Мастерство режиссера - Н. Зверева

Однако у актеров, писателей, людей творческих опыт эмоциональный, как правило, значительно богаче опыта жизненного. Их нервная система чутко откликается на всякое серьезное жизненное явление, рождая цепь сложных образных ассоциаций, а гибкое, подвижное воображение развивает их, преобразует и надолго сохраняет затем в кладовой эмоциональной памяти.

Эмоциональная память питает обстоятельства роли даже, казалось бы, очень далекие от жизни актера, делая их не просто понятными, но неожиданно узнаваемыми в отдельных деталях и частностях, и, наконец, как бы своими.

В воспоминаниях М. Шагинян «Человек и время» есть страницы, посвященные описанию сущности профессионализма писателя, удивительно перекликающегося с чертами профессионализма драматического актера и режиссера. «Писанье - акт самоотдачи - рождается от перенакопления… Жить, отжимая переживаемое до последней капли, честно, полностью… Жить, как бы все время осмысливая себя самого. Собирая крупицы точности, доводимые до формулы, и тотчас забывая, сдавая их в камеру хранения памяти. В акте самовыражения, в письме все это притеснится к перу, станет само выползать вместе с чернилами. И надо быть к себе жестоко безжалостной в этом «самовыражении» - лишь бы оно шло от желанья добра и пользы людям. Мне кажется, в настоящем творческом акте все это всегда присутствует у всех» [55] .

И дальше с поистине жестокой безжалостностью по отношению к самой себе М. Шагинян рассказывает об эпизоде своей биографии, в котором ни один близкий, ни один читатель не мог бы ее узнать, когда она, испугавшись за свою жизнь во время опасной переправы через Волгу, неожиданно для себя «устроила отвратительный скандал и орала бог знает что, отчасти от злобы, отчасти от страха, орала сама не слыша своих слов», орала на людей ни в чем не повинных, «чувствуя себя большой, тяжелой вороной, махающей крыльями», «трусихой», «ведьмой без доброты» [56] .

Этот эпизод был сброшен в «камеру хранения памяти». И все пережитое «выплыло оттуда на бумагу чернилами спустя много лет и внешне совсем непохоже. Но я сразу узнала, откуда оно выплыло, - свидетельствует писательница. - Из себя самой, из кладовки памяти, из своих отрицательных возможностей… не лично моих - общечеловечески моих, наблюденных моим - «гносеологическим» - субъектом (критически присутствующим в каждом творце) в характере человеческом, когда он «распоясывается» в драгоценные минуты человеческого самопознания» [57] .

Для актера сознательное стремление (а иногда даже неосознаваемая способность) фиксировать самые разнообразные жизненные эмоциональные впечатления и ощущения и умение сохранять их во всей свежести в кладовой памяти чувств является, так же как и для писателя, одной из важнейших черт профессиональной одаренности. Это качество помогает актеру в любой роли, осваивая самые различные предлагаемые обстоятельства и действия, не терять драгоценной творческой искренности, «не отрекаться от своего я» (по выражению Станиславского) и достигать той степени слияния с создаваемым характером, когда невозможно отделить актера-человека от его героя.

Вл. И. Немирович-Данченко говорил, что в каждом человеке совмещаются самые разные черты «человеческой сущности», в каждом можно найти и труса, и героя, и хитрого шельму, и честного человека, и доброту, и злобу. Человек культивирует в себе одни склонности и подавляет другие, в чем-то сдерживает себя и в чем-то подстегивает, ограничивает в одном и дает волю в другом, за что-то себя осуждает и чем-то гордится - словом, формирует и всесторонне воспитывает себя, но в нем заложены (в разных пропорциях и соотношениях) качества самые несоединимые и даже взаимоисключающие.

Студентка, репетирующая роль Кабанихи (и, казалось бы, имеющая для этого необходимые актерские данные), доказывает, что фанатичный деспотизм домостроя она в состоянии понять лишь логически, что ей не дано освоить жесткую непримиримость жизненной позиции хранительницы «нравственных устоев» города, не дано ощутить, «присвоить» присущий Кабанихе характер взаимоотношений с людьми.

И педагогу приходится терпеливо объяснять, что в каждом человеке заложена потребность утверждения своих мнений, идеалов, своей веры. Кому не знакомо, в большей или меньшей степени, и не любимо втайне не только приятное, но просто необходимое чувство, что ты внушаешь другим уважение, что тебя слушаются, что от тебя многое зависит? Каждый в тот или иной момент жизни ощущает свою позицию единственно верной, ощущает свое превосходство над другими (превосходство моральное ли, интеллектуальное ли, физическое ли - неважно, главное - превосходство), ощущает свое право на вмешательство (из самых лучших побуждений, конечно) в чужое бытие.

Но от ощущения своего - убедительного, очевиднейшего, обос-нованнейшего превосходства над другими людьми, столь явно тебе уступающими, столь явно в тебе нуждающимися, до деспотизма всего один шаг. Можно подавить в себе эти ощущения, не дать им выхода или даже посмеяться над ними, но посещают они каждого, и в работе над ролью студентка должна смело открыть эти стороны своей личности.

Современный артист «должен допустить зрителя до самых интимных глубин своего «я», - пишет А. А. Гончаров, - совершить на его глазах некую духовную исповедь, создать абсолютный «эффект присутствия» в образе» [58] . Человек, отрицающий в себе сложную диалектику «дурного» и «хорошего», противоречивое смешение острых и конфликтных порывов, желаний, побуждений, не умеющий подмечать их в себе, сохранять их в кладовой своей эмоциональной памяти, вероятно, не имеет настоящих данных для актерской профессии.

А. С. Выготский писал: «Наша нервная система похожа на станцию, к которой ведут пять путей и от которой отходит. Только один из пяти прибывающих на эту станцию поездов только один, и то после жестокой борьбы, может прорваться наружу - четыре остаются на станции. Нервная система таким образом напоминает постоянное, ни на минуту не прекращающееся поле борьбы, а наше осуществившееся поведение есть ничтожная часть того, которое реально заключено в виде возможности в нашей нервной системе и уже вызвано даже к жизни, но не нашло выхода» [59] .

Но человеческая личность характеризуется не только той одной пятой своей, которая проявляется в поведении, но и теми четырьмя пятыми, которые остаются до поры до времени, чаще навсегда, скрытыми, невыраженными, и находится в постоянном столкновении, в борьбе за свое право на осуществление. Возможно, именно острая потребность пережить то, чему не дано в полной мере осуществиться в жизни, лежит в основе актерской одаренности.

Тогда процесс «присвоения» обстоятельств и действий роли имеет под собой реальную психологическую основу. «Присвоить» - значит найти их в себе, разбудить, развить, свыкнуться с ними, утвердиться в их жизненной необходимости для достижения сверхзадачи роли. Овладение актера сверхзадачей и заключается в «присвоении» тех обстоятельств и действий, которые превращают важнейшую цель роли в личную необходимость каждой отдельной актерской индивидуальности, заставляющую искать собственных интимных побуждений к поступкам. Только тогда можно преодолеть излишний рационализм актера, его внутреннюю пассивность, недостаток эмоциональности. В записных книжках А. М. Лобанова есть следующая мысль: «Не играть, а жить. Всегда помнить, что я сегодня играю и для чего, что хочу сказать зрителю, вносить страстность в жизнь, в творчество, в пьесу, в роль. Я в нем, я в роли. Это я - люблю, ненавижу, изменяю, лгу, совершаю героические поступки, ревную и т. п. В театрах все кокетничают мастерством, отсюда холодность актерской игры, отсутствие заразительности. Это написал автор, а не я. Словом, моя хата с краю - ничего не знаю. Нет, это написал я, это говорю я и отвечаю за свои слова» [60] .

Но для этого, прежде всего «я в нем, я в роли…».

И. И. Судакова

Человека мучает бессоница - его осаждают насущные заботы, желания и мечты, тревожные опасения, досада на себя, обида на других; внезапные озарения и догадки диктуют ему планы действий на будущее, отдаленное и совсем близкое.

Человека одолевают мысли. Они теснятся, путаются, выстраиваются в том или ином порядке, вытесняют друг друга. Мысли борются, отражая сущность человека, внутреннюю конфликтность ситуации, в которой этот человек существует сегодня, был вчера или окажется завтра. В этот плотный конфликтный поток его сознания вонзаются сиюминутные впечатления, ощущения и также вступают в борьбу с основным течением мысли. Они образуют своего рода «водоворот», «пороги», иногда вовсе нарушают, поворачивают вспять ход мыслей человека, либо, наоборот, обогащают, дополняют, усиливают их прежнее направление.