Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина - Александр Никишин

И – не разглашали. Отсюда и сусальность пьесы Вознесенского, что только недавно историк Кириченко раскопал архивы «Юноны» и «Авось».

Два этих пиратских корабля под флагом Российской империи на всю жизнь оставили по себе память в Стране восходящего солнца:

«Бедные японцы перепугались и спрашивали, не будут ли их резать».

Резать не стали, но пограбить пограбили, и очень даже хорошо. Командир «Юноны» лейтенант Хвостов писал отчет в столицу: «Чтобы не терять времени даром, приказал из магазина, который наполнен был пшеном, таскать оное на суда…»

Когда все перетаскали, сожгли и магазины, и склады, как и было велено. И никто не задавался вопросом – а зачем сожгли-то? В 1807 году к «Юноне» присоединился и тендер «Авось» под командой мичмана Давыдова. И его морячки грабили, жгли, стреляли.

И тоже не задавались вопросом – а зачем? А причина была в пьянстве: «Все шло хорошо до того времени, како люди добрались до саги (то есть саке), а тогда многие из них перепились, и с ними труднее было обходиться, нежели с японцами… Можно сказать, что все наши люди сколько хороши трезвые, столько же пьяные склонны к буйству, неповиновению и способны все дурное учинить…»

Пьянство на «Юноне» и «Авось» набрало такие обороты, что пришлось возвращать команды на корабли. Недосчитались четверых…

В Охотске, куда прибыли «Юнона» и «Авось», Хвостова и Давыдова ждал арест «за лихоимство». Им удалось бежать из-под стражи, добраться до Санкт-Петербурга, вымолить прощение и снова вернуться на флот.

Министр иностранных дел Румянцев лично хлопотал за пиратов перед Александром I, прося покрыть «убытки» офицеров в размере 24 000 рублей, на что его императорское величество соизволили принять решение, «чтобы… удовлетворены они были жалованьем на счет вывезенных ими японских вещей и товаров…»

Увы, из «товаров на сто тысяч рублей едва ли найдется и половина целого, все разграблено», – жаловался Хвостов.

Видимо, саке виновато?

Судьба обоих моряков трагична. Гостили оба в Санкт-Петербурге у американского судовладельца Вульфа. Хорошо выпив, Хвостов и Давыдов засиделись за полночь, а потом, дурачась (или геройствуя?), попытались перескочить через разводившийся мост. Оба упали в Неву и утонули.

Показателен случай, происшедший на охоте с Александром II. Зная, где охотится государь, сюда, игнорируя запреты, стекались народные массы в надежде его просто увидеть. Приходили и солдаты-отставники, но с другой затаенной мыслью – что царь по старой традиции одарит солдата рублем, а Георгиевского кавалера и того больше – тремя.

Был тут и солдат-инвалид, но в совершенном при этом подпитии. Зная, что пьяниц царь на дух не переносит, служивые прятали его за своими спинами. Тот, правда, упирался и пробовал лезть в первые ряды.

От Александра не ускользнули солдатские маневры, и он велел ему выйти вперед. Тот вышел, сильно качаясь из стороны в сторону.

«Пьян?» – спросил царь у солдата строго.

«Точно так, ваше величество, еще как пьян!» – весело отвечал тот.

«С какой же это радости?» – нахмурился от солдатской дерзости самодержец.

«С радости, что вижу ваше величество!» – выпалил тот и свалился царю под ноги…

Оценив солдатскую сметку, тот одарил его щедро. Сразу вспоминается история с Николаем Александровичем Романовым, которого забыл поздравить с юбилеем какой-то из губернаторов дальних российских земель. Спохватившись через несколько дней, отбил царю телеграмму: «Ваше Величество, третий день пьем за Ваше здоровье!..»

А вот свидетельство уже другого порядка – или беспорядка, как кому угодно это воспринять.

«…Распахнулась дверь в длинную светлую столовую. В глаза бросился длиннейший парадно накрытый стол. В зале было полно офицеров. Нас, новоиспеченных, сразу принялись накачивать – так уж принято было делать в этот день, и мы послушно опрокидывали рюмку за рюмкой. Позади моего стула, как и позади каждого новоиспеченного, прирос вестовой с бутылкой, и как я ни осушал свой бокал, он все время был полон. Вдруг все разом вскочили со стульев и мгновенно умолкли.

– Трубецкой, командир полка пришел, – шепнули мне, – «являйся», да смотри, фасона не теряй!

Сделав над собой неимоверное усилие, собрав в комок всю свою волю, я пошел прямо на него, стараясь печатать шаг по-фронтовому. Мне уда-лось-таки вовремя остановиться и отрапортовать генералу все, что полагалось. Генерал с добродушной улыбкой протянул мне руку и поздравил. Чей-то голос рядом говорил:

– Ну, этот, по крайней мере, пьет неплохо.

– Очень рад это услышать! – отозвался улыбнувшийся генерал. – Ценю, когда умеют пить!»

Вино и водка лились рекой в день производства в офицеры, который наступал для юнкеров после летних лагерей и проходил особо торжественно в Красном Селе в присутствии всей царской семьи во главе с государем.

Как правило, царь прибывал на парад выпускников облаченным в форму того рода войск, к которому относились посвященные в офицерский чин – в мундир гусарского, уланского или драгунского офицера.

Если посвящали в офицеры гардемаринов (как правило, на кораблях флота), то царь мог быть в форме морского офицера.

Считается, что в день посвящения царь лично поднимал рюмку водки за будущих офицеров. К примеру, в фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник» царь во время посвящения юнкеров в офицеры (никогда этого не было на территории Кремля, тут проходили только коронации царей) поднимает бокал шампанского за «русского солдата», выпивает его и потом кидает оземь.

При этом выпивают и посвященные в офицеры.

Видимо, это историческая ошибка или так было не всегда, судя по воспоминаниям генерал-лейтенанта А.А. Игнатьева:

«…Все сменилось для нас через несколько дней пылью Военного поля в Красном Селе. Мы получили офицерские фуражки с козырьком, офицерские темляки на шашки и на положении эстандарт-юнкеров, то есть полуофицеров, были раскомандированы по нашим будущим полкам… После окончания больших маневров и общего парада все пажи и юнкера были вызваны к царскому валику, где царь, теребя в руке перчатку, произнес слова, открывавшие перед нами целый мир: «Поздравляю вас офицерами!»

Эта минута, к которой мы готовились долгие годы, вызвала подлинный взрыв радости, выразившейся в могучем «ура!».

Я не без волнения расстался с царицей, получив из ее рук приказ о производстве, который начинался с моей фамилии как произведенного в кавалергардский полк.

Галопом вернулся я с приказом под погоном в Павловскую слободу, в распоряжение нашего полка. Уже через несколько минут, выйдя в белоснежном офицерском кителе из своей избы, я обнял старого сверхсрочного трубача Житкова – первого, отдавшего мне честь, став во фрунт…»

Даже из этого короткого отрывка видно, какой эмоциональный подъем вызывали новенькие погоны у бывших юнкеров. Я уверен, что он обязательно описал бы момент принятия спиртного, тем более в компании Его Императорского Величества. Однако этого нет.

5 октября 1894 года посвящали в офицеры русского флота Александра Колчака. «Поздравляю вас офицерами, господа! Всегда и во всем храните честь славного Андреевского флага, который развевается нал русским флотом» – такими словами напутствовали гардемаринов.

А вечером – в новеньком, с иголочки, офицерском мундире в зале «Отеля де Франс» на Большой Морской пили до утра – «за здоровье царствующего дома», «за императорский флот», за «трех орлов», которые рано или поздно опустятся на их погоны. «Три орла» – это полный адмирал.

Вице-адмирал Колчак им стал в 1918 году, получив новые погоны вместе со званием диктатора Сибири: «Я, адмирал Колчак, в Харбине готовлю вооруженные отряды для борьбы с предателями России – большевиками…»

В дни посвящения в офицеры санкт-петербургские рестораны не закрывались до самого утра. Гуляли не только под цыганские напевы, но и под песни традиционно строевые, походные:

Бескозырки тонные,Сапоги фасонные,Буль-буль-бульБутылочка зеленого вина!

В царской России были события, конкурировавшие между собой в градусе бесшабашного хмельного веселья: Татьянин день, когда гуляли студенты российских вузов, и день производства в офицеры.

Были у царско-сельских офицеров и традиции просто-таки ребяческие – денщики по приказу зарывали водку в лесу, а те ее искали. Кто находил, должен был кричать: «Белый нашел!», это если на горлышке пробка с белой смолкой. «Подосиновик!», если с красной.

Найденное дружно выпивалось.

Полковые праздники были для офицеров серьезным испытанием.

«…На эскадронный праздник солдатам устраивался пир за счет офицеров эскадрона. Помолясь и прослушав многолетие, приступали к выпивке, для чего все переходили в эскадронную столовую. Там уже были для солдат расставлены столы, устланные чистыми скатертями и ломившиеся от закусок. В углу на особом столе стояли ведра с водкой. В комнате рядом накрывали стол для господ офицеров. Когда солдаты занимали свои места, выпивку открывал сам генерал.