Мертвец - Эдуард Веркин

Вот Вырвиглаз очень и очень на эту болонку походил. Только, к сожалению, без банки на голове.

Кстати, конец псинки был незавидным: Сарапульцева решила травить крыс и прикупила вкусненькой приманки, а эта тварь не смогла устоять, обожралась крысиного яду и околела мгновенно.

— Привет, жабы! — крикнул он нам и съехал вниз.

Рожа такая масленая-масленая, в кои-то веки Вырвиглаз выглядел довольно.

— Так и знал, что вас встречу. — Вырвиглаз достал из кармана горсть фисташек. — Орешки будете?

Мы не отказались.

— А где Жабетта? — поинтересовался Вырвиглаз.

Но я не отреагировал. Ел себе фисташки. Я сегодня себя неплохо чувствовал, видимо, болезнь отступала, не успев наступить.

— А вы прямо теперь как однояйцевые близнецы! — заржал Вырвиглаз. — Снова вместе, снова рядом…

— Сам ты однояйцевый, — ответил я. — Только не близнец.

— Не будем ссориться, — примиряюще сказал Вырвиглаз. — Пойдём на праздник жизни, у меня сегодня отличное настроение.

Вырвиглаз счастливо сощурился и стал сжимать-разжимать кулаки.

— Отчего же так? — спросил я. — Неужели ты патриот нашего города?

— Я тебе про мэра говорил? А во-вторых, пирожки будут с брусникой, — Вырвиглаз почесался, — к чёрту патриотизм. Шашлыки будут, картошка, жрачка вкусная. В газете писали, хор приедет выступать…

— Пенсионеров? — уточнил я.

— Каких пенсионеров, наоборот совсем. Девчачий. Из Шарьи. «Шарьинские колокольчики». Там такие девицы…

Вырвиглаз покачал головой.

— Поют песни и играют на саксофонах, интересная программа, пойдёмте…

Вырвиглаз потянул нас вглубь парка.

— Я никогда на таких концертах не был… — бормотал Упырь. — Девушки с саксофонами…

— И не будешь, — успокоил его я.

— Не тормозим, народ уже собрался. — Вырвиглазу не терпелось.

Народ действительно собирался. Парк стал похож на цветастую клумбу, а если честно, то на свалку. Всё перемешано. Пахнет, даже издали слышно: шашлыки и пироги, запах печёного мяса и комбижира. Вообще на День города много народа приходит, — наверное, половина жителей. Только те, кто совсем ходить не способны, дома сидят. Потому что весело. На самом деле весело. Конкурсы придумывают, луна-парки, бывает, приезжают, разные другие развлечения. Вот на прошлый День привезли настоящие «хаммер» и «харлей», за двадцатку каждый мог за рулём посидеть, так народ чуть ли не до вечера радовался.

В этот раз техники я пока не видел, зато на волейбольной площадке происходило нечто интересное. По асфальтовому квадрату носились обряженные в цветастые костюмы богатыри, они сшибались, падали, разлетались в разные стороны, ругались, орали и пытались поймать яйцеобразный мяч, какой-то дядька свистел в свисток, а чуть поодаль под сосной скучала студентка с зелёной повязкой на рукаве.

Летний лагерь. Американский футбол. Мэр обещал, что по поводу Дня города ребята из летнего лагеря сыграют в американский футбол. Мэр сказал — мэр сделал. Мэр сказал, что воздаст своей собаке гвардейские почести, — и воздал. Железный человек, стану таким.

Вообще в летнем лагере хорошо, я раньше всегда в него ездил. А теперь по возрасту не подхожу.

— Докатились, — презрительно процедил Вырвиглаз, — играем в эту тупую игру. Скоро флаг американский начнём возле дома поднимать. Все продались с потрохами.

Но по роже читалось, что и он сам не прочь сыграть в эту тупую игру и продаться с потрохами, только вот покупателя не находится.

— Нечего тут стоять, — сказал Вырвиглаз. — Двигаем к пирожкам…

— А у нас в школе тоже секция работала, — Упырь кивнул на американских футболистов. — Только меня не взяли… А другие ребята играли. А ещё у нас в школе…

— А у нас в школе сортир через дорогу был, — сурово перебил Вырвиглаз. — Дэн, харэ тут нам по воспоминаниям давить, пойдём подавим по…

Вырвиглаз всмотрелся в глубину парка, даже на цыпочки привстал. Про сортир через дорогу — это правда, кстати.

— Двинем… короче… к эстраде, — закончил Вырвиглаз. — Скоро начнётся.

И мы направились в центр парка. Вырвиглаз поспешал первым, я за ним. Упырь вновь погрузился в воспоминания про то, в какой он раньше хорошей школе учился:

— Там разные секции, все дела, хотя школа считалась с математическим уклоном, у нас там даже лазеры, модель синхрофазотрона, счётчики Гейгера…

Вырвиглаз сосредоточенно разглядывал парк, но видно было плохо, парк был большой, к тому же ближе к центру стояли какие-то фургоны. С эстрады хрипели саксофоны, видимо, шарьинские саксофонистки старались.

— Но эта школа мне тоже очень нравится, — бубнил Упырь. — В маленьких школах очень хорошо учиться, знания усваиваются гораздо плотнее. Я всегда мечтал учиться в маленькой школе, так там всё по-семейному. В одной школе, в которой я учился, она тоже была совсем маленькая, так там театр имелся! Это здорово, когда в школе есть настоящий театр…

— А круто мы вчера псину похоронили, — опять оборвал его Вырвиглаз. — Мне понравилось.

Упырь смотрел на него секунду непонимающе, потом сказал:

— Да, да, здорово. Я раньше вёл блог, теперь собираюсь его возобновить, я там обязательно про всё это напишу. Это же настоящее, самое настоящее приключение! Я так рад. Когда я жил в Ярославле, я там собирался…

Да уж. Собачьи похороны меня тоже развлекли. То есть отвлекли. И отвлекли и развлекли. Мимо проследовали вьетнамцы с рынка. Все одинаковые, низкорослые и с виду голодные.

— У, китаёзы! — недружелюбно прорычал вслед Вырвиглаз. — Развелось…

— Это вьетнамцы, — поправил Упырь.

— Не вижу разницы. Желтозадые.

Вьетнамцы ускорились: явно услышали Вырвиглаза.

— А вы знаете, почему америкосы по поводу узкоглазых не парятся? — спросил он.

— Ну почему? — спросил я, чтобы дальше он не приставал.

— Потому что у них есть специальный газ. Про расовое оружие слыхали? Которое мочит только чёрных, только жёлтых или только белых, по цвету кожи. Так вот, когда китайцы перевалят за два миллиарда, американцы распылят над Китаем свою микстуру. И тогда количество китайцев достигнет тридцати миллионов. Денис, — Вырвиглаз повернулся к Упырю, — слушай, Денис, у меня к тебе дело. Большой важности…

Заработали динамики на соснах, и тут же с разных сторон завыли саксофоны. Такая заводная мелодия, от которой хотелось приплясывать. Мы поспешили к эстраде.

— Мама дорогая… — только и выдохнул Вырвиглаз.

Сразу было ясно, что нам здесь делать нечего. Шарьинские саксофонистки саксофонили явно не про нас. Красивые. Очень красивые. Взрослые. В центре сцены стояла, видимо, самая главная их исполнительница — блондинка в коротком чёрном платье. Она играла какую-то известную мелодию, но играла её так, что все вокруг смотрели только на неё. Она была…

Вырвиглаз развернулся и пошёл прочь. И мы с Упырём тоже. Потому что почувствовали вдруг, что…

Ну, короче, я не могу это рассказать. Встреча с красотой. От этого всё настроение сразу пропало, я почувствовал себя совсем плохо.

— Да и играют они тоже так себе, — сказал вдруг Вырвиглаз. — В музыкалке Голяков играет лучше… Пойдёмте лучше на конкурсы.

— Да ну их, эти конкурсы, — отмахнулся я. — Что в них интересного? Полчаса махать топором, чтобы получить стакан лимонада…

— В четыре часа можно будет в «Дружбу», — сказал Вырвиглаз. — Шахов в честь Дня города привёз из Костромы настоящий фильм и специальный портативный проектор. В газете писали, что фильм нормальный. Не то что мы тогда смотрели, с этой дурой…

Я промолчал. До четырёх часов надо было чем-то заниматься. Бродить туда-сюда по парку или в «Пружину», по случаю Дня города туда пускали всех.

Со сцены долетали саксофонные звуки, от которых становилось ещё грустнее. Я вдруг вспомнил про Катьку, но ничего не почувствовал. Мне не хотелось видеть Катьку и даже думать про неё не хотелось.

Вырвиглаз продолжал:

— Пишут, что кино вообще нормальное. Про то, как на Землю пришельцы напали, с Марса кажется, по Герберту Уэллсу. Слышали про кладбище?

— Про какое?

— Как про какое? Про наше, родименькое. Звёздный городок которое. Такие вещи там происходят, просто вообще, мозги заворачиваются. Знаете Жорку Рыжего?

— Нет, — рассеянно сказал я.

— Ну, это побоку, он редкая жаба. Он пошёл на кладбище навестить любимого дедушку, он хороший внук и ходит к дедушке каждый месяц. Идёт себе, идёт, никого не трогает, птички поют, и вдруг глядит, а из-под надгробного камня торчит рука.

Я не слышал, не очень хорошо слышал, Вырвиглаз громко повторил:

— Там рука из могилы торчала!

— Да что ты говоришь! — удивился я. — Рука…

Не свежая, конечно, старая, с такими червяками… — Вырвиглаз весьма убедительно пошевелил языком. — Он, короче, как увидел, так вообще обделался, как жаба. Побежал, баран, ну и ногу сломал, сейчас в травме лежит. А над кладбищем по ночам туман синий распространяется, это не к добру.