Священный цветок - Генри Райдер Хаггард

Смотреть на нас собралось значительное число жителей города, но они не толпились вокруг нас, а держались небольшими семейными группами у ворот своих домов. Эти группы по большей части состояли из одного мужчины и одной или нескольких женщин. Иногда, довольно редко, в них входили дети – самое большее трое на одно семейство. Женщины и дети были одеты в длинные белые одежды – другая особенность, указывавшая на то, что понго не были обыкновенными африканскими дикарями.

Мы шли до тех пор, пока не достигли высокой живой изгороди, покрытой ярко-красными цветами. Как раз в это время последний луч заходящего солнца погас на небе и сумерки начали быстро сгущаться. Комба открыл ворота, и нашим глазам представилось зрелище, которого никто из нас никогда не забудет… Перед нами была площадь, задняя часть которой была занята двумя хижинами, стоявшими в обыкновенном саду. Перед ними, не более чем в пятнадцати шагах от ворот, стояло другое строение, совершенно иного характера. Оно имело футов пятьдесят в длину и тридцать в ширину и состояло только из крыши, поддерживаемой резными деревянными столбами. В промежутках между этими столбами висели циновки. Большая часть их была опущена, но четыре, находившиеся как раз против ворот, были подняты. Внутри этого строения находилось около пятидесяти человек в белых одеждах и каких-то особенных колпаках. Они занимали места с трех сторон огромного костра, разведенного в яме, вырытой в земле, и пели заунывную песнь. С четвертой стороны, против ворот, отдельно стоял спиной к нам человек с простертыми руками. Услышав шум наших шагов, он обернулся и отступил влево, чтобы рассмотреть нас из-за костра. Тут мы при ярком свете этого костра увидели стоявшую над ним железную решетку, на которой лежал ужасный предмет…

– Боже! Это женщина! – голосом, полным ужаса, воскликнул шедший впереди нас Стивен.

В следующую секунду циновка опустилась, скрыв от нас все, и пение прекратилось.

XIV. Клятва Калуби

Тише! Молчите! – прошептал я, и все поняли меня, если даже не разобрали моих слов. Потом, с трудом овладев собою (ибо при виде этой адской картины я едва не лишился чувств), я обернулся к Комбе, стоявшему в двух шагах от нас. По-видимому, он был смущен сознанием того, что сделал некоторую ошибку. Это было заметно по нервному подергиванию его спины. С минуту он стоял неподвижно, потом обернулся ко мне и спросил, не заметили ли мы чего-нибудь.

– Да, – ответил я безразличным тоном, – мы видели много людей, собравшихся вокруг огня, и больше ничего.

Он пытливо заглядывал на наши лица, но ничего в них не мог прочесть, так как светившая теперь полная луна, к счастью, спряталась за тучу. Я слышал, как он вздохнул с облегчением. Потом он сказал:

– По установленному у нас обычаю в те ночи, когда меняется луна, Калуби и старейшины жарят овцу, которую съедают все вместе. Следуйте за мной, белые господа.

Он повел нас вокруг упомянутого длинного строения (на которое мы даже не взглянули) в конец сада, к двум красивым хижинам, о которых я уже говорил. Здесь он хлопнул в ладоши. Неизвестно откуда появилась женщина, которой он сказал что-то шепотом. Она ушла и вскоре возвратилась с четырьмя или пятью другими женщинами, несшими глиняные лампы, наполненные маслом, в котором плавали светильники, сделанные из пальмовых волокон. Эти лампы были поставлены в хижины – очень чистые и удобные помещения, снабженные деревянными стульями и подобием низкого стола, резные ножки которого были сделаны в виде ног антилопы. В конце хижины находился деревянный помост, на котором лежали матрацы, набитые какими-то мягкими волокнами и покрытые циновками.

– Здесь вам будет удобно, – сказал Комба, – ибо разве вы, белые господа, не почетные гости народа понго? Сейчас вам принесут пищу, – (при этом слове я содрогнулся), – а после еды, если вам будет угодно, вы пойдете в Дом Празднеств, где вас примут Калуби и его советники. Вы поговорите с ним перед сном. Если вам что-нибудь понадобится, ударьте в этот кувшин палкой, – и он указал на какой-то медный предмет, стоявший в саду, окружавшем хижины, недалеко от того места, где женщины уже разводили огонь, – тогда придет служанка и сделает все, что нужно. Смотрите, вот ваши вещи; из них ничего не пропало. Вот вода для умывания. А теперь я должен идти к Калуби, чтобы рассказать ему обо всем.

Он учтиво поклонился и вышел. Вслед за ним ушли (вероятно, за нашим ужином) и красивые молчаливые женщины, и мы наконец остались одни.

– Клянусь своей теткой, – сказал Стивен, обмахиваясь носовым платком, – я видел, как они поджаривали ту леди! Я часто слышало людоедах, взять хотя бы этих невольников… но видеть их в действительности… брр… это ужасно!

– Что толку поминать отсутствующую тетушку, если у вас таковая имеется? Чего вы ожидали, когда настаивали на поездке в этот ад? – мрачно спросил я.

– Не знаю, старина. У меня правило: не заботиться о том, что меня ожидает. Вот почему я никогда не мог поладить со своим бедным отцом. Но скажите, неужели нам действительно придется, подобно святому Лаврентию, попасть на эту решетку?[50]

– Конечно, – ответил я, – и вы не будете иметь права жаловаться, так как старый Бабемба предупреждал вас об этом.

– Положим, я буду вправе жаловаться, так же, как и вы, брат Джон, не правда ли?

Брат Джон вышел из задумчивости и погладил свою длинную бороду.

– Если бы этот случай, мистер Соммерс, – сказал он задумчиво, – являлся мученичеством за веру, как это было со святым, о котором вы упомянули, я бы ничего не имел против, по крайней мере теоретически. Но, смотря на это с другой точки зрения, я должен признаться, что мне совсем не нравится перспектива быть зажаренным и съеденным этими отвратительными дикарями. Однако я не вижу причины, почему мы должны непременно сделаться жертвой этого местного обычая.

Будучи в весьма подавленном настроении, я хотел возразить ему, но в этот момент в дверях хижины показалась голова Ханса, который сказал:

– Несут ужин, баас, очень хороший ужин!

Мы вышли в сад, где высокие бесстрастные женщины расставляли на земле множество деревянных мисок, содержимое которых мы ясно могли рассмотреть при ярком свете луны. В некоторых из них было мясо, политое каким-то соусом, не позволявшим судить, какое именно это мясо. Я полагаю, что это была баранина, но… кто мог поручиться за это? Другие кушанья были приготовлены из растительных продуктов. Например, тут было целое блюдо поджаренных хлебных колосьев и вареная тыква, не говоря уже о нескольких больших чашках кислого молока. Глядя на эти кушанья, я вдруг проникся принципами вегетарианства, о которых постоянно твердил мне брат Джон.

– Вы совершенно правы, – нервно сказал я ему, –