Заколоченное окно - Амброз Бирс

Нет нужды упоминать, что я отнюдь не обладал какими-либо познаниями в медицине. Но с помощью видного специалиста по подделке документов я приобрел диплом, якобы выданный мне Королевским Обществом Знахарей и Шарлатанов города Идол-сити. Этот диплом в рамке из бессмертника был подвешен на креповой ленточке к плакучей иве, растущей против моей приемной, и привлекал к себе толпы страждущих. Я основал также чрезвычайно крупный похоронный комбинат, тесно связанный с моей врачебной практикой. Как только мне позволили средства, я купил большой участок земли и устроил на нем кладбище, по одну сторону которого находилась моя мастерская мраморных памятников, а по другую — обширное цветоводство. Кокетство, мода и скорбь поставляли покупателей в мой универсальный магазин «Все для скорбящих». Словом, дела мои процветали, и уже через год я смог выписать своих родителей и устроить старого отца на прекрасную должность скупщика краденых вещей. Поступок этот никак нельзя было счесть постыдным актом сыновней признательности, потому что я вытягивал у старика все доходы.

Но, к сожалению, лишь крайняя бедность может гарантировать нас от превратностей судьбы; человек не в состоянии уберечь себя от зависти богов и бесконечных козней фортуны. Богатство, разрастаясь вширь, теряет свою мощь, в то время как антагонистические силы, которых оно оттесняет, накапливают энергию по закону упругости и, в конце концов, наносят сокрушительный ответный удар. Слава о моем врачебном искусстве все росла, и ко мне стали привозить пациентов со всех концов земного шара. Лежачие больные, чье упорное отлынивание от смерти служило постоянным источником огорчения для их друзей; богатые завещатели, чьи наследники жаждали получить свои кровные денежки; нежеланные отпрыски раскаявшихся в своем грехе родителей и родители, находящиеся на иждивении у расчетливых детей; супруги, задумавшие вступить в новый брак и при этом избежать бракоразводного процесса — все эти и многие другие разновидности избыточного населения препровождались в мою клинику в Городе Почивших. Прибывало их бесчисленное множество.

Правительственные чиновники привозили ко мне целые караваны сирот, бедняков, умалишенных, — в общем, всех тех, кто стал обузой для общества. Мое искусство в исцелении пауперизма и орфанизма было особо отмечено благодарным парламентом.

Естественно, все это способствовало процветанию моих сограждан, так как, хотя прибывающие в город чужеземцы большую часть денег оставляли мне, все же благодаря им очень оживилась торговля, в которую я и сам вкладывал немалые суммы. Я был крупным предпринимателем, а также покровителем наук и искусств. Город Почивших так быстро разрастался, что через несколько лет мое кладбище, которое и само необыкновенно расширилось, вошло в пределы города. Вот тут-то и таилась мой погибель.

Олдермены объявили мое кладбище общественным злом и постановили отнять его у меня, тела перенести в другое место, а там разбить парк. Конечно, мне должны были возместить стоимость кладбища, и, с легкостью подкупив оценщиков, я смог бы сорвать за него изрядный куш. Но по одной причине, которая станет ясна позднее, решение олдерменов мало меня радовало. Все мои протесты против кощунственного нарушения покоя умерших оказались напрасными. А между тем это был веский аргумент, так как в той стране мертвецы служат предметом религиозного поклонения. В их честь воздвигаются храмы, и на государственном обеспечении содержится особая категория священнослужителей специально для отправления заупокойных служб, всегда очень трогательных и торжественных. Ежегодно, в течение четырех дней здесь отмечают «Праздник Усопших». Люди, оставив все свои дела, огромной процессией во главе со священниками проходят по кладбищам, украшая могилы и вознося молитвы в храмах. В этой стране существует поверье, что, как бы ни грешил человек при жизни, скончавшись, он обретет вечное и невыразимое блаженство. Всякое сомнение в этом рассматривают как тяжкое преступление и карают смертью. Вырыть погребенное тело или отказаться похоронить умершего считается страшным злодеянием, и для него даже не предусмотрено кары, потому что никто никогда еще не осмеливался его совершить. Согласно закону, эксгумация трупов производится лишь по особому разрешению и сопровождается торжественной церемонией.

Все это как будто говорило в мою пользу, однако жители города и власти были так твердо убеждены в пагубном влиянии моего кладбища на их здоровье, что, в конце концов, его отобрали у меня, предварительно определив стоимость. С трудом подавив тайный ужас получив за кладбище сумму, втрое превышавшую его истинную цену, я лихорадочно стал сворачивать свои дела.

Неделю спустя наступил день, назначенный для торжественного обряда перенесения трупов Погода была прекрасная, и все население города и окрестностей собралось, чтобы присутствовать при этой величественной религиозной церемонии. Весь ритуал выполнялся под руководством священнослужителей в погребальном облачении. Состоялось искупительное жертвоприношение в Храмах Усопших, а затем грандиозная процессия двинулась к кладбищу. Возглавлял процессию сам Великий Мэр в парадной мантии и с золотой лопатой в руках. За ним следовал хор из ста одетых в белое мужчин и женщин, которые пели Гимн Почившим. Далее следовало младшее духовенство храмов, городские власти в парадных мундирах, и каждый из них нес живого поросенка — жертву богам Почивших. И лишь последние ряды этой длинной процессии составляло местное население. Горожане шли с непокрытыми головами, посыпая волосы придорожной пылью в знак смирения. В центре некрополя, перед часовней стоял Верховный Прелат в пышном одеянии, а по обе стороны от него выстроились епископы и другие высшие сановники курии. Все они смотрели на приближавшуюся толпу с крайней суровостью. Великий Мэр почтительно остановился перед священнослужителями, а младшее духовенство, гражданские власти и горожане плотным кольцом обступили место действия. Великий Мэр, положив золотую лопату к ногам Высшего Духовного Властителя, молча опустился перед ним на колени.

— Зачем дерзнул ты явиться сюда, о смертный? — громко и торжественно вопросил Верховный Прелат. — Уж не возымел ты нечестивое намерение при помощи этого орудия обнажить тайну смерти и нарушить покой усопших?

Великий Мэр, не вставая с колен, вытащил из-под мантии грамоту с весьма внушительными печатями.

— Взгляни, о неизреченный, на слугу твоего, посланного народом, чтобы умолять тебя о милости. Позволь нам взять на себя заботу о почивших, дабы они могли покоиться в более подходящей земле, освящением подготовленной к их приему.

С этими словами он вручил Прелату постановление совета олдерменов о перенесении умерших на другое кладбище. Едва коснувшись пергаментного свитка, Верховный Прелат передал его в руки стоящего рядом Главного Хранителя Кладбищ. Воздев руки к небу и несколько смягчив суровое выражение лица. Прелат возгласил:

— Боги согласны! Священнослужители, выстроившиеся по обе стороны от Прелата, повторили его жест, взгляд и слова. Великий Мэр поднялся с колен, хор затянул торжественную песню. В этот момент в ворога кладбища въехала погребальная колесница, запряженная десятью белыми лошадьми с развевающимися черными плюмажами. Сквозь расступившуюся толпу колесница покатила к могиле, выбранной для этого торжественного случая. Здесь был похоронен важный сановник, которого я пользовал от хронической склонности к лежанию. Великий Мэр золотой лопатой коснулся могильного холма, вручил ее Верховному Прелату, а два дюжих могильщика энергично принялись орудовать уже железными лопатами.

Тут мне пришлось срочно покинуть и кладбище и город. Сведениями о дальнейших событиях я обязан моему блаженной памяти отцу. Родитель сообщил мне о них в письме, написанном в тюремной камере ночью, накануне того дня, как он имел непоправимое несчастье угодить в петлю.

Пока могильщики работали, четыре епископа стали по углам могилы и в глубокой тишине, нарушаемой лишь лязгом лопат, принялись повторять заклинания из Ритуала Нарушения Покоя Усопших, умоляя почившего брага простить их. Но почившего брата там не было и в помине. Напрасно вырыв яму глубиною в две сажени, могильщики прекратили работу. Священнослужители пришли в явное замешательство, толпа застыла в ужасе. Могила была пуста. В этом не было никаких сомнений.

После краткого совещания с Верховным Прелатом Великий Мэр приказал рабочим вскрыть другую могилу. На этот раз решено было повременить с ритуалом, пока не обнаружится гроб. Но и здесь не было ни гроба, ни мертвеца.

Смятение и ужас воцарились на кладбище. Люди с воплями метались взад и вперед, стеная и жестикулируя. Все кричали разом, не слушая друг друга. Некоторые помчались за лопатами, мотыгами, кирками. Другие тащили плотничьи стамески и даже зубила из мастерской мраморных памятников и с помощью этих малопригодных орудий принимались раскапывать первые попавшиеся могилы. Иные бросались ничком на могильные холмики и яростно разгребали землю голыми руками, напоминая собак, охотящихся на сурков. Еще до наступления темноты было перерыто почти все кладбище. Каждая могила была исследована до дна, и теперь тысячи людей, превозмогая усталость, ожесточенно рыли землю на тропинках между могилами. Вечером были зажжены факелы, и при их зловещем свете эти жалкие безумцы, подобно бесовскому легиону, справляющему какой-то нечестивый обряд, продолжали свой бесплодный труд, пока не перерыли все кладбище. Но они не нашли ни одного трупа и даже ни одного гроба.