской работе. Староста, старшая по женскому крылу, царица журналов посещаемости и королева расписаний — такой она была в его глазах.

Димитрис ни слова не сказал о великом магическом даре. А вот королевский рекрутер вспоминал, как Ианта умудрилась до такой степени переполнить накопители, что расплавила трубы над печами.

Кажется, профессор Биант забыл упомянуть, что сделала она это в тот же день, когда спалила зал накопителей.

Потому что маг воздуха мог усилить ее способности безо всякой тхеси — просто раздув огонь… а ещё это означало, что с моим даром профессор Биант был способен добиться гораздо большего, нежели подпаленный зал накопителей. Я бы не слишком удивилась, если бы ему удалось-таки устроить пожар масштабом с город!

Фасулаки, видимо, подумал о том же, что и я, а потому задерживаться на своем посту не рискнул — как и геройствовать в одиночку. Не прошло и минуты, как он скатился в яму к нам с Хемайон и тут же вцепился мне в плечи. Я вздрогнула от неожиданности: ладони у него были горячими, как угольки.

Или это я так сильно замёрзла?..

— Это тхеси, — слишком быстро заговорил Фасулаки, тревожно всматриваясь в мое лицо. — Тэрон не смог справиться своими силами и теперь тянет из тебя дар. Только вот на расстоянии он не способен определить, когда остановиться, и уже взял слишком много. Тебе придется самой оборвать передачу.

— Как? — спросила я и сама удивилась тому, как тихо прозвучал мой голос.

Фасулаки пробормотал что-то нелестное о первокурсниках и профессоре Кавьяре, который так и не преуспел в преподавательском деле, но прервал сам себя, тряхнув головой.

— Сосредоточься на том, чтобы использовать дар самой. Сейчас его уже не хватит на двоих, и связь оборвётся.

Легко сказать! Сил уже и в самом деле не хватало. Даже когда я опустила взгляд на собственный подол и вяло подумала, что неплохо бы его высушить наконец, дар не отозвался. Словно и не было у меня никакой власти над огнем.

— Соберись! — потребовал Фасулаки, ещё сильнее сжав пальцы на моих плечах.

Я с опозданием осознала, что практически повисла на нем. Силы утекали гораздо быстрее, чем казалось поначалу, причем уже не только магические. Я попыталась вспомнить, что читала об истощении у необученных магов, но стоило только прикрыть глаза, чтобы сосредоточиться, как навалилась густая, тяжелая темнота — а через мгновение я пришла в себя из-за того, что меня встряхнули, как тряпочную куклу.

Фасулаки уже не удерживал меня на ногах. Он сидел на земляном полу ямы, а я лежала на коленях у Хемайон — такой бледной и испуганной, словно ей предстояло вернуться в тот проклятый подвал.

— Совсем холодная, — растерянно пробормотала подруга, сжав мои ладони, и подняла взгляд на Фасулаки. — У нее никогда не бывает холодных рук. Это у Тэрона вечно…

Неправда. Когда Тэрон прикасался ко мне, руки у него всегда были теплыми. Выходит, он тянул мой дар постоянно? Даже когда в этом не было никакой нужды?..

Фасулаки тоже взял меня за руку, будто не поверил Хемайон на слово и хотел убедиться лично. Ничего утешительного не нащупал, но подхватил меня и перетащил к себе. Я не пыталась сопротивляться: он был теплее, а сил у меня уже не оставалось.

— Аэлли, они же спалят весь Геполис, если ты их не остановишь, — беспомощно пробормотала Хемайон и обхватила себя руками.

Это я и так понимала. Воздушный дар при правильном применении, оказывается, мог куда больше, чем просто вентилировать подземные шахты и разносить цветочные ароматы по бальным залам: изолировать магов земли от их стихии, создавая каверны, лишать магов огня контроля над пламенем, делая применение их способностей попросту опасным для них самих… только вот с водой выходило хуже. Если бы профессор Кавьяр не противостоял Тэрону, кто знает, понадобилась бы полуэльфу тхеси?

Зато город точно пришлось бы отстраивать заново. И, возможно, еще придется, если я не возьму себя в руки.

Наверное, у меня бы даже получилось — спустя какое-то время. Но Фасулаки не выдержал первым.

— Прости, но… — он не договорил и нагнулся ко мне, смешивая дыхание.

Взгляд у него стал пьяным и расфокусированным, а глаза — совсем черными. Димитрис держал их открытыми до последнего — как и я, все еще не веря, что он посмеет.

Где-то позади ахнула и тут же затихла Хемайон. Димитрис целовал меня увлеченно и самозабвенно, кажется, вовсе позабыв, что над нашими головами выла и стенала буря, обрывая цветы с придорожных кустов, и смятые лепестки осыпались в ненадежное убежище. На какое-то бессовестно яркое мгновение я тоже забылась, растворившись в собственных впечатлениях: его закрытые глаза, тени от ресниц, внутренний трепет, какая-то беспомощная нежность в поддерживающих меня руках, теплые и мягкие губы… они уже не казались обжигающе горячими, и я наконец-то опомнилась.

Леди не пристало раздавать оплеухи. Столь деликатным созданиям должно становиться дурно от одной мысли о грубости и насилии, а от самой идеи влепить пощечину пылающей в прямом смысле ладонью, пожалуй, следовало вовсе свалиться в обморок — чтобы никто уж точно не засомневался в утонченности и кисейной нежности натуры.

Но я, по совести, и так полулежала. Вдобавок Фасулаки от удара дернулся, зашипев, и выронил меня на пол. Не полноценный обморок, от которого предполагалось очнуться на кушетке в бальной зале, окруженной обеспокоенными лицами, пока лакеи старательно обмахивают пострадавшую веерами, но на худой конец…

К тому же я сообразила, что Фасулаки сделал — и зачем. Мой дар активизировался, когда меня захлестывало азартом — или гневом. А на ставки и пари времени у нас определенно не было.

— Спасибо, — пробормотала я, избавив его от необходимости объясняться. Еще и исповеди от него моя стыдливость точно не вынесла бы.

Фасулаки потер щеку, на которой остался отчетливый отпечаток моей ладони, и выдохнул.