Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон

Затем он сделал ей несколько очень галантных комплиментов по поводу ее прически, платья и декольте, а в это время его пухлые пальцы нервно бегали по подлокотникам кресла на колесиках…

Но мадам дю Кайла пришла вовсе не затем, чтобы флиртовать. Очень грациозно – она была хорошей актрисой – она зарыдала и объяснила Людовику XVIII, что ее муж намеревается отобрать у нее детей.

Эти слова привели к совершенно неожиданному результату: король сам заплакал. А затем пробормотал:

– Я понимаю ваше огорчение, мадам, поскольку и у меня они хотят отобрать мое дитя…

Озадаченная этими словами, Зоэ стала думать, о каком же это принце идет речь и не было ли у короля незаконнорожденного ребенка, о котором не знали в народе. Через некоторое время она все же поняла, что под «дорогим дитяткой» король подразумевает министра Деказеса, того самого, кого ей суждено было заменить в сердце монарха.

Кивнув головой, она показала, что разделяет горе короля. Тронутый ее сочувствием, Людовик XVIII зарыдал еще горше. Тактичная Зоэ последовала его примеру, и минут пять они на пару лили горькие слезы.

Наконец король успокоился и пообещал лично проследить за тем, чтобы господин дю Кайла оставил жену в покое.

– Теперь присядьте рядом со мной, – сказал он. – Человек не может довольствоваться только тем, что он видит розу, он должен еще вдохнуть ее аромат…

Очень взволнованная, Зоэ встала и неловко опрокинула столик с бумагами. Бумаги разлетелись по ковру.

Покраснев до ушей, мадам дю Кайла стала их собирать и попыталась было сложить их в прежнем порядке, сообщает нам Хильд де Невиль, «читая строчки вверху и внизу страниц для того, чтобы их состыковать. Король молча и с интересом следил за ее действиями. Придя в еще большее смущение от молчания наблюдавшего за ней короля, она запуталась в листках и не смогла сложить собранные с пола листки в нужном порядке.

– Продолжайте читать, – сказал ей тогда король доброжелательным тоном. – Ваш голос меня чарует. Мне хотелось бы почаще видеть при себе столь умную чтицу. Тогда я буду получать большое удовольствие, оттого что вас слышу, и еще большее оттого, что вас вижу.

Чувствуя, что может показаться смешной, если начнет протестовать и не удовлетворит желания старца, она продолжила чтение, ничего не понимая в рапорте министра, который был изложен на этих листах бумаги. Но наконец ей все же удалось сложить их в первоначальном порядке»107.

Это маленькое происшествие вконец очаровало короля. Когда мадам дю Кайла уложила бумаги на место, он медленно погладил ее по волосам, прочел поэму Буффле и позволил себе прикоснуться кончиками пальцев к ее левой груди, чтобы показать свой игривый характер.

Потом он разрешил молодой женщине уйти, взяв с нее обещание, что вскоре они снова увидятся. «Таким образом, – сообщает нам виконт де Бомон-Васси в свойственном только ему стиле, – план соблазнения, выработанный политикой, с первого же взгляда был реализован, благодаря естеству»108.

Мадам дю Кайла снова пришла к королю на следующей неделе. Она была встречена толстяком-монархом с большей радостью. Он написал для нее довольно игривый мадригал.

– Я поручил господину Деказесу заняться вашим делом, – сказал он ей после прочтения мадригала. – Вам следует приходить сюда почаще для того, чтобы доставлять мне радость рассказами о благополучном ходе вашего судебного процесса.

Сначала она приходила к нему по понедельникам, затем стала появляться по три раза в неделю. «И тогда, – говорит нам Жильбер Станжер, – дверь королевского кабинета закрывалась для всех, даже для министров, которых предупредили о том, что они должны были входить только в самом крайнем случае…»109

Во время этих, продолжавшихся по нескольку часов, встреч с глазу на глаз Людовик XVIII усаживал мадам дю Кайла у своих ног, гладил ее по шее и вел с ней игривые разговоры.

Молодая женщина, согласившаяся наконец стать новой Помпадур, выслушивала самые откровенные непристойности с наивной улыбкой на устах.

Но вскоре король перестал ограничиваться чтением мадригалов и засовыванием пальцев за вырез корсажа. Толкаемый страстью, он возжелал большего. Из-за чего оказался в очень забавном положении.

«Однажды, – сообщает маршал де Кастеллан, – Людовик XVIII, снедаемый уж не знаю каким желанием или стремлением, сделал движение, в результате которого он оказался на полу. Мадам дю Кайла решила поднять его; Его Величество всем телом навалился на руку мадам дю Кайла, которая стала испускать ужасные крики. Его Величество тоже закричал. Но ни один из лакеев, помня о запрете, в комнату не вошел.

– Дураков нашли, – говорили они друг другу. – Это – хитрость короля, который хочет нас испытать. Но мы сможем доказать Его Величеству, что умеем в точности соблюдать отданные им распоряжения.

Наконец, ценой неимоверных усилий, мадам дю Кайла с помощью короля удалось освободить руку. Она позвонила, лакеи вошли в кабинет, и на них обрушился поток ругательств со стороны короля, который продолжал лежать на полу. Они не без труда усадили его в кресло»110.

Это жалкое падение, насмешившее до слез всех обитателей дворца, ничуть не загасило пламени страсти короля. Напротив. Словно двадцатилетний влюбленный юноша, Людовик XVIII по два раза на день писал Зоэ, проезжал в своей карете мимо ее дома и велел подкатывать его кресло к окну всякий раз, когда она его покидала, для того чтобы увидеть, как она сядет в карету…

Вскоре мадам дю Кайла, которую придворные фамильярно называли между собой «мадам Дюк»111, начала вести себя как настоящая фаворитка. Король, следует признать, делал все для того, чтобы она пленилась этой ролью. В те дни, когда она приходила повидаться с ним, он давал страже пароль «Зоэ» или «Виктория» (второе имя молодой женщины). Это, должно быть, очень потешало офицеров в те дни, когда по дворцу дежурил генерал Талон, брат мадам дю Кайла…

Наконец, Людовик XVIII осыпал ее подарками. После каждого визита к нему она уносила в своей маленькой зеленой сумочке по тридцать тысяч франков. А однажды вечером, когда она собиралась на бал, король, под предлогом того, что любуется ее прической, провел рукой по ее волосам, оставив в них восхитительные бриллиантовые сережки…

Почти официальная близость монарха и мадам дю Кайла вызывала у всех забавное презрение.

Однажды в среду, утром, когда в дверь короля постучался канцлер Дамбрей, король крикнул:

– Входите, Зоэ!..

Увидев своего советника, Людовик XVIII ограничился улыбкой, но с того самого дня друзья стали звать канцлера Домбрея не иначе как Робинзоном.

…Потому что его приняли за Зоэ!..