Анна - Елена Владимировна Гуйда

Или это и есть та болезненная страница в ее жизни, что подтолкнула ее помочь мне тогда, на тракте?

Но спросить я ничего не успела. Вход в шатер открылся, и все та же темнокожая девушка с дежурной, словно приклеенной улыбкой произнесла, глядя на Сьяру, что-то на том же незнакомом языке.

Но переводчик и не нужен был. И так было понятно.

— Нам пора? — переспросила я.

Воительница кивнула. И только сейчас я осознала, что нервничаю. Сильно нервничаю. Я чувствовала себя нагой в этой одежде, а накидка совершенно не спасала. И если Рейм снова будет злиться…

— Ты неотразима, — тихо сказала Сьяра. — Помни, что я тебе говорила до этого. И не будь слишком строга к тому, кто отдал свое сердце, но так этого и не понял. Пока.

Воздух стремительно холодел. С чистого, невероятно глубокого неба смотрела, словно всевидящее око, огромная, полная, неестественно алая луна.

Я передернула плечами, обняла саму себя. Но теплее не стало. Да и от распущенных по плечам волос толку оказалось немного.

Впереди танцевало высокое пламя костров. Словно звало, обещая согреть.

— Я буду ждать у общего костра, — пообещала Сьяра. — Все будет хорошо.

После ее ухода стало еще страшнее как-то. Или еще более неловко. Как появиться перед мужчинами в таком виде? Как появиться в таком виде… перед Реймом?

Возникло желание развернуться и уйти, снова спрятаться в шатре.

Хотя себе-то стоило признаться, что я боялась не осуждения, не того, что переступила невидимую грань приличий. Где-то в глубине души я очень надеялась понравиться Рейму. И было страшно, что он снова его разочарую.

Но постепенно из разных шатров начали выходить девушки в точно таких же нарядах. Они улыбались счастливо и предвкушающе. Все приблизительно одного возраста, смуглые или темнокожие, с распущенными черными волосами.

Кажется, не сильно я и выделялась среди них.

Ладно. Может, среди остальных девушек меня никто и не заметит. Ну или заметит только тот, кто действительно будет искать.

А вообще, хотелось остановиться, оглядеться, впитать в себя саму атмосферу этого места. Небольшая стоянка посреди пустыни оказалась невероятной. Яркая, шумная, веселая. Нет, в пустыне не получится жить на одном месте. Скорее всего, этот караван шел из одного большого города в другой и остановился здесь на время.

Чуть в стороне склонялись над небольшим, чернеющим в темноте водоемом высокие деревья, дрожали у самой кромки кустарники. И даже цвели, источая удивительный аромат, какие-то незнакомые цветы. Не верилось, что все это может жить среди бескрайней знойной пустыни.

Но и люди, что провели всю жизнь в пустыне, были такими же, казалось. Смотришь на этих поразительно красивых, нежных юных девушек, и кажется, что их может сломать первая же трудность. А потом понимаешь, что это ты всего-то протряслась в седле неполный день, а они живут среди горячего песка и сухого жалящего ветра. И приходит осознание, что они очень стойкие и выносливые.

Невзгоды закаляют и делают нас сильнее. Мы можем этого не замечать, но каждый раз, когда судьба отвешивает нам оплеуху, наша кожа становится грубее. Однако это не значит, что мы не способны при этом распускаться, подобно цветам.

О чем-то таком я думала по дороге к месту гулянья, медленно бредя среди местных невест и загребая босыми ногами сухой холодный песок.

Оказаться бы еще побыстрее рядом с кострами. Там точно теплее. И накидку эту я бы с радостью сменила на ту теплую шаль, что положила мне Тая.

Я даже ускорила шаг, прислушиваясь к звукам странной ритмичной музыки, пению, треску костра, смеху. Это были звуки веселья. И… мне тоже захотелось отмахнуться от всех гнетущих чувств. Могу же я позволить себе немного веселья?

И к костру я выходила уже в совершенно ином настроении. Легкая улыбка коснулась губ, на душе становилось все спокойней, веселее. Музыка проникала прямо в сердце и растекалась с кровью по венам, заставляя пританцовывать. Как все вокруг. Мужчины, женщины, даже дети. Столько счастья на лицах, столько тепла и искренней радости. В такие моменты завидуешь тем, кого жизнь не одарила высоким положением, деньгами и не надела на них ошейник долга, тянущий к земле с самого рождения.

И все же взгляд искал его. Того единственного, для кого хотелось и улыбаться, и танцевать.

Я увидела его не сразу. Он сидел на расстеленных покрывалах рядом с Тео и Гашем и смотрел прямо на меня. Нас разделяло достаточное расстояние, люди, блики пламени, но я все равно ощущала его взгляд. А вот как его истолковать… Это было куда сложнее. И в груди снова начала подниматься тревога.

Но я решительно отмахнулась от ее нарастающей волны. Все уже сделано. И дальше — только вперед. Несколько шагов в сторону моих спутников.

Музыка вдруг заиграла громче. Взорвались боем барабаны. И две девушки в точно таких же нарядах, как и на мне, схватили меня за руки и потащили в круг ближе к кострам — танцевать.

Я не умела? Не знала? Не понимала? Стыдилась? Да, наверное! Совсем недолго! Всего несколько мгновений замешательства, и вот тело само подстраивается под ритм. Может, не так идеально, но… удивительно просто. Казалось, я сама превратилась в этот ритм, эту музыку.

Сердце стучало в такт барабанам. А голова с каждым шагом становилась все легче, как от молодого вина. И теперь мне было жарко. Руки сами взлетали в небо, будто я превратилась в огромную птицу. И словно кувшинки на волнах, качнулись бедра… И уже плевать на то, что ленты, исполняющие роль подола моего непривычного наряда, разлетаются, открывая ноги сильно выше колен.

Что-то мимолетно изменилось в одно мгновение. Я замедлилась, а после остановилась, осознав, что всего в шаге от меня — Гаш. Стоит и смотрит, лукаво улыбаясь. Окинул мои руки внимательным взглядом и как-то недовольно поморщился. Но все же быстро взял себя в руки.

— Этот танец танцуют с мужчиной, ранаш, — и по его лицу растеклась приторно-сладкая, как и весь Утрангаш, улыбка.