Скифы - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сделал паузу, отхлебнул пива, а Гаврилов сказал мягко:
– Это верно, ибо человек, не доверяющий другим, но остро ощущающий свою к ним принадлежность, в конце концов начнет и к себе относиться с известным недоверием. Сознательно на эти темы он, конечно, не размышляет, но где-то в подсознании начинает шевелиться такая мысля: «Они не заслуживают доверия, они ничего не могут и не умеют. Я принадлежу к ним, я такой же, как они. Значит, и со мной что-то не в порядке».
– Хорошо сказал, – согласился Крылов. – Этот человек все свои ошибки и неудачи начинает понимать (опять– таки вне ума, где-то там на дне сознания) как проявления «изначальной порчи» (например, принадлежности к «нашему бедному-несчастному-больному народу»). То есть мы больше вообще не должны возвращаться к дискуссиям про этот обреченный народ! Он уж чересчур бедный, несчастный и больной! Можно бы и вытащить из болота… но на фиг стараться, когда на этом географическом пространстве мы развертываем державу скифов? А русские пусть останутся в древней истории, как гиксосы да всякие там поляне с древлянами!
Через открытую дверь было видно могучую фигуру Тора: вышел полуголый на кухню, там оделся. Слышно было, как хлопнула дверца холодильника, наконец явился, прижимая к груди запотевшие бутылки.
– Еще с уродами надо решать, – напомнил он. – Многие спрашивают насчет уродов!.. Мы ж теперь главный штаб скифизации, надо что-то решать!
Крылов посмотрел на него холодновато, но пиво из рук принял:
– А сам ты как считаешь?
– С уродами понятно, – ответил Тор, не задумываясь. – Дебилам весело жить не запретишь, но можно сделать, что смеяться им не захочется. Мы, скифы, это сделаем. Всех под нож! Сразу десяток ворон одним камнем: и генофонд почистим, и финансовое бремя со страны снимем, и политических противников… чик ножом по горлу – и лапти кверху!
– Самых могущественных противников, – подтвердил Klm с хмурой усмешкой, – это сообразуется не только с нравами скифов, но и с самыми демократическими установками. Только при демократии противники удушаются не так явно. Но вот что мне не нравится… Скифы убивали своих стариков!
Тор оскорбился:
– А разве нам кто-то велит их убивать? То были одни скифы, мы – другие. Да и те старые сведения можно объявить ложными. Мало ли что о скифах писали! Сами скифы о себе письменных свидетельств не оставили. Все, что о них знаем, это все со слов их злейших врагов! А что враги могут сказать хорошего?
Гаврилов сказал озабоченно:
– Все верно, все верно, кто спорит? Но дело в том, что со стариками в самом деле сейчас проблема. Во всем мире проблема, но богатые страны еще как-то тянут… хотя уже стонут, а у нас хребет вот-вот подломится. Еще пятьдесят лет назад, это всего миг, у нас был один пенсионер на десятерых работающих. Сейчас на двух работающих – один пенсионер. Которому надо не только платить пенсию, но и выпускать для него массу особых лекарств, непригодных остальному населению, строить для них дополнительные больницы с расширенными отделениями геронтологии, чего раньше не делали… Не буду перечислять, скажу, что дальше будет еще хуже: через пятнадцать-двадцать лет на каждого работающего придется по пенсионеру. Этого не выдержит экономика даже самых богатых стран.
А Откин буркнул:
– А если учесть, что пенсионеры имеют право участвовать в выборах, то понятно, что править будут они. И только в своих интересах. Ребята, Klm прав, хоть и ротмистр. Что значит, вовремя из армии смылся. С проблемой стариков что-то делать придется. Ни одна партия, что идет к власти, не может обойти этот больной вопрос…
Крылов помолчал, сердце предостерегающе стукнуло. Поинтересовался как можно безразличнее:
– Ни одна?
– Ни одна, – подтвердил Откин.
– Это старые молчат, осторожные. Зато новые должны что-то сказать, у них борьба за массы. Что сказал глава партии «За равные возможности»?
– Алексей? – удивился Откин. – Да, ты прав, ему отвечать пришлось. Правда, никто бы не догадался задать этот неприличный, даже непристойный вопрос, но раз уж я оказался в нужном месте и в нужное время… Как он увиливал, как увиливал! Это надо было видеть. Не дурак, как его дебилы, понимает, вопрос опасный…
– Ну и?..
– Наконец я прижал его прямо под телекамерами. Свет, юпитеры, микрофоны к носу! Деваться некуда, ты бы видел, как он провозгласил патетически: что если даже ему придется кормить сто стариков, то лучше останется без штанов и будет голодать, но отдаст последний кусок хлеба, последний ватт электричества, сам согреет их любовью…
Настало угрюмое молчание. Гаврилов завозился, вполголоса выругался. Откин буркнул:
– Красиво сказал. Я тоже подпишусь. И все… тоже. Как люди. Как люди сердца. Я не хочу ни у кого отнимать кусок хлеба, я хочу спрятать голову в песок, как страус. Я не хочу, чтобы у меня вообще был выбор: кому отдать этот единственный кусок хлеба – моему любимому деду или моему малолетнему сыну. Пусть кто-нибудь сделает этот страшный выбор, а я затем на уже полной продуктов кухне побурчу, что это было сделано негуманно, грубо, что я родился слишком рано… или слишком поздно, что моя возвышенная душа против таких жестокостей и суровостей бытия… Что, собственно, и есть горькая правда. Как ни смешно.
– Какой смех? – спросил тихо Раб Божий. – Мы все – люди других эпох. Недаром же не уживаемся в этой нелепой… Но что делать? Гаврилов прав, перед обществом очень серьезная проблема. Если с дебилами нас как-то да поймут, хоть обвинения в жестокости будут нас преследовать и в могилах, то со стариками так не пройдет. Мы их любим! Это наши родные, любимые. Если мы по молодости и ругались с ними, спорили, враждовали, уходили из их квартир, старались жить отдельно, чтобы вообще их не видеть, то со временем все больше убеждаемся в их правоте, их мудрости, их непрерываемой любви к нам, дерзким и неблагодарным… Ты знаешь, Костя, я все понимаю умом, я знаю четко, что угрожающий рост пенсионеров – гибель всей цивилизации, но если меня поставят перед выбором: моя бабушка или я… я лучше сам приму яд или кинусь с крыши!
Молчание было тяжелое, горькое. Наконец Откин спросил как бы нехотя:
– А если выбор: твоя бабушка или твоя дочка?
Раб Божий опустил голову:
– Все равно лучше умру я.
Черный Принц заметил:
– И оставишь умирать голодной смертью и бабушку, и малолетнюю дочь. Да, это очень интеллигентно и возвышенно. Одухотворенно даже. Красиво. Но если мы – скифы, если рвем со старой моралью, то нам плевать, как мы выглядим со стороны. Все равно эти придурки… интеллигенты они или дебилы, через какое-то время будут выглядеть и говорить как мы, скифы.
Откин усмехнулся ядовито:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});