Призраки Ойкумены - Генри Лайон Олди

Федерико:

Это трагедия?

Герцог:

Пусть не трагедия – драма!Муза театра в таких постановках строгаК глупым ухмылкам…

Федерико:

Мой принц, эта знатная дамаПафосу-мужу в кулисах подарит рога –Мне ли не знать? – если к ней обозначить подходцы,Скорчить гримасу, шепнуть: «Ах, как сильно мне хоцца,Прямо нет удержу, все аж замлело в штанах!» –Глядь, а она уже вам целиком отданаИ намекает на самое подлое скотство!Пусть в монологах трагических царствует муж,Клоун добьется иного признанья от муз!

Глава восьмая

Вопросы без ответов

– Черт, черт, черт!

Рыжий невропаст грохнул кулаком по столу. Жалобно задребезжали чашки и блюдца. Пшедерецкий с любопытством взглянул на рыжего, но промолчал: ждал продолжения.

Начинался завтрак безрадостно. Помятые, осунувшиеся коллантарии объявлялись в дверях восставшими из гроба мертвецами. Хмуро здоровались, если здоровались; усаживались за стол. Слуги, разливая чай в чашки из пузатого медного устройства, именуемого «самоваром», мечтали стать невидимками.

Кое-кому удавалось.

Ели молча. Призрак безумного голода витал над столом. Шкворчала яичница с ветчиной, громоздились в три яруса блины с семгой, булочки с корицей просто напрашивались, чтобы их разрезали пополам и намазали маслом… Насытились все быстро, не в пример вчерашнему, но расходиться не спешили. Пили чай, косились друг на друга…

Рыжего прорвало первым.

– Всё из-за тебя!

Невропаст ткнул пальцем в сторону Диего:

– Из-за тебя и из-за твоей…

С вызовом рыжий уставился на эскалонца – и подавился финалом оскорбительной реплики. На лице сеньора Пераля, обычно выразительном не более, чем подошва сапога, ясно читалось будущее рыжего. Будущее скорое, печальное, а главное – короткое.

Увы, разгон был взят:

– Лучше б мы тебя там оставили!

Для наглядности рыжий ткнул пальцем в потолок.

– Допустим, оставили бы, – вмешался мар Фриш. – Что дальше?

Диего почудились нотки сарказма в голосе гематра. Сарказм? У гематра? Дожили! Маэстро полагал, что его мало чем можно удивить.

– Как – что? Избавились бы…

– Избавился бы он! Избавился! – Пробус взвизгнул так, словно вернулся на поле боя, зовя отряд на прорыв. – Кретин! Тебе мало одного призрака?

– Мне?

– Мало?! Хочешь два?!

Рыжий невропаст хлебнул чая с таким видом, будто пил кровь врага – и долго, натужно кашлял, багровея лицом. В двери сунулся Прохор – не нужно ли чего? – но Пшедерецкий взмахом руки отослал его прочь.

– Не хочу, – выдавил наконец рыжий.

– Ну и хватит гнать на пассажира! – рявкнул Джитуку.

Вудун не мог согреться. Его знобило, даже в протопленной зале он кутался в полушубок из черного каракуля, выданный сердобольным Прошкой. Полушубок вудуну шёл: как говорится, в масть.

– Делать-то что теперь будем? – взмолился невропаст. – Что?

Все балансировали на грани истерики; все, кроме татуированного дикаря. Яйцеголовый, облаченный в шорты и меховую безрукавку на голое тело, притулился с краешку. Он ухмылялся, кивал невпопад – и приканчивал который по счету эклер с заварным кремом. У Якатля всё было хорошо. И это тоже всех раздражало.

– Из-за него маемся! – рыжего несло. Теперь целью невропаста стал Фриш. – Кто левый заказ взял? Кто нас в гнильё втравил? Счетчик, фаг тебя в душу! Ты бы посчитал, какая вселенская жопа нас ждет! Или ты посчитал?

Плохо соображая, что творит, рыжий взялся за столовый нож. Тупым серебром нельзя было зарезать и щенка, но сейчас невропаст нуждался в оружии, как утопающий – в спасательном круге.

– Посчитал, да?! Свою выгоду прикинул, а нас…

– Тише, тише!

Анджали вцепилась в рыжего, отобрала нож. Невропаст обмяк, ссутулился – вспышка гнева отняла у него последние силы.

– Да, я настоял на заказе, – сообщил Гиль Фриш тоном, ровным как кардиограмма мертвеца. Похоже, гематр прикладывал большие усилия, чтобы мертвец не ожил. – Нет, я не просчитал последствия в полном объеме. По ходу дела возникло множество факторов, не поддающихся учету.

– А сейчас ты в состоянии… – начала Магда.

Ее перебил Пробус:

– Друзья мои! Не кажется ли вам, что нашему драгоценному, нашему гостеприимному, нашему несравненному хозяину, – широким жестом помпилианец указал на Пшедерецкого, – категорическим образом безразличны мелкие внутренние распри нашего спаянного коллектива? Он не имеет к ним ровно никакого отношения…

– Не имеет?! Это он-то не имеет?!

Когда все уставились на Диего, маэстро понял, что брякнул лишнего. Отступать было некуда: сказавший «а» да скажет «б».

– Он – родной брат Карни!

– Он убил Энкарну де Кастельбро.

Диего Пераль с Гилем Фришем произнесли это в унисон: плохо сыгранные актеры в скверной постановке. Над столом тучей, готовой в любой момент полыхнуть молнией, сгустилась гнетущая тишина. Громоотводом, сам того не желая, послужил рыжий невропаст:

– Девушка из кошмара? Вы ее брат?

– Вы ее убили?! – охнула Анджали.

– Если вы еще раз…

– Назовете…

– …донью Энкарну…

– …мою сестру…

– Девушкой из кошмара…

Встав, как по команде, Диего Пераль и дон Фернан с яростью объявили:

– Пеняйте на себя!

– Да, конечно, – рыжие плохо умеют бледнеть, но у невропаста получилось. – Простите!.. простите меня…

Фриш назвал дона Фернана убийцей, думал Диего, остывая. Зачем? Обвинил прилюдно, во всеуслышанье… Откуда он знает? Впрочем, откуда – не важно. Вычислил, гематры это умеют. Ну да, обвинение – оружие. Теперь дон Фернан даже в ипостаси Пшедерецкого ясно понимает: в случае серьезного конфликта у коллантариев есть, чем его прижать. Заодно хитроумный мар Фриш обезопасил себя: про убийство известно всему колланту. Реши мстительный дон Фернан избавиться от гематра, это ничего не изменит. Но чего мар Фриш хочет от Фернана-Пшедерецкого? Что гематр еще успел рассчитать?

– Ласточки вы мои! – в голосе Пробуса звенело неподдельное отчаяние. – Стрижи-воробушки! Не надо ни на кого пенять! Не надо никого пырять, на что вы оба мастера! Сестра, жена, колечко на пальчик, ножик под ребра – милые бранятся, только тешатся! Дела семейные, мы ни при чем. У нас, извините, свой цирроз печенки!