Мужской роман - Ирина Потанина

Вопрос повис в воздухе. Провисел он там следующие три дня. И это были самые отвратительные дни, которые только можно было себе представить.

— Давай обсудим это дома…

— А знаю ли я теперь, где мой дом? — Вера послушно шла за Игорем, но ситуация от этого только накалялась.

Любые разговоры оканчивались глупыми разбирательствами. Здесь фигурировало уже и надменное: «Это ты во всем виноват!» И грубое: «Да кто ты такая, чтобы требовать от меня этого нелепого ожидания?!» Много раз проговариваемое: «Нам лучше не видеться», стояло уже поперек горла. Но всякий раз, когда кто-то из оппонентов всерьез собирался рвать отношения, второй вдруг пугался, пытался остановить, умолял еще раз «попробовать все перерешить». Компромисс так и не был найден, а отношения все накалялись.

Вдобавок, домыслы об исчезновении Палюрича оказались истиной. Прийдя с работы на следующий день, Вера, стараясь оставаться спокойной, пересказывала происходящее.

— Знаешь, я даже завидую тебе. Могла бы — сама бы туда не пошла.

— Так что же тебя там держит? Указания Вадима, я так понимаю, — Игорь уже не мог сдерживать ехидные интонации.

— Не об этом речь, — Вера старалась избегать больных тем, — Лучше послушай, что творилось.

На следующий день после мнимого обнаружения мнимой недостачи (Вера с Игорем единодушно не верили в искренность тех, кто обвинял ВасьВася) в «Пробел» нагрянули Орлики и высказали желание переговорить с коллективом. Говорил Миленок. Орлики, немым подтверждением собственного соучастия, стояли за спиной оратора.

— Ваш директор оказался недостойным. Заварил кашу, проворовался, понял, что не сможет уже вернуть долги, и исчез. Попросту испарился. Сейчас его ищут компетентные люди. Можете не сомневаться, найдут и привлекут к ответственности. От вас же сейчас требуется мобилизовать все силы и, несмотря на происшедшее, поддерживать работу центра на должном уровне. Контроль за работой «Пробела» господа учредители теперь возьмут лично на себя, — Александр Орлик утвердительно кивнул после этих слов своего поверенного, — Если кто-то знает, где искать Палюрича, пусть скажет сейчас…

Единогласное молчание никого не смутило.

— Мы и не надеялись на то, чтоб преступник такой хитрости, как Палюрич, мог оставить нам такие ценные зацепки. Что ж, неважно. Главное, не падать духом. К завтрашнему дню мы ожидаем от вас полный список сотрудников центра. С пояснениями, кто, что умеет делать, и кто за что здесь отвечает. Список будет просматривать и утверждать лично Александра Владимировна, — обворожительная улыбка Александры Орлик, как показалось Вере, сочилась ядом.

— Это какое-то недоразумение, — робко подали голос из толпы. Это идеалист Тоха пытался спасти положение, — ВасьВась… Я хотел сказать, Ваасилий Васильевич, не мог ничего украсть…

— Мы все знаем Палюрича, как порядочнейшего человека, — робко поддерживали Тоху остальные.

— Да? — Миленок тонко улыбнулся в ответ, — А почему же он тогда прячется? Телефон отключил, по месту прописки дверь никто не открывает… Куда вдруг исчезла его жена? Она ведь, вроде, тоже здесь работала. Почему не явилась сегодня? Вы — еще, в сущности, дети. Вам сложно поверить в такое разочарование… но…

— Мы не боимся поверить, — вмешалась Вера, — Мы точно знаем, что Палюрич не виновен.

— Ваше мнение здесь ничего не решает!

С этими словами Александра Орлик многозначительно оперлась на локоть мужа, приподняла брови и указала глазами необходимое направление движения. На выход. Миленок поручил Анюте составить список сотрудников и следить за нормальным течением рабочего дня, а сам засеменил следом за учредителями.

— Понимаешь, — Вера гневно сверкала глазами, пересказывая этот эпизод, — Им нужна не просто победа. Им нужна победа с антуражем. Мало просто вынудить Палюрича скрыться, нужно еще и публично оговорить его…

— И что наши? — Игорь чувствовал, что если сожмет кисть так сильно, как хочется, чашка с горячим чаем попросту лопнет у него в руках.

— Из всего коллектива решили остаться в «Пробеле» только Анюта и я. Анюте дочь кормить надо, она не может позволить себе рисковать…

— А тебе? Кого надо кормить тебе? — начинал заводиться Игорь.

— На днях планирую поговорить с Вадимом. Скажу, что не могу работать под начальством таких негодяев…

— А без разрешения папочки слабо? Тебе же уже не десять лет…

— Перестань, прошу тебя. Кажется, мы сейчас снова поругаемся…

И ругались, и кидались друг в друга колющими упреками. Потом снова пугались содеянного, наскоро склеивали разбитую чашу семейного счастья, ложились спать, измотанные собственной руганью, ворочались, не засыпали. Утром Вера молча собиралась на работу, стараясь не разбудить Игоря. Опасаясь новых вспышек непонимания…

«Дожили. Единственный способ не ссориться — вообще не разговаривать. Докатились», — притворяясь спящим, думал Игорь вслед Вере. То нехорошее, что когда-то Критовский усилием воли гасил в своей душе, теперь вырвалось наружу. Собственно, оно стало уже самим Игорем. Оно завладело им целиком.

Днем Вера звонила с автомата.

— Работать невозможно. Нагнали каких-то незнакомцев из офиса. Те пытаются навести здесь свои порядки. Анюту переводят на должность начальника отдела кадров. Это, вроде как, повышение… Без Палюрича здесь душно. Все фальшиво, все пропитано взаимным подсиживанием. Какая-то дурацкая иерархия в общении.

— Так что же ты там делаешь?

— Обязательно пойду к Вадиму…

— Если пойдешь — считай мы больше не вместе…

— Но я не могу не пойти! Я должна хотя бы извиниться перед ним за непослушание… Оправдаться…

Игорь клал трубку, а потом долго пилил себя. Через силу перезванивал Вере на сотовый, хрипло просил перезвонить домой. Она перезванивала, Игорь извинялся, просил приходить поскорее.

На следующий день все повторялось по тому же сценарию.

На третий вечер Вера не выдержала. После очередного обмена любезностями Игорь ушел в киоск за сигаретами. Вернулся — Веры уже не было. На кухонном столе лежала записка.

«Так больше не может продолжаться. Ухожу тайно, боясь, что ты снова начнешь останавливать меня, а потом сам же будешь жалеть об этом. Может, наше время еще не пришло? Может, мне действительно сначала надо разобраться с прошлым, а потом уже строить будущее? Попробую разобраться. Только не звони. Не тревожь, не мешай. Попробуй, вдруг тебе без меня будет лучше? Я тоже попробую. Надеюсь, разлука чему-то научит нас. Люблю тебя. Вера».

Игорь перечитал написанное, медленно сложил листок вчетверо и аккуратно разорвал его на множество отдельных букв. Огляделся. Странное чувство. Ни одной Вериной вещи в квартире не осталось, но, тем не менее, каждая молекула воздуха была пропитана здесь ею.

Игорь пулей вылетел из дома.

«Куда бежишь?» — издевались изнутри, — «Иди, звони, возвращай. Она ведь и вправду ушла… Тайно. Захотела — пришла, захотела — ушла… Из тебя душу вытянула, пошла тянуть из кого-то другого… Ты допустишь это? Иди, звони.»

Игорь вернулся домой. Тяжело дыша, подошел к телефону. Схватил трубку, злорадно усмехнувшись. Вцепился порывисто, как хищник в застигнутую врасплох добычу. Потом вспомнил все происшедшее.

«Вера права. Возможно, разлука поможет осознать. Ей — не мне. Для меня все давно уже осознано. Нужно ждать. Пусть воюет со своим прошлым, пусть решается. Нельзя мешать. Нужно верить в неё и ждать… Есть вещи, которые человек должен совершать сам. Но, Господи, почему же без неё так невыносимо? Куда же деть мне себя теперь?»

Игорь схватил телефон за горло и со всей силы отшвырнул врага в дальний голу коридора.

После этого спокойно вышел из квартиры и снова направился в киоск. Нужно было забыться. Никогда раньше не помогавший способ — напиться вчерную — отчего-то казался сейчас единственным спасением. Страшно хотелось рассказать все Палюричу. Кому-то близкому, но не из равных… ВасьВась — большая мудрая скала. Он помог бы. Он понял бы и нашел чем поддержать. Но, увы, доступ к Палюричевскому оптимизму теперь был строго ограничен. Игорь к числу избранных, имеющих этот доступ, больше не относился.

— Может, поехать в офис и набить морду Орлику? — отчего-то вслух поинтересовался Игорь сам у себя, — А что, пару раз успею садануть, пока охрана появится…

К счастью, эта мысль быстро исчезла, сменившись другой, менее агрессивной.

«Для чего же все-таки Орликам понадобилось так поступать? Что за мотивы могут быть у подобных махинаций?», — и эти мысли Игорь тоже принялся гнать, — «Не думать. Не искать. Отключиться. И Вере и Палюричу сейчас можно помочь только одним — невмешательством. И как бы умудриться не разбиться вдребезги об это свое бездействие? Как бы выжить?»

Это была та, самая мерзкая, разновидность бодуна, когда мир делается невыносимо гадким и бессмысленным. Игорь безутешно страдал. Собственно, физические последствия вчерашнего еще не пробудились: голова не гудела, жажда не мучила… Но жить уже не хотелось.