Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника - Александр Майоров

Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

Залпом осушив фужер, аккуратно поставил его на стол, встал и молча вышел…

Мы, военные, изумленно переглянулись.

— Теперь до утра не покажется, — обронил Спольников.

Сергей Васильевич Козлов был направлен в Афганистан на должность Политического советника при ЦК НДПА решением Политбюро — с должности секретаря обкома КПСС одной из среднероссийских областей. Он запомнился мне как человек образованный и деликатный, приятный в общении. Но, попав в эту обстановку, да еще к такому решительному, властному и неуравновешенному послу, он, вероятно, не находил себе места, а, может быть, быстрее всех нас понял, что тут каши не сваришь — теми методами, какими действовали советские представители.

Много романсов мы услышали от него. Каждый обед при нашем очередном посещении посольства заканчивался тем же эпизодом. Он брал фужер, наливал в него «смирновки», пел куплет романса и пропадал до утра.

Вероятно, в совершенстве он знал и владел репертуаром Петра Лещенко, Александра Вертинского, Анастасии Вяльцевой, Вадима Козина, Изабеллы Юрьевой… Бывало, трогательно, до слез, он пел:

— И теперь в эти дни,

Я как прежде один.

Ничего уж не жду от грядущих годин…

То ли был он слишком одинок, то ли умнее всех нас, и этими романсами старался заглушить свое неприятие войны. Но делать было нечего — положение обязывало исполнять указания из Москвы.

Не знаю, справедлив ли я в своих предположениях, но как бы то ни было, относился я к Сергею Васильевичу с теплом и симпатией, он напоминал мне по своему характеру и психологии некоторых героев чеховских пьес.

Вернулись мы к себе уставшими и раздосадованными. И, пожалуй, опустошенными. Ведь мы столько времени потратили и в таком напряжении работали, чтобы убедить посла в необходимости определенных конкретных шагов единения, и в то же время наталкивались на его амбициозность.

Самойленко прямо сказал:

— Привык у себя в Татарии шурум-бурум наводить… — и добавил: — Опасный человек.

— А я люблю с ним поцапаться! — обронил Черемных.

Мои друзья спросили меня, что это были за слова, о которых посол потерял дар речи.

— Идиоматический оборот, — уклонился я. — Непечатный.

— А знаете что! — говорит Владимир Петрович, — я ему придумал месть, так сказать «сюрприз».

И Черемных поведал свой замысел.

Я видел по Самойленко, что он ранее уже с Черемных обсуждал этот коварный замысел, и был с ним согласен.

— Циник ты, Володя, — зло вырвалось у меня.

— Александр Михайлович, это же для расцветки истории.

— Пусть делает, — Аллах простит, — заступился за Черемных Самойленко.

— Все будет чисто и шито-крыто… Как у Мориса Дрюона.

Черемных знал, что в свободное время я роман за романом читал «Проклятые короли», где масса интриг, коварства и злодейства.

— Разрешите? А?..

То, что Черемных предлагал, было за пределами моего морального кодекса. Но и соблазн был большой… И что-то подленькое под ложечкой толкало, толкало на решение…

— Володя, ты — не докладывал, а я — не слышал…

— Понятно!

Подробно суть «сюрприза» я и по сей день не готов изложить… Скажу только, что не обошлось тогда без построения известной фигуры — треугольника, в котором один из углов занимала женщина…

На следующий день я собирался, как и было запланировано, вылететь с большой оперативной группой в Кундуз. Черемных оставался на хозяйстве. Самойленко проводил политические мероприятия по нашему плану вместе с Голь Ака, наведываясь в правительство, к министрам, встречаясь с интеллигенцией Кабула. А мне предстояло в течение 8-10 суток проинспектировать войска. Меня ждали встречи с командирами самого разного уровня. В частности, важно было проверить охрану и оборону дороги жизни — через перевал Саманган — от Термеза до Кабула. Там продолжались частые диверсии, сжигались и подрывались машины. Попавших в плен водителей зверски пытали, а потом сжигали. Наши надежные заставы, по предложению Черемных, следовало укрепить, выставить через каждые 200–300 метров дороги железобетонные колпаки, где наши воины вместе с воинами 20-й пехотной дивизии круглосуточно несли бы охрану пути, по которому шел поток грузов из СССР в Афганистан.

Утром чуть свет я со своей оперативной группой на самолете Ан-24 вылетел в Кундуз. Вслед за нами с наступлением рассвета должны были подлететь туда четыре вертолета с большой охраной.

На аэродроме меня встретил командир 201-й мотострелковой дивизии полковник Дрюков. Высокий, стройный, красавец-богатырь лет под сорок. Рядом с ним несколько военных из управления дивизии и несколько человек в штатском. Дрюков коротко доложил обстановку и пригласил меня в штаб дивизии.

Он категорично доложил, что власть в Кундузе держится только на патрулях 201-й мотострелковой дивизии. Попытки организовать власть из местных представителей пока не приносят результатов, никто не хочет брать на себя это бремя, особенно после того, как вырезали семью генерал-губернатора, одного из близких сподвижников Бабрака Кармаля. Из Кабула тоже пока никого не присылают, видимо, не могут подобрать подходящего человека. Обстановка в дивизии была, по мнению командира дивизии, нормальной, снабжение, питание — также в норме.

Что касается потерь среди личного состава — то не без этого. Война есть война.

Положение дел в дивизии и обстановку в зоне ответственности дивизии Дрюков знал хорошо. И я видел, что он пользуется авторитетом среди подчиненных. Тогда я думал: хорошее будущее у этого командира — молод, умен и уже с боевым опытом.

Но «госпожа удача», видимо, от него решила отвернуться. Произошло следующее.

Когда Сергей Леонидович Соколов в очередной раз прилетел в Афганистан, то посетил и дивизию Дрюкова, наблюдал за боевыми действиями одного из советстких батальонов под Кундузом. Комдив понравился Соколову своей профессиональной подготовленностью. После трудного дня ужинали поздно (кстати сказать, Сергей Леонидович зачастую днем не обедал, чтобы не отвлекаться от работы, не терять времени). Трапеза состоялась в полевом специально для афганских условий сделанном сборно-щитовом домике, из которого через небольшие оконца не так чтобы уж слишком широко открывалась окружающая панорама, зато слышимость внутри самого домика «открывалась» отменная.

Отужинав — не обошлось и без нескольких рюмок — ближе к полуночи разошлись боевые товарищи по своим комнаткам, чтобы к утру восстановить силы. Ну, Сергей Леонидович, человек немолодой рассчитывал на несколько спокойных часов. Не знал он однако, что, пока они трапезничали, командира дивизии ждала-дожидалась боевая подруга…