Меч на закате - Розмэри Сатклифф

— Волки встали лагерем на плече Хребта Дикой Кошки, рядом с Приметными Камнями, — сообщил он (для Людей Холмов саксы были Морскими Волками, а остальные — Раскрашенным Народом; а Союзные Племена и банды скоттов, когда те собирались вместе, они часто называли просто «Волками»).

— Как далеко?

Но для Друима и его сородичей расстояние почти ничего не значило; они определяли его временем, необходимым для того, чтобы его преодолеть.

— Если они выступят, едва начнет светать, то успеют подняться довольно высоко в гору, откуда текут две реки, к тому времени, когда тени будут лежать вот так…, — он нагнулся и, уперев лук нижним концом в землю, провел черту там, куда его тень должна была упасть примерно за три часа до полудня.

— Так. Сколько у них сейчас людей?

— От двух до трех раз больше того количества, что следует за тобой, милорд Артос. Но здесь неподалеку стоят несколько — не очень много — моих братьев, которые все это время вели для тебя разведку и которые будут не такими уж плохими воинами.

И действительно, два или более десятка Маленьких Темных Воинов пришли ночью к нашим кострам, а утром исчезли снова. Я не стал спрашивать, был ли это весь их отряд. Я давно уже усвоил, что там, где речь идет о Темном Народце, бесполезно спрашивать; пытаться использовать их как обычные войска было бы все равно, что пытаться выковать меч из горного тумана. Следовало просто принимать то, что они давали.

Нам удалось урвать несколько часов для сна, и на рассвете, когда костры прогорели и обратились в пепел, лагерь начал шевелиться; мы напоили и накормили лошадей и, торопливо глотая на ходу черствые ячменные лепешки, выдвигались на позиции, когда пришло сообщение, что неприятель находится на марше, — Бог знает, каким образом его удалось передать так быстро, потому что в лесу нельзя организовать цепочку факелов; но один раз, перед самым рассветом, мне показалось, что я даже не слышу, а скорее чувствую отдаленные, ритмичные, глухие звуки, которые могли бы быть ударами ладони по полому бревну.

И вот теперь мы стояли в выбранном нами месте, в нескольких милях к северу от дороги, выстроившись в боевой порядок и ожидая появления неприятеля. Мне это не очень-то нравилось, поскольку я всегда командовал конницей; я привык вести сражение исходя из особенностей верхового боя, и однако, если не считать легкой конницы, застывшей вне поля зрения на далеко выдвинутых вперед флангах, предстоящая нам битва должна была пройти в пешем строю. В этом заросшем кустарником лесу невозможно было эффективно использовать тяжелую конницу, хотя здесь он был гораздо менее густым, чем в нескольких милях дальше к северу. Я ждал со своим эскадроном в резерве, чуть сзади от центра, и, глядя вдоль боевых линий, гадал — теперь, когда было уже поздно что-либо менять, — распределил ли я силы наилучшим образом. Я снял с лошадей всех Товарищей, самую тяжелую и надежную часть войска, и поставил их под командованием Кея и Бедуира в центр наших позиций. На обоих флангах размещались легковооруженные копейщики, а за ними, на вытянутых дугах, — изолированные группы лучников и пращников. Эти дуги были изогнуты так, что весь фронт образовывал — насколько было возможно на такой пересеченной местности — подобие туго натянутого лука, чтобы подставить наступающих Волков под фланговую атаку еще до того, как их центр войдет в соприкосновение с нашим. Еще дальше, как я знал, ждали скрытые от глаз отряды легкой конницы; и я молил всех богов, которые когда-либо прислушивались к просьбам ратных людей, чтобы какой-нибудь пони не выдал нашу засаду, заржав в самый неподходящий момент.

Мы стояли так, чтобы наилучшим образом использовать естественную пологость местности: растянувшись поперек шейки водораздела, так что наш левый фланг упирался в ручей, который стекал вниз, чтобы влиться в зарождающуюся Клуту, а правый — в крутой, покрытый спутанными зарослями терновника откос, обрывающийся к болотистым берегам Твида. У меня за спиной, если стоять лицом к югу, поднимались величественные холмы пограничного края, на которых брала исток половина рек Валентии и через которые — мимо крепости Трех Холмов или ее сторожевого форта — шли дороги, ведущие к Стене. Перед нами открывалась широкая поляна, на которой начинал пробиваться молодой папоротник, а за ней мягкими волнами катился вдаль лес, похожий на темное море, омывающее Маннан, древнее сердце пиктских княжеств; Тьма, Лес, древний, дикий и неведомый; и мы стояли словно на узкой перемычке между двумя мирами, защищая ее от одного ради другого.

Это был серый весенний день, ранний для начала летней кампании, и похожие на звездочки белые лесные анемоны, дрожа, отворачивались от ветра и порывов дождя, бьющих нам в лицо и превращающих Алого Дракона на нашем знамени в темное пятно, похожее по цвету на полузасохшую кровь. Я думал о том, как грива Ариана должна бы была сейчас биться на ветру о мою левую руку; и мучительно тосковал по нему, тосковал по его беспокойству и возбуждению, по его настойчивым рывкам под моими коленями. Кольчуга давила мне на плечи и словно становилась все тяжелее от долгого стояния на месте, от расхаживания взад и вперед; и я снова спрашивал себя, не совершил ли я глупость, заставив Товарищей спешиться и оставив их при этом в полном боевом снаряжении. Но в центре мне нужен был вес, вес и устойчивость; подвижность была для флангов.

Расстилающийся впереди лес казался очень темным — и, честно говоря, я не думаю, что это было мое воображение, потому что я всегда замечал такое в Сит Койт Каледоне; отчасти, конечно, в этом были повинны сосны, темная медлительная волна сосен, каких мы никогда не встречали на юге, но то же самое происходило и в менее густых местах, где сквозь молодую поросль дубов, берез и орешника, словно костлявые плечи сквозь прорехи дырявого плаща, проглядывают холмы и вересковые нагорья; всегда у меня в сознании присутствовало это ощущение темноты, волчьей угрозы, исходящей от самой земли. Казалось, что этот лес, возможно, очень старый, угрюмо и задумчиво склоняется над секретами, которые людям лучше не знать.

Что-то шевельнулось у меня за спиной, и между моим локтем и локтем моего знаменосца проскользнула темная тень. Моих ноздрей коснулась струйка лисьего запаха, и Друим Дху снова оказался рядом со мной.

— Они меньше чем в восьми полетах стрелы за краем темных деревьев — большое войско, очень большое войско. Скоро у нас будет хорошая охота, — он на мгновение показал белые зубы в беззвучной усмешке; его смех всегда был беззвучным, как и у его сестры. Его тонкие коричневые руки и ноги были покрыты кольцевыми полосками глины и охры, похожими на ранний свет, пробивающийся сквозь кустарник, так что если бы не его голос, то было бы трудно с уверенностью сказать, здесь ли он вообще; а потом — внезапно — его и не было.

Но почти в тот же самый миг, словно это было эхо или ответ на его слова, мы услышали рев боевых рогов скоттов, подобный призывному кличу огромного самца-оленя, трубящего под деревьями.

Я увидел, как по выстроившимся передо мной рядам пробежала рябь, словно ветер тронул кошачьей лапкой стоящие колосья ячменя; и центр, который до сих пор опирался на древки копий, весь, как один человек, пригнулся к земле, прикрываясь сверху щитом и выставив копье навстречу приближающемуся неприятелю.

Ветер затих, и где-то резко и укоризненно прокричала сорока; потом сквозь лес с воем пронесся новый, долгий порыв, швырнувший нам в лицо темный шквал дождя; и вместе с ветром в подлеске внезапно послышался громкий треск, который быстро подкатился ближе, а вдоль края поляны замелькали какие-то тени. Потом это мелькание усилилось, обрело форму и плоть и стало огромной массой людей, передвигающихся под буйной весенней зеленью деревьев. Волки были здесь. Завидев нас, они испустили могучий крик и двинулись вперед, насколько возможно сохраняя боевые порядки среди поросших куманикой пригорков и спутанной массы прошлогоднего папоротника; надвигаясь на нас размеренной, грозной волчьей трусцой, которая казалась медленной и, однако, пожирала расстояние со страшной скоростью. Я едва успел разглядеть варварские саксонские бунчуки  из конских хвостов в центре, сверкающую, как крыло чайки, белизну покрытых известью скоттских щитов на левом фланге и нарядную синюю боевую раскраску вопящих пиктов — на правом. Как и сказал Друим Дху, это было очень большое войско, которому словно не было ни конца ни края; и когда они приблизились, я почувствовал дрожь земли у них под ногами, как бывает, когда река после горных дождей вырывается из берегов и сами скалы испытывают страх.

И в самом деле, я чувствовал себя в этот момент почти так же, как должен чувствовать себя человек, который стоит на пути надвигающегося потока и видит, что ревущая вода устремляется в его сторону. Мне казалось, что я прирос к земле в своей тяжелой кольчуге, и я знал, что такое же ощущение кошмара с воем проносится в мозгу каждого, кто стоит в моем тяжело вооруженном центре.