Откатчики. Роман о «крысах» - Алексей Колышевский

Доля Чернушина

Вот так, с помощью одного попавшего «в нерв» письма, Гера решил проблему «шлейфа», который неминуемо появляется в случае позорного изгнания откатчика с работы. В любой стране мира люди обожают считать чужие деньги. И нет в этом ничего, по крайней мере, зазорного. Так уж устроен человек. Но если эти счетоводы хоть и через скрежет зубов, но могут смириться с состоянием финансов известных людей, скажем, артистов театра «Ленком» или фермера Стерлигова, то с информацией, пусть и не проверенной, пусть никем не доказанной, о том, что кто-то что-то «тиснул» и ему за это ничего не было, такие люди буквально не могут жить. Они наживают себе страшные, неизлечимые болезни вроде желчно-каменной или банального геморроя и от этого еще больше ярятся, зачастую вымещая нерастраченные мегатонны злобы на своих близких: племянниках, консьержках и собаках. Герман весело думал об этом и о том, как ему удалось провернуть совершенно блестящую, на его взгляд, как он сам ее называл, «спецоперацию», после которой его имя осталось добрым и честным, а Чернушин попал в так называемый черный список.

«Черный список» – что это такое? Его ведет каждый матерый кадровик, каждый бывший член «лубянского братства», спрятавший погоны под серенький пиджачок начальника СБ. Состоят в этом списке те, кого по приказу акционеров предприятия полагается «замочить», «загнобить», «утопить», а в конечном счете просто уничтожить. Иными словами: лишить средств к существованию. Попавший в «черный список» не может устроиться на приличную работу, он становится «отверженным», ему никто никогда не протянет руку помощи, в особенности, если этот пария – бывший откатчик. Бывают, разумеется, различные чудеса, кои случаются по причине недосмотра при поступлении такого отщепенца на новую работу, но в последнее время это случается все реже и реже. Герман прежде знал одного такого «черного откатчика». Звали его Слон, по причине громадного роста, нескладной бабьей фигуры и громадных ушей, которыми Слон печально шевелил при тщетных попытках устроиться куда-нибудь после того, как его буквально вышибли из «Переростка», где тот заправлял группой алкогольных напитков. Слон с упорством, достойным барана, пытался вернуться на прежнее, пахнущее дорогим коньяком и только что отпечатанными дензнаками место в какой-нибудь сети, но доходил в лучшем случае до поста охраны при входе. Дальше его не пускали, так как резонно считали, что собственных откатчиков и так в избытке. Затем Слон стал обивать пороги своих прежних «спонсоров», и здесь он порой попадал даже в самые высокие кабинеты, но и в самых высоких кабинетах никто не хотел иметь с ним дела. Чем закончились похождения безработного Слона, никто не знает. Потому что они еще не закончились, а живет он тем, что потихоньку перерабатывает подкожный жир, которого много накопилось за время его фееричной деятельности в «Переростке», да кое-что ему подбрасывает его бывший заместитель. Его Слон постоянно шантажирует тем, что вот-вот расскажет всем, как они вместе лихо сражались на откатном фронте.

Чернушин еще не знал, что напротив его имени невидимая рука нарисовала маленькую виселицу с болтающимся в петле человечком. Он долго переживал случившееся и даже избил собственную жену, которая очень помогла плану устранения Геры и вдохновила Мишу на все описанные нами ранее гадкие делишки. Жена перенесла его побои со спартанской твердостью, а наутро покинула их съемную квартиру и уехала к маме в Воронеж, где та и нашла ей вскорости жениха, сына какого-то местного крупного чиновника. Сам же Чернушин запил. Он пил около недели и стал заговариваться с самим собой. Как-то ранним утром он, мучимый страшной похмельной жаждой, прошлепал в ванную, где напился из крана холодной невкусной воды, а затем увидел в зеркале вместо своего собственного одутловато-небритого лица нечто такое, от чего в его голове что-то звонко щелкнуло, словно переключили режим аттракциона «Центрифуга» в Парке Горького. Именно такая же центрифуга начала бешено вращаться в Мишиной голове. Он спокойно вышел из ванной, прошел на кухню, схватил кухонный нож и нацарапал на кухонной филенке «Я люблю долевое строительство». После этого влез на подоконник, открыл окно и наполовину высунулся из него. Посмотрел вниз. Увидел, что внизу стоит большой черный «Cadillac STS», на капоте которого неизвестный художник-аэрограф мастерски изобразил мужественного гангстера Клайда с автоматом Томпсона в руках и в шляпе. Из-за плеча Клайда дерзко выглядывала очаровательная Бонни. Чернушин широко расправил плечи, несколько раз глубоко вдохнул холодного утреннего воздуха, тихо сказал: «Ребята, возьмите меня к себе» – и прыгнул вниз головой. Он угодил прямо в круглый диск автомата Томпсона, а потрясенный владелец после замены капота не стал более рисовать на автомобиле ничего.

В офис «Нулевочки» Гера впервые попал ранним сентябрьским утром. Он прошел нехитрое собеседование у кадровика, и тот направил его на следующее собеседование в один из окраинных районов Москвы, где и базировалась вся эта мистическая сверху и с грязными полами внизу организация. В половине десятого утра он стоял перед офисом. Это было неприветливое многоэтажное серое здание, сложенное из бетонных блоков. Колорит места подчеркивало расположенное вблизи кладбище. Его видами любовался хозяин, палладист и некроман, во время своих нечастых наездов в офис. Если нормального человека при виде кладбища посещает желание поскорее отвернуться и покинуть место скорби и отчаяния, то главу секты чертопоклонников России этот унылый кладбищенский пейзаж заряжал своей тусклой холодной энергией, не усваиваемой простым смертным. Первое, что делал он, войдя в кабинет, – немедленно протягивал руки с поднятыми ладонями по направлению к этой земле мертвых и декламировал строфы сатанинской поэмы «Ариэль», вышедшей из-под пера основателя «ложи Палладиум» Альберта Пайка в первой четверти девятнадцатого века. В мгновения этой черной молитвы в радиусе нескольких километров происходили ужасные и непостижимые вещи: задыхались во сне грудные младенцы, автомобили на ближайшем шоссе теряли управление и сталкивались «лбами», электричество в близлежащих домах безо всякой причины отказывало, а птицы, залетевшие в проклятую зону, падали замертво. Всех без исключения окружающих людей охватывала необъяснимая тоска, и жизнь вокруг словно испуганно замирала.

Герман приехал как раз именно в такой момент, когда медитация хозяина была в самом разгаре. Его чертик, сидящий внутри, попал в родную для себя атмосферу, он почувствовал близость силы, создавшей его из грязи и темноты, и Герман ощутил прилив бодрости и спокойствия, истолкованный им как хороший знак.

Вначале он попал в кабинет Магды Коршуновой – начальника отдела закупок. Ничем не примечательное конторское помещение со скромной серой мебелью. За столом сидела женщина средних лет, обладающая исключительно отталкивающей внешностью. Герман мысленно сравнил ее с актером, загримированным для исполнения роли Нушрока в старом детском кинофильме «Королевство кривых зеркал». Тот же крючковатый клюв, то есть нос, хотя назвать клюв носом дело сложное. Это примерно как заставить себя назвать кошку собакой. Два злых, близко посаженных немигающих глаза с очень подвижными, совершенно желтыми зрачками. Подбородок с дыркой, так как назвать дырку романтичным словом «ямочка» – это просто самообман. Обнаженные костлявые руки в каких-то пигментных пятнах неописуемого цвета. Пальцы увенчаны коротко обгрызенными ногтями, никогда не знавшими маникюра. Словом, уродина, каких мало. Гера, не подав вида, вежливо поздоровался, получил приглашение садиться. Магда словно вцепилась в него взглядом своих немигающих желтых глаз и принялась задавать ему вопросы.

– Предположим, – прокаркала она, – что я поставщик пряников, а вы закупщик. Я хочу продать их вам по пятнадцать рублей за килограмм. Вы должны убедить меня, что я торгую по высокой цене. Именно «убедить», я настаиваю на такой формулировке. Я должна вам поверить!

Герман был готов к этому разговору. Он прекрасно знал, как и что надо говорить, и блестяще справился с заданием, придав своему голосу нужную интонацию. Коршуновой его ответ и видимая сноровка понравились. Она задала еще несколько незначительных вопросов, на которые Герман ответил так же грамотно. В конце он буквально сразил дурнушку, выдав следующее:

– Вот пример того, как можно «опустить» поставщика еще на несколько процентов в цене. Предположим, ко мне приходит некто и предлагает мне откат в размере шести процентов. Я, как говорится, «беру его за жабры», ловлю на слове и под угрозой немедленного расторжения контракта требую с него эти шесть процентов в виде уже легального бонуса, перечисляемого в доходную часть фирмы «Нулевочка».

Герман специально употребил в конце название организации, словно бы хотел показать Коршуновой, что он уже считает себя членом нового «братства откатчиков». Его прием достиг успеха, и Коршунова, благосклонно кивнув, поставила на его анкете свою подпись. Затем Германа направили в кабинет коммерческого директора «Нулевочки», фамилия которого была Шнурков.