Слишком личное - Наталия Костина

Рассуждая таким образом, она заметила, что в комнате стало слишком жарко, и включила вентилятор. Он почему-то не пожелал работать. Бесцельно пощелкав кнопками, она попробовала включить настольную лампу. Та тоже не горела. Тем не менее свет в комнате был – матовый белый шар под потолком загорелся сразу, как только она нажала на выключатель. Она ничего не понимала в электричестве, да это была и не ее забота. Она просто спустилась вниз, к дежурной по корпусу, и пожаловалась на свою проблему. Та пообещала все уладить.

Электрик явился быстро: приятного вида мужчина, еще совсем молодой. Разложив на столе свой чемоданчик, он вскоре выяснил причину неполадки. Лежать при нем с книгой на кровати она не стала. Сначала Арина чинно сидела у стола, потом заинтересованно заглядывала ему через плечо, и, когда он попросил подать ему отвертку, она тут же разыскала ее и передала. Руки у него были на удивление чистыми, а пальцы осторожно приняли инструмент из ее рук. Тем не менее она почувствовала его прикосновение. Первое мужское прикосновение за два месяца. Он посмотрел на нее и улыбнулся. У него было простое, приятное, с правильными чертами лицо, кудрявые волосы и васильково-синие глаза.

Устранив неполадку, он почему-то не спешил уходить. Неторопливо собирая инструменты, он спросил у нее о чем-то незначительном и, оберну́вшись, наткнулся на ее жадный, шарящий взгляд. Она быстро отвернулась, смутившись: кажется, этот парень все понял – зачем она здесь и чего она ищет… От возникшей неловкости она предложила ему выпить чаю – благо, розетка была починена. Он согласился, и Арина принялась хлопотать: достала чашки, ложки, коробку дорогих конфет, включила стоящий на отдельном столике электрический самовар.

Он никуда не спешил, этот кудрявый электрик, и был воспитан: деликатно прихлебывал напиток, а к конфетам даже не притронулся. То ли не любил сладкого, как и сама Арина, то ли стеснялся.

– А вы местный? Давно здесь работаете? – спросила она, исподтишка рассматривая его ладную фигуру.

– Да нет, не местный. Просто в командировку прислали. Я сам из… – Он назвал город, находящийся почти за тысячу километров отсюда. – Жарко тут у вас, – заметил он.

Она спохватилась и включила вентилятор, из-за которого, собственно, и вызвала его.

– А что вы в комнате сидите? – поинтересовался электрик. – К морю бы пошли. Погода какая на улице! Красота. Настоящее лето, не то что у нас. У нас пол-лета дождь льет, а если солнышко и выглянет, так уже праздник. А здесь погода такая, что каждый день как выходной. Жаль, командировка скоро кончается, и неизвестно, пришлют меня сюда еще когда-нибудь или нет. Когда получается, я хожу на море. Люблю поплавать. Здесь вода сама держит. Я до моря и плавать-то толком не умел…

– А я не люблю море, – откровенно сказала она. – Ни плавать, ни загорать не люблю. Мне больше по душе луг, лес. Я люблю, как на лугу пахнет. И запах сенокоса люблю. Ягоды люблю собирать, грибы. И знаете, яблоки такие есть, большие, антоновские. Вот от них аромат такой, что никакого моря не надо, никаких цветов здешних! Осенью соберут их, разложат – дух такой стоит… ничего лучше не знаю.

Она давно так откровенно ни с кем не разговаривала. А с этим обыкновенным кудрявым парнем так просто было сидеть, попивать чай из самовара, хотя и электрического. Сюда бы настоящий самовар, который шишками топят. Она еще не забыла, как это делается. Какой чай из него вкусный! Даже если чайной заварки нет, а просто залить кипятком вишневые веточки. Нужно попросить мужа, чтобы завел дома настоящий самовар, а не такой, как здесь, новомодный, стилизованный под старину электрочайник…

Он оглядел ее всю – симпатичная женщина, наверное, еще тридцати нет. Голубые глаза, ненакрашенные розовые губы, золотистые светлые волосы собраны в тяжелый пучок на затылке. Судя по всему, откуда-то из глубинки, как и он сам. Оттуда, где еще не перевелись ягоды в лесу, грибы по опушкам и антоновские яблоки в старых садах. Кожа у нее была чистая, и такой молочной белизны, что и в самом деле не стоило портить ее загаром… И еще он почувствовал исходящее от нее волнение, какое-то тревожное ожидание… Больше вызовов у него пока не было, и он предложил:

– Не хотите по парку прогуляться?

– А вам разве не нужно работать? – с удивлением спросила она.

– Пока все. – Он пожал широкими плечами. – У нас тут нечасто ломается электричество. Во время грозы иногда, правда, вырубается подстанция. Но это не мое дело. Это уже городские…

Болтая ни о чем, они неторопливо прошлись по парку. Он снял свой синий халат, который ее несколько смущал: она не привыкла расхаживать в обществе… обслуги. Да, он был не более чем обслугой, но с ним она почему-то чувствовала себя на удивление легко. Они были близки по возрасту, а еще он также оказался из породы книгочеев.

– А чем тут еще заниматься? – спросил он, вежливо поддержав ее под локоть, когда она зацепилась каблуком за корень сосны. – Вот сейчас читаю О. Генри. Вернее, не читаю, а перечитываю. Месяц назад уже брал, а сейчас снова захотелось. Вы знаете, я люблю книжки серьезные, а эта мне понравилась тем, что веселая. Рассказы короткие, но такие смешные! Иногда грустные. Хотел бы я вот так же писать!

– А вы пробовали? – тут же спросила она.

– Что вы! – удивился он. – Какой из меня писатель… я читатель. Это я так, к слову. Знаете, книги для меня как отдушина. В кино ходить я не люблю…

Она согласно кивала, понимая, почему он не любит посещать санаторский летний кинозал. Сплошные ряды женщин, женские глаза, женские руки, груди, волосы, взгляды, вздохи… Засасывающее болото… Женское ненасытное море…

– Вот в городе кинотеатр – другое дело. А давайте сходим? – неожиданно предложил он.

Она давно не чувствовала себя столь вольно, как сейчас, с этим странным, увлекающимся О. Генри электриком, который пригласил ее в кино прямо посреди дня.

– Я только халат и инструменты заброшу, и пойдем. Вот тут мы и живем.

Она огляделась. Неприметный одноэтажный корпус, в котором обретались командированные, был пуст. Сантехники, специалисты по медицинскому оборудованию, официантки, посудомойки – или кто тут еще жил – все они, вероятно, были на своих рабочих местах. Никто не встретился им в коридоре. Никого не было и в крохотной опрятной комнатке, которую он, оказывается, ни с кем и не делил. Он открыл ее своим ключом, и, следуя за его вдруг потяжелевшим взглядом, она переступила порог…

И если тогда это оказалось на удивление просто, почему же сейчас должно быть сложнее? Почему они сидят на этой скамейке скованные, настороженные и так долго молчат? Он же сам первый ее остановил, почему же он безмолвствует? Неужели не понимает, что ей самой неловко заговорить с ним? В конце концов, она все-таки женщина…