Родная сторона - Василий Земляк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последний раз сидел он за массивным дубовым столом, сделанным лет пятнадцать, а может двадцать, тому назад по его заказу — точно не помнил, но помнил одно: еще задолго до войны в его кабинете стоял этот самый дубовый стол. После войны Артем Климович случайно напал на него в райцентре, в одной почтенной организации, узнал его, показал на инвентаризационный номер и без всяких споров забрал в МТС как государственное имущество. Это было в тот первый год, когда по дорогам собирали потерянные гусеницы, с подбитых танков снимали моторы, по селам разыскивали динамо и все стягивали в МТС с одним чисто хозяйственным намерением: «пригодится». Старые обломки уже давно переплавили и, может, сделали из них новые тракторы, а старый деревянный стол стоит. «При хорошем директоре он еще простоял бы лет двадцать, а то и двадцать пять», — думает Артем Климович. Но придет новый директор, этот стол выставит и ради прихоти потратит несколько сот государственных рублей на новый стол, который будет служить нисколько не дольше, чем мог бы прослужить этот еще добротный стол. Артем Климович знает наверное — всякий начальник, за редким исключением, ознаменовывает свой приход переменою мебели, а уже потом более радикальными переменами и не всегда к лучшему.
Так раздумывает Артем Климович и ждет своего последнего часа. Наконец пришел Громский, прихорошенный дядей Ваней, поздоровался и сел. Вид у него был растерянный, виноватый.
— Долго спишь, товарищ, — сказал ему Артем Климович и сразу перешел на деловой тон. — Директор должен меньше всех спать. Я за свою жизнь ни разу вволю не выспался.
Артем Климович не просто сдавал дела, как часто водится, — после меня хоть потоп! Нет, Артем Климович выложил Громскому всю историю МТС, и хоть в ней была частица его собственной истории, он себя ни разу не помянул. Вспомнил о всех своих сподвижниках, которые начинали с Фордзона, а теперь работают на сложнейших машинах, и просил Громского уважать этих людей. Потом познакомил Громского с конторой. Особенно долго стоял возле стола главного бухгалтера. Про Осипа Копейку сказал: «Весь свет пройдешь, а такого главбуха, как наш Осип, нигде не сыщешь. Калитка — сила, но и тот меркнет перед нашим Осипом, как луна перед солнцем». Это Артем Климович сказал на тот случай, чтобы Громскому не пришло в голову менять главного бухгалтера, что при смене начальства очень часто случается. Васютку Артем Климович отрекомендовал так:
— Радист, потомок Попова, делает чудеса и может подслушать самого черта.
Васютка даже вспотел от таких слов и тут же передал Олене Муровой в соседнюю комнату, что к ней идет делегация. Когда Артем открыл дверь, Олена уже стояла на пороге и довольно-таки пристально разглядывала нового директора.
— Самый молодой член нашего старого коллектива, главный агроном Олена Мурова, — представил Артем Климович, хоть и знал, что она давно, еще с института, знакома с Громским. — Считает, что директор государственный человек. Всегда отстаивает интересы колхозов и, вероятно, хорошо делает.
— Очень приятно, — улыбнувшись, сказал Громский и крепко пожал Олене руку.
Олена оделась, накинула на плечи пуховый платок, и дальше они ходили по усадьбе МТС втроем. Олена любила слушать Артема Климовича — в его речах всегда было что-то и простое и мудрое, а сегодня он говорил больше чем когда-либо, и ей не хотелось упустить случая послушать его в последний раз. А может, и не в последний.
Об эмтээсовской столовой Артем Климович сказал Громскому так:
— Любят ее хлопцы или нет, а ты столуйся тут, чтобы не было нареканий. Всякому, кто будет жаловаться, скажешь: «А сам я где столуюсь?»
Про общежитие Артем Климович тоже выразился по-своему:
— Спать тебе тут не требуется, но иногда заболтайся с хлопцами и словно ненароком заночуй. Будешь знать, как спится другим.
Когда вышли из общежития, Артем Климович показал узловатой рукой на занесенный снегом сад, на пасеку с утепленными ульями, на поле, уставленное щитами и потому заметенное глубоким снегом.
— Это наше подсобное хозяйство. В других МТС этого нет, а я завел, чтоб никому не кланяться и иметь под рукой все свое.
Зашли в мастерскую, и тут Артем Климович наговорил столько интересного, что Громский почувствовал себя словно на экскурсии. Артем Климович знал болезни каждого мотора, знал, какие болезни пройдут после ремонта, а какие останутся. Олена улыбалась, и Артем Климович заметил на это:
— Вы не смейтесь, у машины тоже есть неизлечимые болезни, как и у человека.
Так он шел, рассказывал, а за ним шла вся мастерская. Остановились станки, затих автоген, на какое-то мгновение все замерло. В уголке мастерской вытирала слезы расстроенная Зоя Мизинец. Она оплакивала Артема Климовича и не отвечала на приветствия Громского, которому почему-то вспомнилась ее свадьба. Громский ловил на себе угрюмые, презрительные взгляды и без слов понимал, что все эти люди, которые с такой неприязнью смотрели на него, Громского, очень любили Артема Климовича, очень привязались к нему.
В конце мастерской, куда собрались все, кроме Зои, Артем Климович сказал, глядя на угнетенного Громского:
— Это, хлопцы, новый ваш директор. За молодиц я не беспокоюсь, — показал он на трактористок, — они любят молодых начальников, а вы, сорвиголовы, не очень послушны. Так вот, прошу вас, чтоб слушались. А кто не будет слушаться, ты, Громский, скажешь мне, я с тем один на один поговорю. А теперь за работу.
Снова загудела мастерская своим обычным зимним гулом. Когда здесь стихнет, гул поднимется на полях. Артем Климович знал этот обычный порядок и про себя с тоскою думал, как он будет жить без него. Но когда кто-то бросил по адресу Громского пренебрежительное: «Директор!» — Артем Климович оглянулся и строго погрозил пальцем в ту сторону, откуда послышалось это слово. Там стоял Карп Сила, и Артему не верилось, чтобы Карп мог насмехаться над новым директором.
Всю ночь Громский записывал, что наговорил ему Артем Климович за вчерашний день. А утром он еще не успел позавтракать, как Артем Климович был уже «на работе», уже расспрашивал Громского:
— Ну как, не страшно?
— Да пока еще нет.
— Привыкнешь. Уважай людей, и люди будут уважать тебя. Поди расспроси, кто как живет, может, кому что нужно. Тут не сиди, тут уважения не высидишь, — показал Артем Климович на дубовый стол.
Громский так и сделал. Пошел в одну, в другую мастерскую, поговорил с людьми и словно повзрослел за этот день. На обед Артем Климович пригласил Громского к себе домой. Сказал, что Марты Ивановны нет, что она уже живет в райцентре на новой квартире и он тоже скоро переедет туда.
— А пока что ты можешь квартировать у меня. Я уж тебе послужу, как новому директору. Только ты меня извини, если я буду выходить на работу. От этого я отвыкну не сразу.
И действительно, пока Артем Климович не переехал в городок, он каждое утро будил Громского, они вместе завтракали и вместе выходили на работу. И почти каждый день Артем Климович открывал Громскому какую-нибудь эмтээсовскую тайну. Этих тайн (для Артема Климовича они отнюдь не были тайнами), наверно, хватило бы на много лет, но скоро Артем Климович распрощался с родным двором. Нагрузил свое имущество на машину Тодося Сечки и поехал. Из мастерских, из контор, отовсюду высыпали люди — вся МТС вышла провожать своего директора, и Громский в душе немного завидовал Артему Климовичу. Заслужит ли когда-нибудь и Громский такую честь?
Ехал Артем Климович через Талаи с домашним скарбом и встретил Филимона Товкача. Тот сидел на линейке, узнал Артема, но и не думал сворачивать с дороги. Еще издали крикнул Тодосю Сечке:
— Остановись, остановись!
Артем Климович вышел из машины, поздоровался. Товкач принял это как должное и дерзко сказал:
— Ага, и тебя скинули?! И Марта тебе не помогла. А она ведь председатель. Так что уж тогда мне говорить, если моя беспартийная Настя всего лишь домашняя повариха?
Артем мигнул прищуренным глазом:
— А тебе что с того, что меня скинули?
— Ничего, голубчик, просто так, нашего полку прибыло.
— Прибыло, говоришь?
— Эге, а то как же? И что ж ты будешь делать?
— Что дадут, то и буду. А пока что отдохнуть хочу.
«Для отдыха» Артему дали не слишком много.
В каждом районе есть такая райконтора «Заготскот». Вот и дали Артему такую контору. Ее строения, ободранные, полуразрушенные, стояли далеко от городка, в лесу, вдоль дороги. Уже давно начали рубить, а в эту зиму дорубали на топливо старый сад, который мог бы еще много лет давать урожай. Артем Климович немедленно прекратил такое бесчинство, завез дров, и это понравилось райскотзаготовителям. Не дожидаясь лета, он начал ремонт всех построек. Весной заложил молодой сад, в старом поставил пасеку, а во дворе, где вечно прел навоз, разбил клумбы и засеял их матиолой, которую любил больше других цветов. Все домики стояли как куколки — одинаковые, чистенькие, выбеленные. И любо было путнику остановиться и посидеть в старом саду на скамеечке. А вечером, когда благоухали матиолы, лучшее место трудно было найти. И все уже знали, что тут похозяйничал Артем Климович. Но сам он рвался из этого тихого лесного места в другой, полный тревог мир.