Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника - Александр Майоров

И вот вчера примерно в середине ночи, во всем городе одновременно раздалась интенсивная стрельба. Началась атака на ключевые объекты — генерал-губернаторство, радиостанцию, на управление зоной Герат и другие учреждения. Генерал Бабинский с Сарваландом, в чем попало выскочив на улицу, удачно избежали смерти и оказались на аэродроме.

К утру Герат почти весь находился в руках мятежников. Но все дело в том, что — по моим оценкам — они своей задачи не выполнили. Генерал-губернаторство, прочно обороняемое тремя танками, шестью БТР и БМП, батальоном 5-й мотострелковой дивизии, а так же радиостанция, примерно с такой же охраной, — остались нашими опорными пунктами в Герате. Погибло много людей из рот обслуживания и боевого обеспечения 17-й пехотной дивизии. Были, конечно, потери и в 5-й мотострелковой дивизии. Мы оказались перед лицом утраты Герата. Но, повторяю, главный объект — радиостанция — находилась в наших руках.

К 9–9.30 утра атаки прекратились, и в Герат вернулось спокойствие. Противник, вероятно, приступил к оценке обстановки и выработке новых решений. Точно тем же занимался и я. Внешний эфир, как мне доложили, был спокоен. О Герате ни звука. Значит, пешаварцев что-то затормозило в Герате, дальше развивать успех они не смогли. Цепь действий где-то разомкнулась…

Я находился с оперативной группой на аэродроме Герата и обдумывал способы скорейшей очистки города от моджахедов.

Положение вырисовывалось как критическое. Оно толкало на действия, которые вызывали во мне внутреннее неприятие. Я понимал, что на меня может лечь тяжелая моральная ответственность, если я пойду на открытый штурм города. Поэтому надо было и Герат возвратить и не оказаться человеком вне законов морали. А как это сделать — я пока не знал. Но уже твердо был убежден: Паузой в действиях душманов надо немедленно и самым решительным образом воспользоваться. Подавить их инициативу в самом зародыше, застращать, запугать, деморализовать всей силой нашей техники, огня, организацией действий. Все пустить в ход и незамедлительно! Но как? Прилетели на аэродром Черемных, Нур Ахмет Нур, Зерай, Мухамед Рафи, Наджиб, Гулябзой, Кадыр. То есть за исключением Бабрака, Кештманда и Родебзак сюда прибыли все высшие государственные руководители. Вместе с ними прибыл и начальник штаба 40-й армии Панкратов. Для меня это, конечно, было хорошим подспорьем. Собралась таким образом мозговая сила, на которую можно было положиться, чтобы оценить обстановку и принять решение.

По радиостанции через ретрансляцию «булавы» меня вызвал Устинов.

Тихо, спокойно и властно он спросил:

— Герат сдан?

Не успел я ответить, как в трубке послышался голос телефонистки:

— Предупреждаю, связь ограниченной секретности.

— Город наш.

— Доказательства?

— Генерал-губернаторство с администрацией в Герате под нашей надежной охраной и обороной. Радиостанция под еще более надежной охраной и обороной. Аэродром, где я нахожусь — наш. В городе спокойно.

— Сколько времени понадобиться для его очистки?

Черт его знает!.. Мне сейчас это вспоминать — как в ледяную воду прыгать. Но тогда было не до эмоций. Молниеносно прикинул и отрубил:

— Двое-трое суток…

Ждал следующего вопроса. Будь моим собеседником покойный министр обороны Гречко, он спросил бы: «Каким образом думаешь решать?». То есть он взял бы половину ответственности — если не больше — на себя, утверждая мое решение.

Но Устинов не стал спрашивать, каким образом решаю дело с Гератом, а дал понять мне, что, мол, делай, мил-человек, сам, что ты решил делать, и неси за это ответственность. Сам!

Вот почему в трубке раздалось только одно слово:

— Утверждаю!

Конец связи.

Я проинформировал об обстановке прилетевших из Кабула товарищей. Время терять было нельзя. Они ждали моего решения.

Но к аппарату вызвал меня теперь уже Ю. В. Андропов.

— Как живете-можете, Александр Михайлович? Я только что разговаривал с Дмитрием Федоровичем. Знаю обо всем. Одобряю сроки. Действуйте.

Этот тоже не спросил, как я собираюсь действовать. «Как?» — этот вопрос заслонял, казалось, все небо.

Извинившись, я попросил всех выйти из автобуса, задержав только Черемных. Надо было принять важное решение и взять всю ответственность на себя. Мы сидели и молчали, обмениваясь взглядами и, не раскрывая рта, мыслями. Где же ты, единственно верное решение?..

Сидим. Молчим. Думаем.

Зазвонил телефон. Оба вздрогнули.

— Здравствуй, Александр Михайлович! — голос Огаркова. — Только что я говорил с Константином Устиновичем.

Бог мой, как все завертелось!..

— Он передает тебе привет и сказал, что САМ ждет положительного ответа не позже, чем через двое-трое суток. Ты уяснил, кого я имею в виду.

— Уяснил. Дорогой Николай Васильевич, уяснил. Что мне рекомендуешь делать?

— Тебе виднее. Но что бы ни было, за тебя я постою.

Опять сидим молча. Думаем. Думаем…

Наконец Черемных, догадавшись о моих мыслях, сказал:

— Я знаю о чем вы думаете, Александр Михайлович, и разделяю ваши намерения. За двое суток Герат во что бы то ни стало надо вернуть…

Я почувствовал признательность своему другу за поддержку.

Он продолжил:

— Всей силой подавить! Прижать к земле! Заставить ждать и ждать штурма! Но… — и он дал мне самому принять решение, касающееся этого «но» — на то я и занимаю должность Главного военного советника, чтобы все остающиеся «но» брать на себя.

— Приглашай.

В автобус вернулись все те, кого я ранее попросил выйти.

Как правило, командующий или главнокомандующий свое решение предваряет изложением замысла: чего и каким способом добиться. Затем формулирует само решение, и затем уже ставит задачи. Эта классическая формула не подходила к данной неклассической обстановке.

Я обратился через переводчика к своим коллегам.

— Обстановка тяжелая. Герат практически сдан. Но есть у нас надежда и уверенность за двое-трое суток его очистить. Мы имеем опорные пункты в городе — генерал-губернаторство, радиостанцию и имеем в своем распоряжении достаточно сил — в пределах до двух дивизий под Гератом. Сейчас нужны решительные действия, и для этого — ваше согласие и ваша помощь.

Не зная еще моего решения, не зная о конкретных действиях, все зашумели: мол, согласны, будем действовать. Приказывайте!

— Первое: товарищ Сафронов, организуйте облеты города посменно четверкой, а с 14 часов сегодня и восьмеркой вертолетов, с ведением огня холостыми зарядами в течение всего дня.

Второе: командиру 5-й гвардейской мотострелковой дивизии и командиру 17-й пехотной дивизии сформировать сто боевых групп в составе: танк, два-три бронетранспортера или БМП, 25–35 человек смешанного состава — к утру завтрашнего дня. Ответственные — генералы Шкидченко (по 17-й пехотной дивизии) и Панкратов (по 5-й мотострелковой дивизии).