Анжелика и ее любовь - Серж Голон

То, что она вдобавок была его законной женой, еще более укрепляло в нем чувство, которое внушила ему сама Анжелика: что она существует только благодаря ему и для него. Он дал увлечь себя в западню утонченных наслаждений, которые щедро дарил ему богатый, веселый ум его молодой жены, подвижный и быстрый, как горный поток. Но едва он вкусил это блаженство: знать, что она связана с ним вечными узами любви, как судьба их разлучила. Он стал отверженным, лишился всего своего могущества – так мог ли он требовать, чтобы она осталась верна воспоминаниям о былом? Женщина, которую он любил, его жена, его творение, его сокровище, отдала себя другим!..

Что может быть естественнее, снова и снова повторял он себе. Неужели она до того ослепила его, что он совсем не видел в ней зачатков иных склонностей? Женщина, которую так одарила природа, не способна быть верной. Разве он не познал на себе силу ее женских чар, неодолимую притягательность окружающего ее ореола, этого неуловимого очарования, которым дышит в ней все, ее походка, жесты… Нечасто, куда реже, чем принято думать, встречаются на свете женщины, рожденные, чтобы пленять мужчин. Не единственного избранника, а всех мужчин, которым случается оказаться поблизости. Анжелика – из этой породы… Она пленяет неосознанно, неумышленно… По крайней мере когда-то он в это верил! Какие же тайные замыслы уже зарождались в ее мозгу, когда он привез ее на свадьбу короля в Сен-Жан-де-Люз? В ту пору она была еще так молода, едва вышла из отрочества, но он отлично знал, что она обладает железным характером, умом, интуицией, хитростью – качествами опасными и оттого еще более обворожительными.

Ей достаточно было поставить все это на службу своему честолюбию – и до каких высот могла она подняться!

До красавца маркиза дю Плесси, любимца герцога Орлеанского, брата короля.

А потом и до самого короля – почему бы и нет? Как же он был прав, что не тревожился о ней!

Увидев, что глаза хозяина вспыхнули гневом, гонец пал ниц, окаменев от страха. Жоффрей де Пейрак судорожно сжимал в кулаке письмо, словно под его пальцами был не листок бумаги, а белая шея Анжелики.

Потом он засмеялся, но смех застрял в горле, и у него перехватило дыхание. Потому что с тех пор, как голос его сорвался, он уже не мог смеяться, как смеялся прежде. Здесь все искусство Абд-эль-Мешрата оказалось бессильно. Врач вернул ему только способность говорить. Но он не мог смеяться, как раньше. Не мог петь. Его горло было словно стиснуто стальным ошейником.

В пении изливается боль души. Даже теперь, много лет спустя, его грудь иногда переполнялась звуками, которым он не мог дать выхода. Он свыкся с этим увечьем, но когда на него нападала тоска, ему бывало тяжело его выносить. А тоска эта всегда была вызвана одним и тем же – сознанием, что он потерял Анжелику. Остальное, он повторял себе это сотни раз, он перенес легко: телесные муки, изгнание, разорение. Он бы выдержал все, что угодно, – ведь тогда у него была она.

Она была его единственной слабостью. Единственной женщиной, которая заставила его страдать. И за это он злился на нее тоже.

Разве можно страдать из-за любви? Разве можно страдать из-за женщины?

Глава 20

И вот теперь, вдали от всего того, что составляло их прошлое, «Голдсборо» снова свел их вместе и увлекал навстречу неизвестности. Теперь он был всего лишь Рескатором, корсаром, просоленным морскими ветрами, закаленным жизнью, полной опасных приключений, битв, интриг, ненависти людей, которые борются друг с другом то огнем и мечом, то прибегая к иному оружию – золоту или серебру. И Анжелика тоже стала другой, непохожей на ту женщину, которая некогда заставила его страдать. Неужели же и теперь, когда они оба так изменились, он снова начнет терзаться тоской и сожалениями, от которых, как ему казалось, он давно излечился?

Досадуя на себя, он вошел в каюту и принялся ожесточенно мерить ее шагами.

Возле одного из сундуков он остановился, открыл его и, развернув аккуратно свернутые куски материи: фетра и шелка – вынул из этой обертки гитару. Купленная в Кремоне, в те времена, когда он еще надеялся, что голос к нему вернется, она, как и он, чаще всего молчала. Иногда он перебирал ее струны, развлекая случайных подруг, но, не сопровождаемая пением, игра на гитаре доставляла ему только разочарование. Он не утратил своего прежнего мастерства и играл не просто умело, а удивительно легко, непринужденно, завораживая слушателей. Но рано или поздно всегда наступала минута, когда, увлеченный музыкой, он чувствовал, как его легкие наполняются воздухом и в нем на крыльях поэзии поднималось властное желание петь.

На этот раз он снова попытался. Но, услышав свой сорванный голос – хриплый, непослушный, ломающий мелодию – замолчал и тряхнул головой: «Какое ребячество!». Да, человек никогда не смирится с потерями. Чем дольше он живет, тем больше хочется ему все сохранить, все объять. Но разве закон жизни не гласит, что, обретая одно, теряешь другое? Можно ли познать радость любви, не пожертвовав свободой сердца?

Движимый внезапным предчувствием, он пересек каюту и распахнул дверь, ведущую на балкон.

Она стояла там, призрак другой, давно исчезнувшей женщины, и ее выступающее из ночной тьмы белое неподвижное лицо было очень похоже на то, которое он только что вспоминал – и в то же время было иным.

Его охватило глупое смущение при мысли о том, что она слышала, как он только что тщился петь. Он разозлился и оттого заговорил особенно нелюбезно.

– Что вы здесь делаете? Неужели вы не можете соблюдать установленный на судне порядок? Пассажирам разрешено выходить на палубу только в строго определенные часы. Одна вы позволяете себе расхаживать, когда заблагорассудится. По какому праву?

Ошеломленная этим выговором, Анжелика прикусила губы. Сейчас, подходя к апартаментам мужа, она была потрясена, услышав звуки гитары. Но ее привели сюда иные заботы.

Стараясь сохранить спокойствие, она сказала:

– У меня были серьезные основания нарушить судовой распорядок, сударь. Я хотела спросить вас об Абдулле, вашем слуге. Он у вас?

– Абдулла? А почему вы спрашиваете?

Он повернул голову, ища глазами силуэт мавра в джеллабе, но Абдуллы нигде не было видно.

Анжелика заметила его жест, полный удивления и досады, и с тревогой спросила:

– Так его здесь нет?

– Нет… Но в чем дело? Что случилось?

– Исчезла одна из девушек.., и я боюсь за нее.., из-за этого мавра.

Глава 21

Все началось с того, что к Анжелике подошли Северина и Рашель, старшая дочь адвоката Каррера.

– Госпожа Анжелика, пропала Бертиль.

Она не сразу поняла о чем речь. Рашель рассказала ей, что, когда им пришло время вернуться на орудийную палубу, Бертиль решила остаться наверху.