В гору - Анна Оттовна Саксе

ржавчина, покрывает ваши сердца, которые должны быть молодыми и чистыми!» Но где же встретить такого человека, когда все заняты делами более важными, чем ссора двух девушек! Надо будет самой собраться и съездить в уезд, может быть, поговорить с отцом, встретиться с Эльзой. В самом деле, как только закончатся осенние работы, она поедет в город. Каждая встреча с отцом, с Эльзой вызывала в ней подъем, побуждала к работе, к борьбе. Возможно, Эльза вовсе не сердилась на нее, когда уезжала, возможно, ей это показалось. Ведь часто так бывает, думаешь, что вот жизнь запуталась в каком-то шальном круговороте и нет больше выхода, а через некоторое время приходится чуть ли не смеяться над собой — круговорот-то оказался в собственной голове, а не в жизни. «Ах, Мирдза, Мирдза, когда же ты, наконец, станешь более разумной?» — она усмехнулась и дернула себя за ухо.

12

ЗЕМЛЯ

— Видал, Петер, как умно поступил Ян Калинка? — упрекала Ирма Думинь мужа, который уже вернулся из больницы. — Отдал свой дом в пользу волости, а сам пролез в какую-то комиссию по нарезке земли.

— Что же ты хочешь, чтобы и я свой дом отдал? — ответил Думинь вопросом, — Яну нечего было терять. Еще несколько лет, и крыша обвалилась бы ему на голову.

— Но что же мы теперь будем делать? — не унималась Ирма. — Тридцать гектаров у нас отрежут. Попробуй, обойдись тогда с оставшимися тридцатью. Все время ты надрывался, возделывал, а теперь заберет другой, кто раньше по свету шлялся. Год у одного, другой — неизвестно у кого. Нет на свете справедливости.

— Надо поговорить с Яном Приеде, может быть, сумеем оставить побольше, — сказал Думинь. — Книги в волости сгорели, кто же узнает, сколько у нас земли было.

— Поговорить-то можно, — махнула Ирма рукой. — Но я после того случая, когда он помог у нас вещи забрать, плохо ему верю. Кажется, что ему стоило показать в нашу пользу, — не захотел. Хорошо еще, что в суд не потащили.

— Ну, это он тогда по своей глупости выболтал, — успокаивал Петер. Вдруг его охватила досада: — Ты сама была виновата. Зачем сарай открывала. Сказала бы, пусть приходит суд или полиция, и все. Пока бы их разыскали, все было бы шито-крыто. А теперь срам на всю волость.

— Ты посмотрел бы, как они на меня набросились! — вспылила Ирма. — В особенности эта Мирдза Озол. Сущая бесстыдница. Теперь она чего-то притихла, но поначалу показалось — всю волость перевернет.

— Как ты думаешь, — внезапно спросил Петер, — если бы Алвите потребовала от нас участок земли?

— Как Алвите? — удивленно воскликнула Ирма. — Как же ты ей, глухой и полунемой, растолкуешь такое дело?

— Чего там много толковать? Напишу, а она пусть поставит три креста, и все, — нашел Петер выход.

— И что тогда? — не понимала Ирма. — Отдадут Алвите, а нам все равно не достанется.

— Ничего ты не соображаешь! Что она с землей станет делать? Даже не узнает, есть у нее земля или нет, будет по-прежнему на нас работать.

— Ах, вон что! — обрадовалась Ирма. — Но сколько же ей дадут — тридцать пурвиет, а шестьдесят все равно заберут.

— Так много не заберут, — спокойно возразил Петер. — Кто же помнит, сколько у нас было. Болото — пусть берут, все равно там ничего не родится. Знаешь что, приготовь-ка мне корзинку со шпиком и еще чего-нибудь. Я схожу к Яну Калинке. Ему все пригодится. Прибавь пару бутылок самогона.

Старая Саркалиене, пытаясь сохранить всю землю, взяла к себе в дом свою дочь Мальвину, которая раньше жила с мужем в соседней волости. У Мальвины сгорел дом со всем добром. Вновь строиться теперь и думать нечего, а ютиться в какой-нибудь баньке не было смысла. Куда же скотину поставишь и как ее прокормишь? Тридцать гектаров земли все равно не оставят, ведь муж Мальвины при немцах шуцманом был, а теперь во главе волости поставлен человек, который тогда по лесам бродил. Говорит, что научит кулаков работать. Так что, если все взвесить, Мальвине выгоднее просить надел в своей волости. О налогах Саркалиене уже разузнала. Новоселов в первый год от сдачи хлеба освободят совсем или возьмут у них самую малость, а она сама уже в таком возрасте, что налога с нее не спросят. На ее имя можно переписать всю скотину, оставив за дочерью только одну корову. Десять гектаров еще следует перевести на племянника мужа Мальвины. Он, правда, собирается в Ригу учиться, но это ничего, пусть едет. Урожай, слава богу, весь убран, все сложено в сарае и в погребе. Рискованно, правда, было для Вилюма и его помощников по ночам жать и возить хлеб, иногда для отвода глаз приходилось и самой садиться на жнейку; копать картофель Саркалиене нанимала в местечке поденщиков и русских беженцев. Всяких запасов хватит на несколько лет. С Яном Калинкой она уже обо всем договорилась. Этот человек умеет сам жить и другим не мешает. Как он скажет, так и будет. Калинка хвалился, что руководитель уездного земельного отдела приходится ему родственником: Сам теперь безземельный и вроде большим коммунистом стал. При немцах он пострадал, поэтому теперь власть иметь будет. Как хорошо, что Вилюм выручил Калинку, когда немцы посадили того за спекуляцию. Когда-то соседи посмеивались над Калинкой, что на старости с сумой по миру пойдет, а он, словно кошка, — бросай, как хочешь, все на ноги станет. И совсем не так глуп, как некоторым кажется. Когда Саркалиене поехала к нему с корзинкой провизии и с мешком муки, чтобы выпросить себе больше восьми гектаров, которые могли ей оставить, как матери шуцмана, Ян сказал:

— Мамаша, раскинь мозгами. У тебя будет восемь, у дочери десять и у родственника — десять. Будь тише воды, ниже травы. Такие уж теперь времена. Хорошо, что еще так: землю с собой никто не унесет, если немцы вернутся, опять все твое будет. А если никто против тебя бурчать не станет, оставим тебе и все тридцать гектаров.

Саркалиене думала: разумный человек, Вилюм тоже говорит, чтобы спрятала язык за зубами, а ухо держала востро. Чтобы против Озолиене и Мирдзы тоже ничего плохого не говорила. Лучше и их чем-нибудь задобрить. И вообще надо задабривать всех, кто имеет отношение к большевистской власти. Потом можно