По велению сердца - Киран Крамер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последним ложу покинул лорд Питер.
— Этого обещания ей ни за что не сдержать, — шепнул он Марше и Дункану, прежде чем смешаться с толпой прочих любителей оперы.
Оказавшись наедине с леди Маршей, Дункан обменялся с ней веселым взглядом.
— Лорд Питер сейчас в том возрасте, когда говорят то, что думают, и дразнит сестер на публике. Не принимайте слишком близко к сердцу. К следующему году это прекратится. Вы даже решите, что вам не хватает его глупых шуток.
— Неужели? — Марша деланно вздохнула. — В Грегори я такой перемены не заметила. Конечно, я видела его каждое лето, но это произошло, когда я была в Оук-Холле. Одно лето он был как Питер, а на следующее — совсем взрослый мужчина. — Он видел, как потеплел ее взгляд. Она взглянула на него своими бездонными синими глазами. — Когда Питер вырастет, нас будет развлекать Роберт.
Дункан рассмеялся.
— Вам повезло иметь такую большую и дружную семью.
— Действительно. Но у вас есть брат и Джо.
— Да, — сказал он.
Она покачала головой.
— Я очень огорчена из-за того, что завтра уйдет ваша няня.
— И я.
Ее сумочка соскользнула с колен, и слишком быстро их дружеская, доверительная интерлюдия сменилась напряженным молчанием. Когда оба нагнулись, чтобы ее поднять, их пальцы соприкоснулись, и Марша так поспешно отдернула руку, будто ее ужалила пчела.
— Простите, — прошептала она. Ее лицо было бледно.
— Право, все в порядке. — Ему ужасно хотелось дотронуться до нее и сказать, что она прекрасна. Но он не осмеливался.
Исчезла смелая леди Марша, которая дразнила его в полумраке ложи своей дерзкой рукой.
— Мой брат явно наслаждается обществом вашей сестры, — сказал он, чтобы разрядить обстановку.
— Вряд ли кому-нибудь может не понравиться общество Финна. — Ее губы чуть скривились.
«Улыбнется ли она когда-нибудь мне так, как улыбалась всем остальным?» — подумал Дункан и спросил:
— А ваша сестра — какая она?
Поджав губы, она с минуту размышляла.
— Дженис умна и талантлива, но не очень уверена в себе. Время от времени на нее нападает робость. Думаю, в душе она весьма застенчива.
— Что ж, должно быть, нелегко иметь старшую сестру, которая само совершенство… и такая красавица.
— Благодарю вас, милорд, за комплимент, но мы никогда не были соперницами. Мы с Дженис прекрасно понимаем друг друга.
— Надеюсь, она понимает, что Финн — человек несерьезный.
— О, полагаю, что она это знает, — насмешливо сказала Марша.
— Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы она… — Дункан не сразу решился произнести эти слова: — Смотрела на него наивными глазами.
Он знал, что именно так Финн и ослепил ее. Цитировал ее речь, которую она произнесла в тот вечер на балу у Ливингстонов.
— Дженис, по-своему, очень разумна, — сказала Марша. — Однако знаете что? — Она вскинула подбородок. — Жаль, что наивность в глазах — это, по-вашему, грех. Женщина должна иметь право влюбиться. Влюбиться глубоко и без всяких условий. Без страха.
— Согласен. Однако жизнь такова, что женщине приходится быть осторожной. Бывают мужчины, недостойные их любви. Считаю, что среди них и мой брат, по крайней мере сейчас.
— Почему вы так говорите? — Марша пыталась сохранить безразличный тон, но голос ее тем не менее звенел.
— Ему еще предстоит повзрослеть. Он думает лишь о себе.
Ее зрачки потемнели, руки вцепились в колени.
— Вероятно, он бы давно повзрослел, — воскликнула она отчаянным голосом, — если бы вы не вмешались и не определили, куда ему ехать, именно в тот момент, когда брат кого-то полюбил!
Вот это обвинение! Дункана словно ударили ножом в сердце, но внешне он был спокоен.
— О чем, Бога ради, вы толкуете?
Вот! Вот разговор, которого Марша ждала четыре года!
В обширном помещении театрального зала, в продуваемой сквозняками ложе, открытой глазам сотен зрителей, Марша, словно со стороны, увидела свою одинокую фигурку — одна, выставлена на всеобщее обозрение! И яростное чувство, которому она не могла дать названия, овладело ее душой.
— Вы сбили его с ног предательским ударом! — сказала она, задыхаясь.
Лицо графа потемнело.
— Простите?
— Вы послали брата в Америку, — выпалила она. — Против его воли! Да, мы были молоды, но мы были влюблены! Кто знает, что произошло бы, останься он по эту сторону Атлантики, где бы его любили и поддерживали — не только вы, его родной брат, но и я! Вероятно, он не стал бы таким эгоистичным, каким мы его знаем сейчас.
— К черту, — тихо сказал Дункан, глядя на Маршу. — К черту его! Мне следовало догадаться, следовало быть начеку!
— Что-о?
Несколько секунд он сидел молча. Она чувствовала, что им владеют гнев, изумление и даже — ненависть к себе самому.
— Рассказывайте, — потребовала она.
Дункан пристально взглянул на Маршу.
— Финн умолял, чтобы я отправил его из Ирландии в Америку.
— Что-о-о?
— Я не собирался отправлять его туда еще год. Даже два.
Марша уставилась взглядом в пол, осознавая то, что он говорил. Принять этого она не могла. Из коридора, из оркестровой ямы доносился шум, на сцене царила тишина — все это давило на нее, не давая вздохнуть. Она подняла голову, обвела взглядом ярко разодетую толпу, красный бархат занавеса — и снова посмотрела на лорда Чедвика, который не сводил с нее глаз, наполненных глубоким состраданием.
— Он мне солгал? — спросила она.
— Да, — тихо ответил граф.
Марша закрыла глаза.
Финниан Латтимор ее обманул.
А она годы оплакивала крушение их любви.
Открыв глаза, она сделала судорожный вдох. Все было напрасно. Все зря. Глупая растрата всего, что можно растратить. Еще хуже, что она обвиняла и ненавидела графа, его брата.
— Должно быть, вы меня презирали, — сказал Дункан, будто угадав ее мысли. — Не потому ли вы держались так неприветливо в тот день, когда я увидел вас в витрине швейной мастерской, и едва терпели меня, когда мы встречались после того? Вы полагали, что это я заставил его вас покинуть?
Марша кивнула, не в силах сказать ни слова, все еще пытаясь осмыслить то, что услышала.
— Мне так жаль. — Он сжал ее руку. — Простите.
— Нет, — прошептала она, сглатывая подступающие слезы. — Это вы меня простите. — Она снова обвела зал невидящим взглядом, чтобы наконец уставиться на собственные туфельки.
— Вы не знали, — сказал Дункан. — Вы были очень юной и поверили ему. — Он снова сжал ее руку.
Марша как будто заново переживала свою боль. Увидела Финна совсем в ином свете. Он отпустил ее руку, и она встала.