Анж Питу - Александр Дюма

Солдаты уступают. Штыки по-прежнему приставлены к груди де Лонэ, но команды отдает он, ибо все понимают, что их жизнь в его руках. Все словно оцепенели. Наступающие замечают, что происходит нечто странное. Они устремляют взгляды в глубь двора и видят коменданта, готового погубить и себя, и всех кругом.

— Послушайте, — говорит де Лонэ, — вы видите, что в моей власти погубить вас всех; предупреждаю: если хотя бы один из вас войдет в этот двор, я подожгу порох.

Тем, кто слышат эти слова, кажется, что земля дрогнула у них под ногами.

— Чего вы хотите? Чего вы требуете? — кричат несколько человек, и в их голосах слышен ужас.

— Я хочу почетной капитуляции.

Однако осаждающие не верят словам де Лонэ, продиктованным отчаянием; они хотят во что бы то ни стало войти в крепость. Возглавляет их ряды Бийо. Внезапно он вздрагивает и бледнеет; он вспоминает, зачем пришел к стенам Бастилии.

— Стойте! — кричит Бийо, бросаясь к Эли и Юлену. — Заклинаю вас именем пленников, стойте!

И эти люди, готовые пожертвовать своей жизнью ради победы, отступают, в свой черед бледнея и трепеща.

— Чего вы хотите? — вновь задают они коменданту вопрос, который ему уже задавали солдаты гарнизона.

— Я хочу, чтобы все покинули территорию Бастилии, — отвечает де Лонэ. — Я не буду вести никаких переговоров до тех пор, пока в крепости останется хотя бы один посторонний.

— Однако, — возражает Бийо, — в наше отсутствие вы сможете привести здесь все в боевой порядок.

— Если мы не договоримся о капитуляции, мы вернемся туда, где находимся теперь: я — к этим воротам, вы — к тем.

— Вы даете слово?

— Слово дворянина.

Некоторые осаждающие недоверчиво покачали головами.

— Слово дворянина! — повторил де Лонэ. — Здесь есть люди, не верящие слову дворянина?

— Нет, нет, мы верим! — ответили пять сотен голосов.

— Пусть мне принесут бумагу, перо и чернила.

Приказ коменданта был исполнен мгновенно.

— Хорошо, — сказал де Лонэ; затем обратился к своим противникам:

— А вы все ступайте прочь.

Бийо, Юлен и Эли подали пример и вышли первыми.

Остальные последовали за ними.

Де Лонэ отложил фитиль и, положив бумагу на колено, начал набрасывать условия капитуляции.

Солдаты инвалидной команды и швейцарцы, понимая, что решается их судьба, молча, с почтительным страхом следили за ним.

Прежде чем положить перо, де Лонэ оглянулся. Дворы были пусты.

Тем временем снаружи мгновенно узнали обо всем, что произошло внутри.

Как и предсказывал г-н де Лом, толпа на площади росла как из-под земли. Бастилию окружало уже сто тысяч человек.

Тут были не только рабочие, но и граждане всех сословий, не только мужчины, но и дети и старики.

И каждый был вооружен, каждый что-то кричал.

Повсюду мелькали заплаканные, растрепанные женщины, заламывающие руки в отчаянии и проклинающие каменную громаду.

Это были матери, у которых Бастилия только что отняла сыновей, жены, у которых Бастилия только что отняла мужей.

Между тем уже несколько минут Бастилия не грохотала, не изрыгала пламени и дыма. Бастилия погасла. Бастилия стала нема как могила.

Нечего было и пытаться сосчитать следы пуль, избороздившие ее стены. Каждый постарался принять участие в наступлении на это гранитное чудовище — зримое воплощение тирании.

Поэтому, когда в толпе узнали, что страшная Бастилия вот-вот капитулирует, что комендант обещал сдать ее народу, никто не смог в это поверить.

Охваченная сомнениями, в молчании, толпа ждала развязки, когда вдруг в одной из амбразур показалась шпага, на конце которой белел лист бумаги.

Однако между этим письмом и толпами наступающих пролегал ров — широкий, глубокий, наполненный водой.

Бийо потребовал доску: три были испробованы, но оказались слишком коротки. Четвертая подошла.

Бийо перекинул ее через ров и, ни секунды не поколебавшись, двинулся вперед по этому шаткому мосту.

Толпа молча следит за ним; все глаза устремлены на этого смельчака, делающего шаг за шагом над бездной, напоминающей воды Коцита. Питу, дрожа, усаживается на самом краю рва и прячет голову в колени.

Мужество изменяет ему: он плачет.

Внезапно, уже оставив позади две трети пути, Бийо теряет равновесие, взмахивает руками, падает и скрывается под водой.

Питу издает глухой стон и, подобно верному ньюфаундленду, бросается в воду вслед за своим повелителем.

Тогда к доске, с которой только что упал Бийо, подходит еще один человек.

Также без колебаний он ступает на импровизированный мост. Это Станислас Майяр, судебный исполнитель из Шатле.

Дойдя до места, где барахтаются в тине Питу и Бийо, он на мгновение опускает глаза вниз и, убедившись, что они доберутся до берега целыми и невредимыми, продолжает свой путь.

Через полминуты он оказывается на другом берегу рва и снимает с кончика шпаги письмо коменданта.

Затем так же невозмутимо, тем же твердым шагом он по доске возвращается обратно.

Но в тот самый миг, когда народ окружает его, чтобы прочесть письмо, раздается мощнейший залп и на толпу обрушивается град пуль.

Один лишь вопль вырвался из каждой груди — это был вопль, возвещающий месть народа.

— Вот что значит верить тиранам! — кричит Гоншон.

И забыв о капитуляции, о порохе, о собственной жизни, о жизни заключенных, без раздумий, с единственным желанием — отомстить, народ бросается внутрь крепости: на приступ идут уже не сотни, но тысячи парижан.

Теперь путь им затрудняет не стрельба, но слишком узкие ворота.

Услышав залп, двое солдат, ни на минуту не покидавших г-на де Лонэ, бросаются на него, а третий выхватывает у него фитиль и топчет ногами.

Де Лонэ выхватывает шпагу из трости и хочет заколоться; шпагу ломают у него в руках.

Комендант понимает, что ему остается лишь одно — ждать, и он ждет.

Народ заполняет крепость, гарнизон братается с ним, и вот Бастилия взята штурмом, силой: капитуляции не потребовалось.

Все дело в том, что вот уже сто лет, как в королевскую крепость заключали не человека, но саму мысль. Мысль взорвала Бастилию, и народ устремился в образовавшуюся брешь.

Что же до залпа, прозвучавшего в тишине перемирия — этого неожиданного, бесцельного, рокового залпа, — никто никогда не узнал, кто подал к нему сигнал, кто его замыслил и осуществил.

Бывают минуты, когда судьба взвешивает на своих весах будущее целой нации. Одна чаша перевешивает. Люди уже мнят, что добились своего. Внезапно невидимая рука бросает на другую чашу лезвие кинжала или пистолетную пулю. В одно мгновение все меняется и со всех сторон раздается единственный крик: «Горе побежденным!».