Пути непроглядные - Анна Мистунина

– Даже и не думал об этом, – вздохнул Рольван, который только об этом и думал.

Он не пытался сблизиться с нею за время пути, не донимал разговорами и признаниями, и, наверное, поэтому Игре постепенно оттаяла и держалась проще, чем когда-либо раньше. Оставалась, по обыкновению, молчаливой и отстраненной, но все чаще, вдруг оборачиваясь, Рольван ловил на себе ее взгляд. В таких случаях Игре сердито отводила глаза, а он делал вид, будто ничего не заметил. Время шло, и лето уже близилось к концу, когда однажды утром они выехали из леса на край верескового поля, к ожидающим серым громадам Круга богов.

Игре придержала кобылу, и Рольван остановился с нею рядом. Пригляделся.

– Не знаешь, кто убрал тела?

– Те, кто приходят сюда поклоняться.

– Дрейвы?!

Игре досадливо повела плечом.

– По-твоему, все, кто молится богам, дрейвы? – спросила она в точности, как некогда ее брат. – Простые люди, жители этих мест. Они приходят просить об урожае, о своих овцах и своих детях. Мы, дрейвы, нужны, чтобы донести их молитвы и вернуться с ответом.

– Вот почему ты не можешь уйти во Врата.

Она кивнула:

– Пока в Лиандарсе остается Верховный дрейв, эта земля под охраной богов. Даже сейчас, когда все меняется. Если я уйду или умру, не обучив преемника…

– Тогда что, Игре?

– Не знаю. Наверно, старое умрет вместе со мной и уже никогда не вернется.

Такая усталая печаль была в ее голосе, что Рольван не выдержал:

– Мне так жаль, Игре, если бы ты только знала! Если бы я понимал тогда…

Она обернулась, и Рольван смолк под ее тяжелым взглядом.

– Тогда что? Не стал бы нас убивать? Это была война, и вы победили. Не о чем жалеть. Поехали.

Усеянные синевато-красными цветами вересковые стебли покачивались на ветру, пахли медом и близкой осенью, как будто и не было совсем недавно здесь все покрыто нечистью и слизью. Массивные тени камней тянулись навстречу, осеняли нахоженную тропу. Живая тишина переливалась птичьими трелями, деловитым гудением пчел и шелестом листвы за спиною. Рольван последовал за дрейвкой, и сердце его невольно замирало при мысли, что вот сейчас уже, возможно, придется идти во Врата. Он все еще не был к этому готов, и понятно – когда не имеешь никакого представления о том, что тебя ждет, что следует сделать, чтобы можно было сказать: вот, все, я готов? Он так и не смог найти ответа, и Игре ничем ему не помогла. Она и сама словно пробиралась на ощупь, скорее догадываясь, чем зная свой следующий шаг, и прятала слабость за напускной самоуверенностью, но Рольван теперь научился лучше ее понимать. Во всем этом деле они были двумя детьми – оба отчаянно нуждались в совете и наставлении, оба вынуждены были обходиться своими собственными скудными догадками.

У границы внешнего круга Игре спешилась и взяла свою кобылу под уздцы. Рольван с двумя конями последовал за нею к знакомым каменным громадам в сердце святилища. Когда она оставила кобылу и пошла вперед, у него от волнения перехватило горло, но Игре не пока что не спешила петь заклинания и делать надрезы на своих ладонях. Лишь раскинула руки, будто желая обнять один из жертвенных камней, и опустилась на колени.

Рольван остался у границы внутреннего круга. Он ощущал чье-то присутствие совершенно ясно, так же, как солнечный свет, давящую тяжесть камней и бегущие по телу струйки пота. Лошади оставались спокойны – совсем не так они вели себя при появлении созданий тьмы, и это лучше всего показывало, что невидимые, явившиеся сюда встретить Игре, были не призраками, но богами.

Чем дольше оставалась коленопреклоненной дрейвка, тем острее Рольван чувствовал устремленные на него взгляды. Невидимые явно ждали чего-то, но – он расправил плечи и поднял голову – склоняться перед их таинственной силой у него не было ни малейшего желания.

Ощущение стало почти невыносимым, потом резко исчезло – как будто он изо всех сил подпирал плечом дверь, а кто-то силился открыть ее с другой стороны, но отступил, а Рольван все еще не понял, что борьба окончена, и продолжал держать. Лишь когда Игре поднялась и зашагала обратно, он смог наконец выдохнуть.

На губах Верховной дрейвки играла усталая улыбка.

– Что теперь? – спросил ее Рольван, когда Игре подошла и погладила потянувшуюся навстречу Тику.

– Все хорошо, – сказала она. – Но придется ждать. Через девять дней, в ночь Лафада, я открою Врата.

– Ждать? – он и сам не понял, обрадовала или огорчила его эта новость.

Игре сощурилась, как всегда, если собиралась сказать нечто неприятное. Рольван вздрогнул от ее слов:

– В праздник преграда тончает. Но я могу отрыть их и раньше – только тогда придется найти кого-нибудь для жертвоприношения.

– Игре, нет! Ты же не…

– Что? – спросила она с вызовом.

В ее глазах расцветала насмешка, но Рольвану было не до веселья. До сих пор он старался не вспоминать об этом дрейвском обычае и у него даже получалось, но вот оно подступило так, что не отвернешься.

– Игре, ты этого не сделаешь, я не позволю, пока я жив, не допущу этого, понимаешь? Пожалуйста, даже не думай!

– А с чего ты взял, что можешь мне указывать? Я Верховный дрейв, или ты забыл?

– Я знаю, кто ты, Игре, я знаю, – Рольван изо всех сил стиснул кулаки. – Но я не дам тебе убивать невинных. Не дам!

Она пожала плечами:

– Зачем невинных, виновных всегда хватало! Да кто ты вообще, чтобы меня осуждать? Тидирский слуга? А сколько жизней отнял ты? Уж точно больше, чем я!

– Я не осуждаю тебя, Игре, нет. Клянусь в этом. Но…

– Хватит, – перебила она, – уймись. Через девять дней я открою Врата без всякой жертвы.

Поймала упавшие поводья Тики и зашагала прочь. Рольван бессильно выругался и поспешил вдогонку.

Сказать, что он ее обидел, по совести было нельзя, но Игре определенно решила обидеться – то есть предоставить ему с виноватым видом тащиться за нею следом до тех пор, пока она не смилостивится и не позволит с собою заговорить. Рольван ни за что не согласился бы на эту роль, но к тому времени, когда они с Монахом и безропотно шагавшем все это время в поводу Гвейровым Вороном готовы были продолжить путь, быстроногая Тика уже несла свою всадницу на запад через густые вересковые волны, и догнать ее удалось нескоро.

– Ты скажешь мне, куда мы едем? – окликнул ее Рольван, оказавшись наконец рядом.

Игре метнула в него сердитый взгляд:

– А ты подумал, я буду все эти дни гулять с тобой по лесу?

– Хорошая мысль, мне нравится.

– Еще бы тебе не нравилось! – но глаза отвела первой, и Рольван коротко усмехнулся, решив, что на этот раз стычку проиграл не он.

Глава четырнадцатая, языческая

Есть четыре Великие ночи:

Саах, когда год умирает и вновь рождается: это время смерти.

Бригонда прогоняет зиму, в это время у овец появляется молоко. Роды в этот день бывают легкими, а рожденные дети – прекрасны и искусны во всяком деле.

В ночь Валля спадают покровы и призраки ходят по земле: это время колдовства.

В ночь Лафада начало осени. Это время плодородия и любви; все огни в эту ночь зажигают от одного огня. Лафаду приятны радости плоти, и нет ничего, что было бы запретным в эту ночь.

Когда пойдешь туда, не забудь взять с собой нож, и воткни его в порог, чтобы не закрылась за тобою дверь. Войдя, ты окажешься в дивном чертоге, подобного которому больше нет на свете; будь внимателен, чтобы тебе не прельститься его красотой и не забыть, зачем ты пришел. Да смотри, не вздумай отведать там яств и напитков, потому что кто съест или выпьет там хоть глоток, уснет мертвым сном, и проспит сто лет, и никогда уже не вернется назад. Запомнишь ли мои слова? И он сказал: «Запомню».

«Простые люди, жители этих мест», как назвала их Игре, обитали в маленьких укрепленных фермах-деревеньках, укрывавшихся на склонах холмов и в узких ложбинах между ними, в окружении небольших полей ячменя и овса и зеленеющих пастбищ. Позже Рольван узнал, что эти люди считают себя Хранителями Круга с таких давних пор, что никто и не помнит, кем и когда была поручена им эта обязанность; их отцы, деды и прадеды жили здесь, разводя свои скудные стада, совершая обряды у больших камней в дни праздников, и верили, что зажигаемые ими костры и есть то основание, что держит благополучие всего мира из года в год. Когда захватчики-квиряне изгоняли прежнюю веру из Лиандарса, жившие здесь дрейвы бежали или были убиты. Их тихие сородичи с виду покорились, но чуждые обычаи среди них так и не прижились и Хранители Круга незаметно вернулись к прежнему образу жизни. Были они немногочисленны и бедны, так что ни квирянам, ни, позже, свободным эргам не было особого дела до их деревень. В последний раз их беспокоили в дни охоты на дрейвов времен молодости отца Кронана. Единственный посланец церкви, появившийся здесь с тех пор, недолго занимался обращением заблудших душ. Его смерть была, скорее всего, случайной – во всяком случае, обвинений в убийстве не прозвучало и жители холмов снова оказались всеми забыты.