Меч на закате - Розмэри Сатклифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце все еще стояло над западными болотами, и утомительная работа, которая всегда следует за битвой, еще не была закончена; мы с Кеем и Гуалькмаем наслаждались коротким отдыхом возле одного из сторожевых костров, пока стайка одетых в лохмотья женщин, как обычно сопровождающих наше войско, готовила какую-то еду, и тут в подлеске послышался треск и хруст веток, словно в нашу сторону направлялось какое-то огромное животное, и я, быстро обернувшись на звук, увидел, что в круг света от огня влетел или, скорее, был вытолкнут какой-то человек. Высокий, обнаженный, покрытый синими пиктскими боевыми узорами человек с гривой рыжеватых волос и рыжеватыми глазами под насупленными бровями, который споткнулся и чуть не упал, но восстановил равновесие и снова гордо выпрямился. Я заметил, что из раны у него на левом колене сочится кровь; его руки были закручены за спину, и его окружала кучка маленьких темнокожих воинов. В первый момент, когда я увидел, как он стоит среди них, он внезапно напомнил мне какого-то гордого, дикого зверя, затравленного сворой маленьких темных собачек; вот только никакие собаки не были такими молчаливыми или такими смертоносными, как те, что толпились вокруг него.
— Милорд Артос, — сказал один из них, и я увидел, что это Друим Дху, — мы привели тебе Гуиля, который был острием копья для твоих врагов. Вот его меч, — и он наклонился и положил клинок к моим ногам.
Человек, которого они держали, был крайне измучен; он дышал тяжело, как загнанный зверь, и когда он поднял голову, чтобы ответить мне взглядом на взгляд и откинуть назад рыжеватые волосы, которые ему нечем было убрать из глаз, на его лбу блеснул пот.
— Это правда? — спросил я.
— Я Гуиль, сын Кау, — он ответил на латыни, которая была лишь немногим хуже моей собственной. — А ты, я знаю, тот, кого называют Артос Медведь, и я нахожусь в твоей власти. Это все, что нам с тобой следует знать. Теперь убей меня и покончим с этим.
Я отреагировал не сразу. Стоящий передо мной человек не был одним из Великих, как Хенгест; но он был из тех, за кем следуют другие; я сам такой, и я узнал подобного себе. Он был слишком опасен, чтобы отпускать его на свободу, потому что, если бы я сделал это, люди стали бы снова собираться к нему. У меня было три выхода. Я мог приказать отрубить ему правую руку и отпустить его. Никто из его племени не последовал бы за вождем-калекой; по их понятиям это означало бы накликать на себя беду. Я мог отослать его на юг, к Амброзию, надежно заковав в цепи, как дикого зверя, предназначенного для арены; или мог убить его прямо сейчас…
— Почему ты сделал это? — спросил я, и мой вопрос прозвучал глупо для меня самого.
— Взбунтовался против моих законных господ и повелителей? — он посмотрел на меня, и даже при этом отчаянии и крайнем изнеможении в его глазах промелькнул смех. — Может быть потому, что, подобно тебе, я хотел быть свободным, но для меня свобода — это нечто другое.
Вокруг нас начали собираться люди, которые хотели посмотреть, что происходит; его имя передавалось от одного к другому, но он не удостоил их даже взглядом; его свирепые рыжеватые глаза не отрывались от моего лица, словно он знал, что оно будет последним, что он увидит.
— Убей меня теперь, — повторил он, и его тон был приказом. — Но ударь спереди; я никогда еще не принимал раны в спину, а человеку даже в смерти свойственно тешить свое самолюбие. И еще прикажи сначала развязать мне руки.
— Смерть со связанными руками не может ранить ничье самолюбие, — возразил я. Потом я иногда спрашивал себя, был ли я прав, но тогда я не мог рисковать. Я подал едва заметный знак Кею, и он, вытащив меч, шагнул вперед и встал сбоку от пленника. Гуиль, сын Кау, слегка усмехнулся, принимая удар с открытыми глазами. Я увидел, какой белой была его кожа под синим боевым узором в том месте у ключицы, где на крепкой шее кончался загар; белой, как очищенный лесной орех, — пока ее не залила алая кровь. Удар был быстрым, и он сделал его еще быстрее, нагнувшись ему навстречу.
Это был единственный раз, когда мне пришлось поступить так.
Потом мы разрéзали веревки, стягивавшие ему руки, и позже, когда наши собственные убитые уже лежали в земле, похоронили его с честью, в глубокой могиле, чтобы уберечь тело от волков, и положили рядом с ним меч. Вот только мы не стали насыпать курган или каменную пирамиду, чтобы его могила не стала местом сбора. И когда мы с Кеем повернулись от темного участка свежевскопанного лиственного перегноя, ветер уже начал стихать, а дождь стал теплым и монотонным — то, что народ Хлебного Края называет растящим дождем.
— Сердце подсказывает мне, что нам не придется больше вести решающую битву среди этих холмов, — проговорил Кей. — У тебя довольно тяжелая рука.
— В Каледонии больше волков, чем сдохло сегодня.
— Это так. Но я думаю, что они не осмелятся больше встречаться с Медведем как войско, в открытом бою. С этих пор тебе лучше остерегаться засады за отрогом холма и ножа в спину, Артос, друг мой.
Глава пятнадцатая. Костры Середины Лета
Кей оказался прав. Больше не было собирающихся вместе войск неприятеля, не было решающих сражений в низинах среди холмов. Но с этого момента начался другой род войны, война набегов и ответных набегов; изрезанный на куски патруль, попавший в засаду в горном тумане; сожженная в ответ деревня; ручей, отравленный сброшенными в него мертвыми телами… Эта тактика была более утомительной, чем любая кампания открытых боевых действий. Прежде всего, она никогда не прекращалось полностью, даже зимой, так что нам некогда было усесться поудобнее, вздохнуть и расслабить пояс с мечом. В то первое лето и осень я всеми имеющимися у меня средствами старался укрепить контроль над огромным куполом лежащих в низине холмов — основной преградой между диким севером и остальной Британией — завязывая, где мог, дружбу с соседними бриттскими князьками и нагоняя страху на тех, кто в этом нуждался. В скором времени мне предстояло продолжить начатое в Сит Койт Каледоне и изгнать Морских Волков из последних прибрежных поселений, как я уже сделал в окрестностях Линдума. Но прежде нужно было обезопасить холмы в низине. И мы несли огонь, карающий меч и ужас перед тяжелой конницей, которую они никогда не знали раньше; несли их в замки, деревни, в старые горные форты с торфяными стенами, на запад и на север, до самого сердца страны пиктов.
Примерно через месяц после Сит Койт Каледона до нас добрался обоз с припасами из Корстопитума, привезший — помимо зерна, пучков стрел, наконечников копий и сала, а также тряпок для перевязки, уложенных в большие, закрытые кожаными крышками корзины, — деньги (меньше, чем было обещано), чтобы заплатить нашим людям. А всего несколько дней спустя в Кастра Кунетиум прибыл провиант из Дэвы, и с ним очередная партия молодых лошадей, которую Кей, к тому времени принявший командование сторожевым постом, переслал мне. Вместе с обозами пришли и первые новости из внешнего мира, которые мы получили за полгода. Новости для меня содержались в длинном послании от Амброзия. Оиск и мальчишка Сердик, бежавшие из Эбуракума, снова появились на территории кантиев. Саксы, возглавляемые Аэлле, захватили Регнум и разграбили Андериду, перебив весь британский гарнизон до последнего человека, но Амброзию удалось загнать их на узкую береговую полосу под Южными Меловыми Утесами, хотя пока что он еще не смог выкурить их с новых позиций на холмах. Узнать такое было не особенно приятно, но все это показалось мне странно далеким.
Для Флавиана тоже были новости, но его новости пришли с обозом из Дэвы. Прежде чем разорвать нитку, скрепляющую две половинки таблички, он удалился вместе с письмом в тихий уголок лагеря; а потом, когда я осматривал новых лошадей, подошел ко мне, все еще держа его в руке.
— Артос… сир…, — он почти заикался от нетерпения, исполненный какого-то торжественного восторга. — Это от Телери. У нее ребенок!
Но я понял это, как только увидел его глупое лицо.
Я сказал все, что полагалось, и спросил, потому что он явно ждал этого:
— Это мальчик — или девочка?
— Мальчик, — ответил он. — Сын.
— Тогда мы обмоем его рождение заочно — вечером, когда дневная работа будет закончена.
Я положил руку ему на плечо, поздравляя его. Но только Богу известно, как я завидовал ему.
Наступившая осень застала нас на хорошо укрепленных позициях и с плодотворно проведенным летом за плечами. Прошла зима, и снова заросли ольхи у конского водопоя вспыхнули заревом от поднимающегося сока. После Сит Койт Каледона я почти не общался с Темным Народцем; они время от времени приносили нам новости, а мы взамен давали им сколько могли зерна из зимних запасов. И это было все. Но я всегда знал, что стоит мне повесить гирлянду на Повелителя Ольховых Зарослей, и еще до наступления ночи Друим Дху или один из его братьев придет в форт; и это знание было приятным.