Собиратель чемоданов - Ольга Ляшенко

— Жаль, а то бы еще посидели, — как ни в чем не бывало отозвался Упендра.

Соседка же улыбнулась бесцветной улыбкой и начала убирать со стола, даже из вежливости не попытавшись удержать своего бывшего мужа.[110]

В отместку за это он, как бы по рассеянности, с ней не попрощался и не сказал «спасибо» за ужин.

Впрочем, она ничего не заметила.

Книга XVI. (3-я Истины)

1. Проходя через прихожую, Стяжаев подумал: «Надо завести будильник, не на семь, а на полседьмого. Встану пораньше, приведу себя в порядок — и на работу. А что если купить цветов для Виолетты Юрьевны? Как-никак, работала за двоих. И беспокоилась» — о беспокойстве говорили телефонные звонки. Кто еще мог ему звонить, кроме Виолетты Юрьевны, да так часто? — «Интересно, что она на это скажет?..»

2. Тут он вспомнил, что у него теперь живет Чемодаса. «И какого же я свалял дурака! Зачем было пускать его обратно? Значит, опять не будет никакой личной жизни. Надо было заранее заделать эту дырку. Наглухо. Ушел так ушел. За кого он меня принимает? Думает, стоит ему для вида покритиковать Упендру, и я, как дурак, сразу все прощу? Как будто он лучше! Еще неизвестно, кто хуже, от кого больше вреда. Нет, пора с этим кончать. Вот сейчас войду, и сразу ему скажу: «Ты знаешь, боюсь, что пока не получится. Ко мне неожиданно приезжают гости, я не могу»… А собственно говоря, почему я должен врать? Почему не сказать прямо: «Извини, но я не хочу, чтобы ты у меня жил», — причем безо всяких объяснений. «Не хочу» — и все. Он, конечно, обидится, ну и пусть, это даже хорошо. И я же не на улицу его выгоняю. Пускай живет у Марины. Он сам так решил. Она не против, и, в конце концов, у нее комната больше. Мало ли, что ему не нравится! И ведь есть еще Чемоданы, на худой конец, можно и туда вернуться. Живут же там. Чем он лучше других? Получается, что у него — два запасных варианта. А у меня ни одного! И я же еще собираюсь с ним церемониться!»

3. Он решительно открыл дверь, и в первый момент почувствовал сильное облегчение, потому что не увидел Чемодасу сразу, как ожидал. Это позволяло хоть ненадолго отложить неприятный разговор, с тем чтобы лучше продумать аргументы. В следующий же момент радость сменилась другим, менее приятным ощущением. Это было смутное, но безошибочное предчувствие каких-то новых перемен, по своим масштабам далеко превосходящих все происшедшее до сих пор.

За время отсутствия Дмитрия Васильевича — а уходил он, как минимум, час назад — в комнате почти ничего не изменилось. Это-то и внушало тревогу. Похоже, единственное, что успел проделать за все это время Чемодаса — это восстановить внешние пристройки Чемоданов, так что они снова приняли вид здания, только теперь почему-то без шпиля. Почти во всех окнах горел свет. «К чему эта дешевая иллюминация? — подумал Дмитрий Васильевич, — Неужели он надеется таким способом меня задобрить?» На всякий случай, он заглянул под стол, хотя ни на иоту не сомневался, что Чемодаса в здании и занят там чем-то нешуточным и, похоже, недобрым. На бывшем складе царил тот же беспорядок, что и вчера и третьего дня. Было очевидно, что Чемодаса даже не брался за уборку.

4. Стяжаев шагнул к Чемоданам.

Тут же на одном из окон левого флигеля отдернулась штора.

— А, так ты не спишь? А мы думали, ты уже спишь, не хотели тебя будить.

— Ты не один? — строго спросил Дмитрий Васильевич. Он уже знал, что нашествие грызунов и насекомых — дело рук Чемодасы.

Но тот его уже не слушал. Обращаясь к кому-то в комнате, он возбужденно говорил:

— Учитель! Я предлагаю нам всем перейти на стол и там продолжить семинар. Это недалеко отсюда. Вот увидите, там значительно просторнее и лучше.

Дмитрий Васильевич нагнулся и заглянул в окно, из которого только что выглядывал Чемодаса. Крошечная комната, рассчитанная на одного жильца, была битком набита чемоданными жителями. Шестеро сидели, по-восточному скрестив ноги, на кровати, и еще не меньше дюжины — в той же позе на полу. Столы и стулья из комнаты были заблаговременно вынесены, но все равно все желающие не смогли в ней разместиться, и сквозь распахнутую дверь было видно, что в и коридоре сидит на полу еще множесто народу. Все они, и мужчины и женщины, были коротко острижены, а некоторые даже обриты, и одеты в одинаковые спортивные костюмы. И у всех, по-видимому, болело горло, так как у каждого оно было перевязано, у кого — шарфом, у кого — платком, у кого и просто бинтом, а у некоторых даже был наложен компресс, и из-под бинтов торчала вата.

5. Но один чемоданный житель, несмотря на забинтованное горло, резко выделялся на фоне остальных. Именно его-то Чемодаса и назвал Учителем. Он сидел ближе всех к окну, вполоборота, как и все, скрестив ноги, но не на полу, как большинство, и даже не на кровати, как избранные, а на специально для него установленном, а не исключено, что и изготовленном, кресле. Это был невысокий, плотный человек среднего возраста, с окладистой бородой, густыми темными волосами ниже плеч, румяным лицом и лукаво прищуренными глазами. Одет он был на восточный манер, в просторную рубаху навыпуск и широкие штаны — все из одного и того же ярко-лилового шелка. Цвет его костюма напомнил Коллекционеру подкладку одного из лучших и любимейших его чемоданов. Возможно, именно по этой причине он с первого взгляда почувствовал неосознанную неприязнь к Учителю, которую с трудом преодолевал и впоследствии.

В тот момент, когда Дмитрий Васильевич заглянул в комнату, Учитель как раз обернулся к окну, и на какой-то миг их взгляды встретились. Учитель сразу же отвел глаза и что-то сказал своей пастве, после чего те, которые сидели ближе, тоже начали выглядывать в окно, но при виде Стяжаева пугались и тут же отворачивались.

6. Чемодаса один не сидел, как все, а стоял возле Учителя с очень важным видом. Приглядевшись, Коллекционер понял, что важный вид происходит от одутловатости лица, а она, в свою очередь, от того, что Чемодаса умудрился натянуть свой логос поверх выданных ему спортивных штанов.

В ответ на предложение перебраться на стол Учитель поднес ко рту сложенные трубой ладони и издал долгий звук, похожий на гудок большого парохода, неожиданно громкий для существа столь скромных размеров, после чего повторил этот звук еще дважды, затем, не спеша разогнув ноги, встал с кресла и степенно направился к выходу. Чемоданные жители, сидевшие на кровати, присоединились к нему. Сидевшие на полу торопливо вставали и расступались, давая им дорогу, после чего пристраивались сзади.

«А что если мне это только снится, причем с самого начала? Я проснусь — а все как прежде», — вдруг подумалось Дмитрию Васильевичу. Прекрасно понимая, что эта мысль — всего лишь мечта, он никак не мог стряхнуть ее с себя, она сама была как сладкий сон. Он явственно представил себе, как было прежде, то есть до письма, потом еще прежде, до чемоданов, потом — до женитьбы, и так далее, пока из череды воспоминаний не выбрал самое подходящее: «Прежде — это когда было воскресенье, и мама одевалась, чтобы идти со мной в зоопарк».

7. Двери главного входа открылись, и Учитель, в сопровождении Чемодасы и тех чемоданных жителей, которые до этого сидели на кровати, степенно вышел на крыльцо. Окинув взором территорию Чемоданов, он проговорил что-то чрезвычайно быстро и неразборчиво, по-видимому, на чемоданном языке, явно одобительным тоном. Чемодаса расцвел от его похвалы и стал с энтузиазмом, но столь же быстро и неразборчиво что-то объяснять, вертясь во все стороны и размахивая руками. Очевидно, он рассказывал о своих трудах или делился планами. Учитель внимательно выслушал его и ответил трескучей тирадой, после чего процессия, в которую успела влиться толпа чемоданных жителей, сидевших до этого на полу, двинулась по направлению к потайной дверце в крепостной стене. С удивлением наблюдал Стяжаев, как Чемодаса, до сих пор ревниво сохранявший в тайне свои секретные коды, охотно показывает Учителю, как обращаться с замками. После того, как все вышли за крепостную стену, двери так и остались открытыми. Похоже, для Чемодасы это уже не имело значения.

А чуть раньше Дмитрий Васильевич понял, что последователи Учителя — это еще далеко не все население пристроечной части Чемоданов. Когда процессия пересекала двор, из многих окон высовывались зеваки, тоже все как один с перевязанными шеями. Одни осуждающе качали головой, другие откровенно смеялись, третьи крутили пальцем у виска. При этом они энергично переговаривались на своем тарабарском языке.

Тем временем Чемодаса успел подогнать лучший автомобиль и показывал Учителю, как обращаться с крючком.

«И ведь даже не подумал представить мне этого типа! — вдруг осознал Стяжаев и почувствовал жгучую обиду. — Как будто я уже не хозяин в своей собственной комнате! Мало ему мышей и тараканов, так он еще, никого не спросясь, приглашает какого-то шарлатана!»