По велению сердца - Киран Крамер

Сегодня Эйслин у себя в комнате. Наверное, будет лучше, если они с Джо проведут обычный вечер вдвоем, прежде чем он уедет в оперу. Они пообедают вместе. Дункан прочтет ему сказку. Джо ляжет спать и будет видеть сны о драконах и тиграх и обо всем прочем, что видят во сне счастливые маленькие мальчики.

Дункан решил, что опера его немного отвлечет. Несмотря ни на что, его сердце запело при мысли о том, что он увидит леди Маршу. Вспомнит ли она, что случилось вчера? Заметила ли эту странную связь, что не отпускала их и после того, как они попрощались на улице?

Тиканье часов на каминной полке гулко отдавалось в тишине. С каждой минутой отъезд Эйслин — как и неизбежное горе Джо — становился ближе.

Дункан налил себе еще бренди и поклялся забыть, по крайней мере до завтрашнего утра, что с грядущим кризисом ему предстоит сразиться в одиночестве.

Глава 18

Марша не знала, что думать. Ей следовало бы возликовать, когда Финн прислал маме записку, в которой извещал, что все-таки приедет в оперу вместе с братом. Но вместо сладостных предчувствий, которые, несомненно, должна была навеять эта новость, Марша поняла, что у нее разболелась голова.

— Что случилось? — спросила Дженис, когда они собирались в оперу.

— Ничего, — отрезала Марша.

— Ты разве не рада, что мистер Латтимор тоже там будет?

— Рада! — чуть не крикнула Марша, кивнув.

Лицо Дженис приняло озадаченное выражение.

— Ты волнуешься?

— Нет, — ответила Марша. — То есть да. Но не знаю почему. — Она робко улыбнулась сестре. — Извини.

— Ничего. — Дженис посмотрела на нее с интересом. — Ты явно чем-то расстроена. Чем?

Марша уставилась на сестру.

— Не знаю!

Но стоило чуть-чуть задуматься, и все встало на свои места. Отчего это — как только она решила связать пресловутые «разорванные концы» с Финном, в ее мечтах прочно поселился лорд Чедвик, которого она вроде бы терпеть не могла? А его брат, кем она так восхищалась, пальцем не ударил ради того, чтобы заставить ее сердечко биться чаще.

Она никак не могла с этим смириться.

И Марша сердилась, потому что совсем запуталась, а она любила, чтобы все было просто и ясно. Ни одна разумная женщина — тем более начальница школы — не любит неопределенности.

Дженис обняла ее за плечи, хотя Марша только что была с ней груба.

— Сегодня ты забудешь свои тревоги. Ведь мы едем в оперу!

Марша подхватила:

— Мы замечательно проведем время! А ты будешь сверкать, как ярчайший из алмазов.

В Королевском театре Дженис вдруг смутилась и отказалась сидеть в первом ряду ложи. Впереди уселись маркиз и маркиза Брэди. Два места во втором ряду достались Роберту с Питером. А уж Марша с Дженис сели позади братьев.

К ним уже явились гости, главным образом мужчины, отдающие дань красоте сестер.

Вспомнив, что говорила Лизандра насчет отсутствия у нее вкуса, Марша порадовалась, что на ней бледно-голубое атласное платье с рукавами-фонариками. Платье было куплено готовым у модистки и подогнано по ее фигуре.

Кэрри проявила поразительное искусство, уложив ее волосы а-ля Сафо и вплетя в прическу золотую ленту. Маркиза одолжила дочери нитку жемчуга, с которой свисал крупный сапфир в окружении алмазов — настоящее произведение ювелирного искусства! Мать сказала так:

— Ты не дебютировала в Лондоне, поэтому я настаиваю, чтобы ты произвела впечатление сегодня, во время семейного выхода.

Дженис обернулась к Марше, ее глаза возбужденно сияли.

— Я в восторге, что наконец попала в оперу!

— И ты прекрасно выглядишь, как и положено леди в опере.

Дженис была в изысканном муслиновом платье цвета слоновой кости с блестками, которые сверкали в свете пылающих газовых ламп.

Питер, каштановые волосы которого были причесаны а-ля «испуганная сова», поправил шейный платок и с улыбкой оглянулся на сестер:

— Надеюсь, что вы не будете болтать все представление.

— Почему? — Дженис была настроена его подразнить. — Ты собираешься внимательно слушать пение? Или наша болтовня помешает тебе спать? Нам за твоей безумной прической все равно ничего не видно.

Марша засмеялась.

— Наверное, он будет разглядывать сопрано из-под своей челки. Я слышала, она просто красавица.

— Да, она красива, — сказал Грегори. — На днях я хотел послать ей цветы, да папа не разрешил.

Отец оглянулся.

— Питер, каковы правила? Нужно напомнить Грегори.

— «Не связываться с оперными певицами или актрисами», — почтительно сказал Питер. Но сам он едва слышал себя, потому что разглядывал хорошенькую молодую леди в ложе напротив, дочь виконта Пинкертона.

— А я думал, что правило звучит так: «Не нужно подлизываться», — весело сказал Грегори.

Мать ответила ему улыбкой:

— Это тоже одно из правил.

— Как, например, такое: «Позаботься прежде о лошади, а потом о себе», — добавил Питер.

— Это наше любимое, — усмехнулся Грегори. — Как и вот это: «Плати по счетам, прежде чем их предъявят к оплате».

Их отец — просто кладезь всяческих правил. Марша и Дженис весело переглянулись.

— Как насчет вот этого: «Грешно пользоваться нежными чувствами молодых леди»? — продолжал Питер. — Но, папа, последние одиннадцать лет моей жизни три сестры помыкают мной как хотят. Ты уверен, что у молодых леди бывают нежные чувства?

Братья рассмеялись, и Дженис стукнула их веером.

— Вот над этим правилом смеяться не стоит, — серьезно сказала мать. — Это мое любимое. Ваш отец знал, что я отчаянно влюблена в него, но ни разу не воспользовался этим обстоятельством в своих целях, хотя мог бы с легкостью. — Она ласково улыбнулась мужу.

Улыбнувшись в ответ, отец поцеловал ей руку.

— Верно. Это правило — самое важное. Вы, мальчики, должны ценить и уважать своих дам. Защищать их, холить и лелеять. Жертвовать своими желаниями ради исполнения их желаний. Обещаю, что вы получите великую награду — преданную любовь достойной женщины.

— О Майкл, — сказала мать, и ее глаза увлажнились.

Все это было очень романтично. Когда Марша была юной, цветком, обещавшим стать прекрасным, она любила наблюдать очевидные приметы того великого чувства, которое питали друг к другу ее родители. Но теперь, когда она смотрела на них, ей становилось совсем грустно.

Конечно, причина была ей известна. Только ей; остальным не узнать никогда. Эту тайну она унесет в могилу — о том, что отдала Финну и сердце, и тело. Все, без остатка, а потом ее щедрый дар стал ненужным и лишенным всякого смысла. По стечению обстоятельств, которые оказались сильнее, чем она, Марша, — или Финн.