Ради безопасности страны - Вильям Козлов

Михаил независимо готовил завтрак. Он ждал. Вот ее не было, и он жил в странной пустоте; ее не было, и он пребывал в раздерганном состоянии; ее не было, и он на что-то надеялся... Но вот она пришла. Поэтому он ждал, когда сердце обдаст теплая радость и он шагнет к ней, и... Но сердце билось ровно и сильно, как всегда бьется после хорошей гимнастики.

Он усмехнулся себе, вернее, тому лопуху, который мысленно оперирует такими несваримыми понятиями, как «сердце обдаст теплая радость». Восемнадцатый век.

— Кофе выпьешь? — бросил он спокойно.

Она глянула на него, словно ей предложили слетать в космос. И пошла на кухню молча и покорно, как выполняла неукоснительный приказ.

Михаил и не предполагал, что кофепитие с бывшей женой окажется столь утомительным. Она ничего не ела, прикладывалась к чашке торопливым касанием губ, после которых кофе не убывало, словно оказалось волшебным. На лице, чуть побледневшем за время ее отсутствия, лежала пугливая тень невысказанного и недосказанного.

— Ты можешь забрать все, — сказал он.

— Как все? — вроде бы испугалась Марина.

— Мне оставь лишь тахту, проигрыватель и библиотеку детективов.

— У мамы все есть...

Их мебель была сборной, нестильной. Единственно ценная вещь — ковер во всю стену, подарок Михаилова отца на свадьбу. Вероятно, поэтому она и не брала его.

— Как живешь? — спросил он, чтобы не молчать.

— Спокойно. — Она улыбнулась, вкладывая в улыбку больше смысла, чем в слово.

— Сбылось твое желание.

— А ты все мечешься?

— А я, пардон, не свинья, чтобы хрюкать в тихой загородке.

— Только все напрасно, Миша...

— Что напрасно?

— Эти метания. Счастливым тебе не бывать.

Его удивила не уверенность жены, а неожиданный покой разговора. Раньше бы, до ее ухода, они бы поочередно срывались на высокие тона — до полного взрыва. Верно говорят, что потери делают человека мудрее. Или они спокойны, потому что теперь нечего терять?

— Почему же? — усмехнулся он.

— Ты, Миша, эгоист.

— Докажи, — бросил он спокойно, как коллеге, предложившему новую формулу.

— Такое не доказывается...

— Я так и подумал.

— Тебя воспитывал отец. А я пришла к мысли, что любить могут только те мужчины, которые получили женское воспитание.

— Напиши статью для «Работницы».

— За пять лет нашей жизни ты лишь два раза был у моих родителей, — все-таки вспыхнула она.

— Три.

— С моей сестрой вообще не познакомился...

— Не поеду же я к ней в Кокчетав.

— Даже своего приятеля Димку Трубцова забыл...

— Ошибочная информация.

— Что там приятеля... Отца не навещаешь.

— А это не твое дело.

Ему не хотелось выпадать из уравновешенного, почти созерцательного настроения. Он уже знал, что победа достается спокойным. И хотя эта победа над женой теперь была не нужна, она все равно жаждалась, как необходимая. А Мариночка раскраснелась: мелкие черты лица ожили, вздернутый носик дрожал воинственно, синие глаза засинели глубинным светом, рыжеватые волосы рассыпались по лбу мелкими прядками...

— Миша, и я знаю, почему ты эгоист.

— Почему же? — как можно равнодушнее спросил он.

— В детстве тебя изолировали от ребят, как незаурядного...

— Да, я был незауряден.

— В университете тебе со второго курса разрешили заниматься по индивидуальному плану. Как талантливому.

— Да, я был талантлив.

— И теперь ты ходишь на работу два раза в неделю и коллег видишь редко. Работаешь дома или в библиотеке.

— Мне коллеги не нужны.

— Миша, ты вырос и живешь без коллектива.

— Ну и что?

— Это неестественно, Миша.

Он вдруг догадался, что впал в защиту — глухую и слабую. Она наступала, а он оборонялся. Это с чего же? По какой логике и по какому моральному праву?

— А ты живешь в коллективе? — спросил он почти весело.

— Как же иначе...

— Ну и что тебе дал коллектив? — Голос окреп на последнем слове против его желания. — Может, интересную работу? Или хорошую зарплату? Или ты квартиру получила? Мужа — и того теперь нет!

— Вот ты стал и жестоким, — испуганно сказала она, теряя румянец.

— А ты все пять лет, как хороший пастух, старалась загнать меня в стадо, то бишь в коллектив. Чтобы как все! Чтобы как у всех! Ты хотела превратить меня в барана, бегущего за каким-нибудь руководящим козлом! Ты все пять лет...

Марина опустила недопитую чашку и встала — бледная, маленькая, прямая. Он молча проводил ее до двери, которая захлопнулась за ней с высоким металлическим звоном; этот звон еще стоял какие-то секунды, как после оборванной струны.

Коллектив... Да он математик, теоретик, ученый. Ему нужен не коллектив, а стопка чистой бумаги и авторучка. У него талант, у него индивидуальность! Откуда у посредственностей зоологическое желание уравнять? Может, как раз потому, что они посредственности?

Спокойствие, а с ним и хорошее настроение улетучились, как вылетели в открытую форточку. Михаил подошел к окну...

Незаметно-незаметно, но все-таки осень оголила березы. Их мелкая листва сверху казалась медными монетами, просыпанными на асфальт дворовых дорожек, просыпанными почти ровными кругами, потому что ветра давно не было.

Михаил отлип от окна и зашагал по комнате скорыми пустыми шагами. Герои детективов не теряли ни настроения, ни денег, ни жизни, ни кольтов, ни люгеров. В детективах жили мужчины...

Он достал из бара бутылку купленного вчера коньяка, налил полную рюмку и стал пить медленно, смакуя и вдыхая; в это время его сознание как бы переместилось в дальний угол и оттуда видело сухую фигуру в джинсах, в модной рубашке, с распахнутым воротом и шнурком на шее, стоявшую у бара и пьющую рюмку коньяка медленно, смакуя и вдыхая... С последней каплей озорное сознание вернулось на свое место. Михаил взял толстую книгу в черном бархате и спиной упал на тахту.

Мы сидели в номере и потягивали виски с мятным сиропом. На мне были вечерние брюки, роскошная шелковая сорочка и сияющий белый смокинг из саржи. На ней одежонки было поменьше, поскольку пили мы вторую бутылку. Крошка смотрела на меня, как святая Мария смотрела на архангела, решая, так ли уж интересно ей будет непорочное зачатие. О’кэй.

Он растягивал удовольствие, читая полученный детектив аптечными-дозами. Пока не догадался, что без книги у него не будет повода встретиться с Андреем Багровым. Впрочем, его новый знакомый похож на человека без предрассудков. И Михаил позвонил ему. Спокойный голос на том конце трубки отрешил от слабых сомнений — они договорились встретиться через час у того же книжного магазина...

Андрей подошел с несмываемой улыбкой, как обычно, готовой взорваться хохотом. Короткое светлое пальто с узеньким — для красоты? — меховым воротничком шалью. Жесткие волосы слегка дыбятся, поблескивая прожилками ранней седины. Фигура прямая, походка медленная, глаза, внимательные... Они пожали друг другу руки и пошли по улице, не зайдя в магазин.

— Как детектив? — спросил Андрей.

— Читаю, как бальзам пью.

— Детектив — это литература будущего.

Они поравнялись с пивным баром. Михаил замедлил шаги и неуверенно кивнул на вывеску:

— Зайдем?

— Брр! Кусочек мокрого сыра, кружка жидкого пива и красные рожи вокруг... Уж лучше туда. — Он махнул в сторону ресторана — самого популярного в городе, очень любимого иностранцами. Михаил согласился радостно...

Бар обдал их полутьмой и кофейным теплом. Тишина и почти безлюдье показались откровением. Бармен и бутылки улыбнулись с блеском — бармен зубами, бутылки стеклом.

Они сели к стойке.

— Сегодня угощаю я, — поспешил Михаил.

Андрей согласился спокойным кивком. И кивал, принимая от бармена коньяк, апельсиновый сок, кофе. Затем вытащил пачку «Кэмел», хрустко надорвал и протянул со своей нераскрываемой улыбкой.

— Я давно не курю, — признался Михаил.

— Я тоже, но в баре по одной можно...

Они закурили. От хорошего коньяка, от крепкого кофе, от неожиданной сигареты и от уютной тишины Михаила затянул ватный покой. Он улыбался — никому, просто так, может быть, бармену или ровной осени, оставленной за тяжелыми оконными портьерами.

— Как дела на работе? — спросил Андрей.

— Я бываю там два раза в неделю. Дома работаю.

— Что, чистая теория?

— Чистейшая. Занимаюсь теорией гомотопий. Вы знакомы с топологией?

— В математике я глуп, — усмехнулся Андрей. — Хотя детективы и математика есть родственники через логику.

— А социология без математики возможна?

— Я защитил диссертацию по проблемам управления.

Услышав слово «диссертация», Михаил тяжело усмехнулся и рассказал про свою. Андрей слушал внимательно, без улыбки, отпивая коньяк столь малыми дозами, что в рюмке и не убывало. Все-таки заказ они повторили, кроме апельсинового сока. И затянулись второй сигаретой.

— Лучшее лекарство от невезенья... — начал было Андрей.

— Коньяк, — вставил Михаил.