Остров Русь (сборник) - Сергей Лукьяненко

— Сейчас, Иванушка, — заторопилась Марья, зажав фартуком горшок с наваристым борщом. — Сейчас, светик мой. Тебе со сметанкой?

— Все равно, — скорбно сказал Иван. — Со сметанкой.

Он мрачно хлебал борщ, а Марья, усевшись напротив, ласково поглядывала на него, не забывая подрезать хлеба белого.

Когда Иван утолил первый голод, обсмоктал косточки и съел на закуску гроздь бананов, настроение его слегка улучшилось. Он даже взял у Марьи пригоршню семечек и сделал вид, что лузгает их.

— Что ты, молодец, не весел, что ты голову повесил? — поинтересовалась Марья.{63}

— Как же мне не горевать? Вызвался я помочь Василисе Прекрасной, а как — ума не приложу, — горько признался Иван.

— Василисе? Она баба хитрая, задаст задачку хоть стой хоть падай, — согласилась Марья. — И чего ты ей наобещал, недотепушка мой?

— Кащея найти, сережки Василисины у него отобрать, Василисе в срок доставить. А срок тот — неделя без одного дня.

— Это служба, не службишка, — согласилась Марья. — А в чем незадача?

— Как мне путь найти к Кащею? Там-то я с друзьями справлюсь, укорочу нечисть.

— Кащей-то бессмертный! — предупредила Марья. — Ладно, путь к нему я укажу. Есть у меня зеркальце волшебное, чего хочешь покажет. Счас мы его и проэксплуатируем… Так, куда же я его засунула? Последний раз доставала, когда Емеле картинки заморские, срамные, демонстрировала, потом убрала недалече… А! В спальне моей, под подушкой! То-то спать жестко было…

Оставив дурака размышлять над своими словами, Марья проворно сбегала за зеркальцем и установила его на столе. Зеркальце было маленьким, квадратным, с отколотым уголком и частично облупившейся амальгамой. Марья застенчиво попросила:

Свет мой, зеркальце, скажиДа всю правду покажи.Как бы нам пройти к Кащею,Чтоб намылить ему шею?

Зеркальце затряслось, загудело, покрылось красными, зелеными и синими полосами, потом посредине его появилась светящаяся полоса. Донесся плеск волн.

— Изображение барахлит, — призналась Марья и постучала по зеркальцу кулаком. На мгновение мелькнули вода, песчаный берег и чье-то злое лицо. И все. Зеркальце покрылось мелкими квадратиками, сеткой окаянной, и больше ничего не показывало.

— Силен Кащей, — вздохнула Марья. — Чары наложил. Не получится у нас дорогу к нему увидеть.

И тут дураку пришла в голову гениальная мысль:

— Марья! А может зеркало показать кавказца Кубатая? Говорят, что он все на свете знает, даже к Кащею дорогу!

Марья хмыкнула и сказала:

Свет мой, зеркальце, мечтаюЯ увидеть Кубатая,Что на свете всех умнее,Всех румяней и белее!

Зеркальце загудело, на мгновение показало князя Владимира («Это оно так, подстраховывается», — пояснила Марья) и неожиданно выдало изображение большой, знакомой Ивану избы.

— Изба-читальня боянская! — ахнул дурак.

А зеркальце уже демонстрировало им дюжего усатого молодца с зелеными волосами. Молодец крутил ус и объяснял боянам разницу между ямбом и хореем.

— Так вот ты какой, Кубатай-кавказец! — ахнул дурак. — Спасибо, Марьюшка. Этого бояна я в два счета к нам завлеку, а уж тут выпытаем все помаленьку.

И дурак бросился взнуздывать Гнедка.

Повезло Ивану-дураку, ох как повезло! Бояны-то народ дружный, своих в беде не бросают. И если б стал он похищать Кубатая прямо из боянской избы, завязалась бы сеча жестокая. Пришлось бы дураку или отступать несолоно хлебавши, или всю культуру русскую под корень истреблять.

К счастью, Кубатай от общества немерено пьющих боянов опьянел капитально. Вышел он на крыльцо, отдал должное природе-матушке, решил в уме пару дифференциальных уравнений, сочинил сонет о красоте русской ночи и стал уж было в себя приходить… Как вдруг откуда ни возьмись появился Иван-дурак!

— Здравствуй, Кубатай! — отвесил он поклон. — Исполать тебе, мудрый!

— Здравствуй и ты, дурак, коли не шутишь, — сказал Кубатай, мечтательно глядя в небо. — А откуда ты меня знаешь?

— Кто ж тебя не знает? — притворно удивился Иван. — Слух о тебе прошел по всей Руси великой.

Кубатай ласково кивнул Ивану и ткнул пальцем в небо:

— Видишь ту звездочку ясную, Иван?

— Вижу. То…

— Венера! — мрачно сказал Кубатай. — То Венера подлая!

— Да какая ж Венера, — удивился дурак. — Это Полярная звезда. Венеру, поди, только по утрам и вечерам видно!

— Да? — удивился Кубатай. — А как похожа… Стой! А ты… не сфинкс?

— Кто-кто?

— Не сфинкс ли ты, часом, замаскированный, а, Иван? Покайся, я все прощу!

— Дурак я, — с грустью признался Иван. — Но не сфинкс.

Кубатай расслабился и улыбнулся:

— Знаю. Это так… на всякий случай. Работа такая. Иван, ты меня уважаешь?

— А как же!

— Хорошо… — Кубатай погрузился в молчание. Из избы доносились голоса боянов, разучивающих новую былину.

— Кубатай, а Кубатай! — подал голос Иван. — Поехали со мной!

— Зачем? Мне и тут хорошо!

— Я тебе вопросы буду задавать, а ты — отвечать мудрено!

Кубатай заколебался:

— Нет, тут веселее…

Иван, которому страсть как не хотелось прибегать к крайним мерам, достал из кармана пригоршню семечек. Глаза у Кубатая вспыхнули ярче, чем Полярная звезда на пару с Венерой.

— Иван… Дай щелкнуть разок…

— На, — согласился добрый Иван. И тут ему пришла в голову поистине гениальная идея. Уже вторая за день!

— У меня дома мешок таких, — небрежно сказал он. — Два мешка. Три.

Кубатай похлопал его по плечу:

— Хороший Иван… Хороший русский Иван… Семечка…

— Поехали, я тебе полмешка отсыплю! — пообещал дурак.

— Летс гоу! — непонятно воскликнул Кубатай. Через минуту они уже сидели на Ивановом Гнедке, который мерно трусил к Марьюшкиному дому. Вдали противными голосами кричали дикие попугаи. Дорогу перебежал черный бабуин, и Иван сплюнул через левое плечо — от дурного глаза. Сплюнул не совсем удачно, но Кубатай не обиделся, потому что дремал. Проснулся он лишь у самого дома и сонно спросил:

— Иван, Иван… А ты не Стас?

— Нет, — дурея больше обычного, ответил Иван.

— И даже не его старший брат Костя?

— Не знаю таких, — осторожно промолвил Иван. Кубатай вздохнул.

— Эх, был у меня такой друг… Маленький, но настоящий. Всерьез меня принимал.

Сообразив, что в душе Кубатая задеты какие-то сентиментальные струны, Иван молчал.

— Эх, — вздыхал Кубатай. — И как же я их не укараулил? Такая общность душ, как у нас со Стасом, раз в пятьсот лет бывает! Мы бы с ним охотились вместе, на пры… на сапогах-скороходах прыгали, диверсии учиняли…

— А где твой друг-то? — поинтересовался Иван. — Басурманы в полон увели? Враз отобьем!

Но Кубатай только вздыхал и повторял вполголоса:

— Всерьез… всерьез… Как взрослый к взрослому относился…

Так, с полупротрезвевшим Кубатаем за спиной, Иван и въехал на просторный Марьюшкин двор. Из хором доносился дружный храп тридцати трех богатырей.

— Где семечки? — начиная что-то подозревать, спросил Кубатай.

— В подполе, — схитрил Иван. — Пойдем.

И они пошли.

Очутившись в каменном подполе, уставленном бочками с медовухой и мешками с кокосами, Кубатай вмиг протрезвел полностью.

— Где семечки? — тревожно озираясь, спросил он.

— Обманул я тебя, — признался Иван. — На всякого мудреца довольно простоты.

И он на всякий случай достал булаву. Кубатай вздохнул и сел на мешок.

— Чего тебе надобно-то? Выкупа богатого?

— Нет, — замотал головой Иван. — Выкуп — тьфу! Укажи дорогу к Кащею.

— Зачем?

— То — мое дело, — посуровел Иван. — Ты мудрец известный, все тебе ведомо. Говори!

— Никогда! — гордо сказал Кубатай.

— Пытать буду, — со вздохом признался Иван.

— А я боли не боюсь! — похвастался Кубатай. — Делай что хочешь, только усы мне не брей.{64}

— Ага! — заорал Иван. — Марья, подь сюда!

В подпол, лузгая семечки, вошла Марья.

— Бритву, мыло и хвост опоссума, — велел Иван. — Пытать мудреца буду.

— Как?

— Усы брить!

Марья неодобрительно покачала головой, но требуемое принесла. Иван тем временем связал слабо сопротивляющегося Кубатая и принялся намыливать пушистый опоссумий хвост.

— Красавица! — подал голос Кубатай. — О двух вещах тебя молю! Первое — дай мне семечек перед пыткой полузгать. Очень уж у тебя семечки замечательные. А второе — как брить меня Иван-разбойник начнет, уйди, не смотри. Не вынесу я такого позора!

Марья аки волчица голодная на Ивана глянула, сплюнула и молвила: