Анж Питу - Александр Дюма

Бывают минуты, когда судьба взвешивает на своих весах будущее целой нации. Одна чаша перевешивает. Люди уже мнят, что добились своего. Внезапно невидимая рука бросает на другую чашу лезвие кинжала или пистолетную пулю. В одно мгновение все меняется и со всех сторон раздается единственный крик: «Горе побежденным!».

XVIII

ДОКТОР ЖИЛЬБЕР

Пока народ с воплями радости и ярости врывается в крепость, два человека барахтаются в тинистой воде, наполняющей ров.

Эти двое — Питу и Бийо.

Питу поддерживает Бийо; пули не ранили фермера, он цел и невредим, но падение слегка оглушило его.

Им бросают веревки, протягивают шесты.

Питу хватается за шест, Бийо — за веревку.

Пять минут спустя обоих уже обнимают, невзирая на их перепачканное платье, и качают как героев.

Фермеру подносят стаканчик водки; Питу угощают колбасой и вином.

Потом обоих обтирают соломой и ведут погреться на солнце.

Внезапно в уме Бийо вспыхивает мысль, а точнее — воспоминание; он вырывается из рук заботливых доброжелателей и бросается в крепость.

— Свободу узникам! — кричит он на бегу.

— Да, да, свободу узникам! — повторяет в свой черед Питу, бросаясь вслед за ним.

Толпа, до этой секунды занимавшаяся лишь палачами, содрогнувшись, вспоминает об их жертвах.

Она выдыхает вся разом: «Да, да, да, свободу узникам!».

И новая волна осаждающих, прорвав плотины, словно раздвигает стены крепости, дабы принести туда свободу.

Жуткое зрелище предстало глазам Бийо и Питу. Хмельная от одержанной победы, разъяренная, бешеная толпа заполонила двор. Она растерзала первого попавшегося на ее пути солдата.

Гоншон хладнокровно наблюдал эту расправу. Без сомнения, он считал, что гнев народа подобен течению большой реки, которая губит тех, кто пытается ее остановить.

Эли и Юлен, напротив, бросились наперерез толпе убийц; они просили, они умоляли, утверждая, — святая ложь! — что обещали сохранить гарнизону жизнь.

Появление Бийо и Питу сослужило им хорошую службу.

Толпа увидела, что Бийо, за которого она мстит, жив и даже не ранен; под ногой у него перевернулась доска, только и всего; он искупался в тине — и ничего более.

Сильнее всего народ ненавидел швейцарцев, но тех нигде не было видно: они успели надеть серые блузы, так что их стало невозможно отличить от слуг или заключенных. Толпа забросала камнями башенные часы и разбила фигуры узников, поддерживающие циферблат. Толпа бросилась вверх по лестницам, чтобы расквитаться с пушками, сеявшими смерть. Толпа мстила камням и в кровь стирала себе руки, пытаясь своротить их.

Когда первые победители показались на вершине башни, все, кто был внизу, то есть сто тысяч человек, приветствовали их оглушительным криком.

Крик этот пронесся над Парижем и, словно быстрокрылый орел, устремился во все концы Франции:

— Бастилия взята!

Когда люди услышали этот крик, сердца их смягчились, глаза наполнились слезами, руки раскрылись для объятий; не было больше противостоящих партий, не было больше враждующих сословий; парижане ощутили себя братьями, французы ощутили себя свободными.

Миллионы людей слились в порыве восторга.

Бийо и Питу вошли в крепость вместе с толпой; они искали не своей доли триумфа, но свободы заключенных.

Пересекая комендантский двор, они увидели человека в серой одежде: опираясь на трость с золотым набалдашником, с невозмутимым видом он взирал на все происходящее.

То был комендант. Он спокойно ждал либо своих друзей — они могли его спасти, либо своих врагов — они должны были с ним расправиться.

Узнав коменданта, Бийо вскрикнул и направился к нему.

Де Лонэ также узнал Бийо. Скрестив руки, он смотрел на него, как бы говоря: «Так, значит, это вы нанесете мне первый удар?».

Бийо подумал: «Если я заговорю с ним, его узнают, и тогда он погиб» — и остановился.

Как, однако, отыскать в этом хаосе доктора Жильбера? Как вырвать у Бастилии тайну, сокрытую в ее недрах?

Де Лонэ угадал его сомнения, оценил его героическую щепетильность.

— Что вам угодно? — спросил он вполголоса.

— Ничего, — отвечал Бийо, кивая в сторону ворот и указывая коменданту путь к спасению, — ничего. Я сам разыщу доктора Жильбера.

— Третья Бертодьера, — мягко, почти растроганно отвечал де Лонэ, не двигаясь с места.

Вдруг чей-то голос за спиной Бийо произнес:

— А, вот и комендант!

Голос этот был нечеловечески спокоен, и тем не менее чувствовалось, что каждое из произносимых им слов — острый нож, направленный в грудь де Лонэ.

Принадлежал этот голос Гоншону.

Услышав слова Гоншона, люди вздрогнули, словно до их слуха донесся набат, и, возбуждаясь от жажды мести, с горящими глазами, бросились на де Лонэ.

— Возьмите его под свою защиту, — попросил Бийо Юлена и Эли, — иначе ему конец.

— Помогите нам, — отвечали адъютанты Гоншона.

— Мне нужно идти, я должен спасти другого человека.

В тот же миг тысячи неистовых рук схватили, скрутили, поволокли де Лонэ.

Эли и Юлен бросились вдогонку, крича:

— Стойте! Мы обещали сохранить ему жизнь!

Ничего подобного никто не обещал, но эти благородные люди, не сговариваясь, прибегли к священной лжи.

Не прошло и секунды, как толпа потащила де Лонэ к выходу из крепости с криками: «В ратушу! В ратушу!». Эли и Юлен бежали следом.

Для многих де Лонэ, живая добыча, стоил добычи мертвой — взятой Бастилии.

Впрочем, и сама крепость — печальное и безмолвное здание, куда четыре столетия был закрыт доступ всем, кроме стражи, тюремщиков и мрачного коменданта, — представляла достойное внимания зрелище теперь, когда она сделалась добычей народа, расхаживавшего по ее внутренним дворам, бегавшего вверх и вниз по лестницам и, подобно шумному рою пчел, наполнявшего этот гранитный улей гулом и суетой.

Бийо проводил глазами де Лонэ, которого толпа не столько вела, сколько несла, так что он, казалось, плыл над людскими головами.

Мгновение спустя он уже исчез из виду. Бийо вздохнул, оглянулся, увидел Питу и с криком: «Третья Бертодьера!» — ринулся к одной из башен.

На пути ему попался трепещущий тюремщик.

— Где третья Бертодьера? — спросил Бийо.

— Вот здесь, сударь, но у меня нет ключей.

— Почему?

— У меня их отобрали.

— Гражданин, дай мне на время твой топор, — попросил Бийо какого-то жителя предместья.

— Бери его насовсем: раз Бастилия взята, он мне больше не нужен.

Бийо схватил топор и бросился вверх по лестнице вслед за тюремщиком, указывавшим ему дорогу.