Агентурная сеть - Игорь Прелин

Конечно, у меня не было стопроцентной уверенности, что «Рокки» согласится принять нашу помощь и тем более отблагодарит за нее. Но было очевидно, что в его интересах никому не рассказывать о состоявшейся беседе…

За окнами начало светать.

Я посмотрел на часы: без пяти семь. Пора было вставать и собираться на работу.

16

Приехав к восьми утра в посольство, я сразу поднялся в резидентуру. Прочитав поступившие за ночь телеграммы, я отпустил Ноздрина и вызвал Базиленко.

Первым делом я поинтересовался, родилась ли у него какая-нибудь продуктивная идея относительно того, как завербовать «Рокки».

— Пока нет, — смущенно признался Базиленко. — Зацепок всяких много, но, чем больше я думаю, тем все больше прихожу к выводу, что ни одна из них не гарантирует успех. Какая-то тупиковая ситуация: и ждать дальше глупо, и не знаешь, что предпринять!

— А его стесненное материальное положение тебе ничего не подсказывает?

Мне очень хотелось, чтобы Базиленко сам вышел на ту идею, которая прервала мой сон. Это помогло бы мне убедить его в правильности намеченного мной варианта.

— Предложить ему деньги? — удивился Базиленко. — Это слишком банально! Он, конечно, нуждается, но это, как говорится в одном анекдоте, вовсе не повод для знакомства!

— Деньги тоже можно предлагать по-разному, — назидательно сказал я и, сам устыдившись этой назидательности, изменил тон. — Ведь «Рокки» уже сделал полшага. Почему не помочь ему шагнуть широко? И деньги предложить не прямо, не в качестве платы за сотрудничество, а как бы косвенно, например, в качестве материальной помощи? Нужно поставить его в положение, когда он сам должен будет сделать выбор: принять нашу помощь или отказаться! Тогда и сотрудничество будет для него не чем-то экстраординарным, а естественной благодарностью за то, что мы поддержали его в трудную минуту.

— А к чему все эти сложности? — все еще не понимая хода моих мыслей, спросил Базиленко.

— А к тому, что «Рокки» трудно решиться на то, чтобы работать против своей службы! В его положении человек всегда ищет оправдание своим действиям, и мы должны ему в этом помочь, подсказать убедительный мотив для сотрудничества с нами.

— Как же это сделать? — В глазах Базиленко зажегся знакомый мне огонек: такой огонек загорается в глазах охотника, вышедшего на звериную тропу.

— А вот так! — словно фокусник, вытянувший из колоды нужную карту, сказал я и изложил Базиленко итог моих ночных размышлений.

Выслушав меня, он сразу заявил, что придуманный мной план ему нравится, и что вербовать «Рокки» должен, конечно, я, поскольку никому другому не удастся органически вписаться в разработанную мной легенду. Не скрою, я был весьма доволен, что Базиленко с энтузиазмом принял мою идею и избавил меня от необходимости употреблять власть резидента для принятия наиболее разумного с моей точки зрения решения. Когда подчиненные сознательно воспринимают идеи своих начальников, конфликты на служебной почве возникают намного реже.

Мы обсудили все детали предстоящей вербовки, в которой и Базиленко отводилась немалая роль, наметили, какие подготовительные мероприятия нам необходимо провести.

Затем на трех листах из шифроблокнота изложили все в телеграмме на имя начальника управления внешней контрразведки, в компетенцию которого входила дача санкции на вербовку сотрудника иностранной спецслужбы.

Отдав шифртелеграмму Ноздрину, я, находясь в несколько благодушном настроении от удачно начавшегося рабочего дня, задержал Базиленко, чтобы заодно обсудить с ним ход разработки Франсуа Сервэна.

Если бы в этот момент я знал, какие последствия будет иметь эта задержка!

Мы еще раз внимательно прочитали поступившую накануне дипломатической почтой справку. Она была составлена на основании материалов, полученных резидентурой КГБ в Париже.

В ней говорилось, что в годы войны отец Сервэна был содержателем явочной квартиры, а его мать — связной «пятерки», входившей в состав подпольной группы известного борца Сопротивления коммуниста Фабиена, впоследствии, расстрелянного фашистами. После провала группы Фабиена «Маркиз» сумел скрыться, а затем с большим трудом, постоянно рискуя быть схваченным гестапо, добрался до партизанского отряда «Коммунар» и сражался в нем до высадки союзников в Нормандии, пока в одном из боев не был тяжело ранен.

После войны связь с ним оборвалась, «Маркиз» ни разу не приезжал на традиционные встречи ветеранов Сопротивления.

Из официальной истории французского Сопротивления было известно, что отряд «Коммунар» являлся одной из самых крупных боевых единиц возглавляемого коммунистами Национального фронта, созданного в 1941 году и спустя два года преобразованного в Национальный совет Сопротивления. Среди бойцов этого отряда было много бежавших из фашистского плена красноармейцев, отряд поддерживал постоянную связь с руководством французской компартии и со штаб-квартирой Коминтерна в Москве.

Впоследствии некоторые бойцы этого отряда, в том числе коммунисты, стали видными общественными и политическими деятелями, мэрами городов, депутатами Национального собрания Франции.

Кроме этого, резидентура КГБ в Париже попыталась собрать сведения на отца Франсуа Сервэна по Тулону. Правда, прямых подходов к нему найти не удалось, однако собранные через различные источники сведения позволили сделать вывод, что после окончания войны он не утратил симпатий к коммунистам, но вынужден был отойти от них, чтобы не испортить служебную карьеру сына. По мере того, как Франсуа Сервэн занимал в контрразведке все более высокие должности, его отец вел себя все более осмотрительно и осторожно, поскольку служебное положение сына просто обязывало его к этому!

Одновременно с этим Центр распорядился собрать дополнительные сведения на родственные и прочие связи Франсуа Сервэна и его отца в Алжире, однако сделать это без риска расшифровки нашей заинтересованности перед алжирскими спецслужбами не удалось, и от этой затеи пришлось отказаться.

Мы потратили примерно полчаса на анализ этой информации, наметили план дальнейших действий на ближайшее время, и я отпустил Базиленко, попросив его пригласить ко мне Хачикяна.

Но едва мы успели с Хачикяном обсудить кое-какие текущие вопросы, как у меня на столе зазвонил внутренний телефон.

Я поднял трубку и услышал взволнованный голос Базиленко:

— Михаил Иванович, прошу вас немедленно меня принять!

С подобной просьбой Базиленко мог обратиться только в том случае, если произошло нечто чрезвычайное. А чрезвычайным для сотрудника, отвечающего за безопасность, могло быть какое-то происшествие в советской колонии или в резидентуре.

— Заходи! — коротко сказал я и, не зная еще, в чем дело, почувствовал, как сердце мое учащенно забилось, словно после чашки двойного кофе, который я иногда заваривал себе, когда работал по ночам.

— Давай прервемся, — обратился я к Хачикяну. — У Базиленко какое-то важное сообщение.

— Мне выйти? — спросил Хачикян, так же, как и я, предположивший, видимо, что речь пойдет о каком-то чрезвычайном происшествии.

— Подожди, — на всякий случай задержал его я. — Может, ты понадобишься.

Вошел Базиленко. В руках у него был кассетный магнитофон. Он глянул на моего заместителя и ничего не сказал. Из этого следовало, что повод, побудивший его добиваться срочной встречи с резидентом, мог и к заместителю иметь самое непосредственное отношение.

Так оно и оказалось.

— Я только что прослушал запись вчерашних телефонных разговоров Сервэна, — с этими словами Базиленко поставил кассетник на стол. — Похоже, у нас произошел провал!

Не теряя времени на объяснения, Базиленко нажал на клавишу. Через несколько секунд послышались длинные телефонные гудки, потом характерный щелчок снимаемой трубки и знакомый голос нашего французского коллеги:

— Франсуа Сервэн слушает!

— Добрый вечер, месье Сервэн! — донесся из кассетника мужской голос. — Говорит адвокат вашего отца — мэтр Гриняк.

— Добрый вечер, месье Гриняк. Что случилось? — В голосе Сервэна послышалось беспокойство.

— Мне выпала печальная обязанность сообщить вам о скоропостижной кончине вашего отца. Примите мои самые искренние соболезнования!

— Как это случилось? — дрогнувшим голосом спросил Сервэн.

— Ваш отец скончался три часа назад от сердечного приступа. Сейчас я занимаюсь необходимыми формальностями. Я хотел бы знать, когда вы сумеете прибыть в Тулон?

Последовала довольно длинная пауза. Видимо, Сервэн прикидывал, когда он сможет вылететь во Францию. Наконец, снова раздался его голос:

— Я вылечу в Париж завтра. Послезавтра утром постараюсь быть в Тулоне.