Палач - Виктор Вальд

Было проявлено столько христианской сострадательности, что казалось, будто все человечество охвачено неописуемым ужасом и безграничным страхом. И всемогущество Божье не в силах было подавить эти чувства. Самые мудрейшие из мудрых поражались внезапно возникшему движению, которое охватило всех. Они никак не могли отдать себе отчет в том, откуда именно могло взяться подобное лихорадочное благочестие. До этих пор публичные раскаяния в грехах вовсе не существовали.

Ни сам Папа Римский, ни кто-либо другой из влиятельных духовных особ ни словом не обмолвились о них и не рекомендовали применение их.

Среди публично кающихся были не только плебеи, черный люд, но и множество богатых и весьма образованных людей.

Святой Антоний упорядочил и вывел процессии флагеллантов на дороги Европы. Уже через несколько десятков лет многие и многие тысячи кающихся перешагнули Альпы, появились в Эльзасе, Баварии, Польше, а далее и во Франции. И никакие усилия властей не могли остановить это движение, ибо она находило поддержку народа.

Интерес и воодушевление, проявленные по отношению к этой секте, были настолько велики, что Церковь пришла даже в некоторое смущение. Флагелланты постепенно распространили свое чарующее влияние на все церкви, а их новые псалмы и песни, преисполненные глубокой святости, как нельзя более подходили для того, чтобы в сильной степени возбуждать и без того повышенную религиозность народа.

Но времена изменились.

Изменились и вожди флагеллантов. Некоторые из них настолько в себя уверовали, что пытались творить чудеса. И даже воскрешать мертвых. Но вследствие неопытности, неловкости и «нечистой работы» сектанты подобными поступками только вредили себе, ибо ограничивали круг действия лишь изгнанием злых духов с помощью божественного вдохновения»[51].

Этим они вызвали гнев и презрение влиятельных церковников. В конце концов Папа Климент VI, занимавший этот пост с 1332 по 1352 год, издал против секты флагеллантов особую буллу. Немецкие епископы обнародовали апостольский указ и запретили сектантам селиться в их епархиях.

«И у меня они не задержатся», – твердо решил Венцель Марцел.

– Ворота Витинбурга для вас будут закрыты.

Старик тяжело вздохнул.

– Вы опасаетесь гнева Папской курии. Вас можно понять. Ведь вам еще неизвестно, что греховностью своей и мерзкими поступками Папа накликал на христиан Божий гнев. Черная чума, рожденная пустынями Востока, уже сожрала миллионы людей. Желтые люди, приверженные своей поганой вере, решили уничтожить христиан. Но они ничто. Это Бог их руками посылает на нас величайшее горе за наши грехи, которые во множестве остаются незамоленными. Это Бог надоумил ордынского хана Джанибека во время осады христианской крепости Кафу[52] забросить катапультой труп умершего от чумы. Заболевшие генуэзцы оставили крепость и привезли болезнь к порогу Авиньона[53]. И Папа Климент в страхе перед наказанием Божьим оставил свою паству и накрепко закрылся в своем дворце. В начале прошлого года[54] чума унесла в могилу королеву Арагона и короля Кастилии вместе с сотнями тысяч их подданных. Весной этот ужас убил половину жителей Парижа и младшую дочь короля, принцессу Жанну. Осенью чума уже свирепствовала на английском острове. Очень скоро она достигнет и ваших земель. Так не пора ли задуматься о покаянии? Покаянии всеобщем и угодном Богу. И, может быть, тогда Господь простит нас. Тогда черная смерть уберется в свое азиатское логово.

– Италия, Франция, Англия… Все это очень далеко. А мы народ смиренный, богобоязненный и добросовестно выполняющий Божью волю. Так что… – Венцель Марцел с сомнением покачал головой.

– Братья и сестры Христа смогут своими покаяниями уберечь вас от неминуемой гибели. Молитесь с нами. Ведь когда придет чума, будет поздно. От чумы нет человеку спасения, где бы он ни жил – на острове, в пещере или на вершине горы. Там, где она прошла, дома стоят пустые, ибо живые, не успевая хоронить в огромных общих ямах мертвых, падают в них, уже будучи и сами мертвыми. На морях по воле ветра и волн качаются корабли с мертвой командой. Торговля замерла, потому что не стало ремесленников. Землю пахали одни люди, а зерно сеяли другие, и те, что сеяли, не дожили до жатвы. Селения опустели…

Старик устало провел рукой по лицу и с надеждой посмотрел на бюргермейстера.

– Господь справедлив. Наша вина перед ним настолько мала, что о ней не стоит и говорить. Мы молимся, причащаемся, соблюдаем пост и много, очень много работаем. – Венцель Марцел встал, давая понять, что беседа закончена.

– Да, подходя к городу, я видел, что вы действительно много трудитесь, – голос старика стал вкрадчивым. – Большой труд – это тоже покаяние перед Господом. Мои братья и сестры часто предаются большому труду. Особенно когда это на благо людей. Мы трудимся много и бескорыстно. И этим мы тоже обращаемся к Богу за прощением грехов людских.

– Бескорыстно? – Венцель Марцел вновь опустился на лавку. – Что ж, вы делаете доброе дело. И сколько же у вас братьев и сестер?

– В нашей процессии не более ста пятидесяти человек.

– Сто пятьдесят! – воскликнул бюргермейстер и расплылся в счастливой улыбке.

Глава 10

Первыми приближающуюся процессию увидели мальчишки, разоряющие птичьи гнезда в лесу. Сбившись в стаю, они какое-то время наблюдали за странной колонной едва одетых людей и с недоумением вслушивались в их громкое хоровое пение. Вскоре они поняли, что эти странные люди не собираются сворачивать с дороги и что их путь лежит в Витинбург. Тогда ребятня во весь дух бросилась к городским воротам и, сбивчиво рассказав стражникам об увиденном, разбежалась по домам.

Уже очень скоро весть о приближении странных людей облетела город и множество горожан поспешили к воротам, чтобы своими глазами увидеть необычную процессию. Народ высыпал на широкий луг перед городской стеной и уставился на дорогу.

И вот из леса на слякотную дорогу вышли первые ряды процессии. Самые зоркие из горожан увидели и громко возвестили о том, что впереди колонны с огромной зажженной свечой идет священник, а над его головой развеваются церковные хоругви, в основном пурпурные, из дорогого шелка.

Процессия медленно двигалась по дороге, и по мере ее приближения все отчетливее слышалось хоровое пение. Множество женских и мужских голосов, слитых воедино, четко выпевали каждое слово. Едва заканчивался один псалом, как идущие начинали следующий, и это многоголосие разливалось по широкой поляне, отражалось от по-весеннему взбухшей земли и, набравшись природных сил, устремлялось в неожиданно прояснившееся небо, в его божественную бесконечность.

Среди собравшихся горожан нашлись люди бывалые, и они, немного посомневавшись, все же правильно определили:

– Это флагелланты!

Бюргеры заволновались, но не спешили покинуть своих мест. Не каждый день увидишь процессию тех, кто кается за весь род человеческий.

Пение становилось все громче, и уже понятно было каждое произносимое слово. Солнце подобрело и, расшвыряв белесые тучки, залило лучами и поляну, и чавкающую грязью дорогу. А более всего взор умиляли многочисленные хоругви, подобные славным флагам над могущественной и непобедимой армией.

Армией самых преданных Господу рабов, его надежды и любимейших детей.

Из ворот показался отец Вельгус. Узрев процессию, он невольно стиснул зубы. Его лицо помрачнело, а руки бессильно повисли вдоль тела. Однако уже в следующее мгновение он встрепенулся и, не увидев подле себя достойных граждан Витинбурга, мелко закрестился и поспешил обратно в город.

И вот процессия подошла настолько близко, что можно было в деталях рассмотреть лица людей и их одежды. Одежды, в которые, наверное, были облачены самые первые христиане-подвижники. В такие же был одет сам Христос в своих долгих странствиях. В своих коротких полотняных туниках, босые, эти люди скорее были раздеты. Но они этого даже не замечали и не стыдились. Их лица были светлы и устремлены к небесам.

Все: их одежда, великолепное пение и одухотворенность лиц – указывало на то, что для них существует только одно сокровище – вечная жизнь в царствии Божьем. А здесь, на пропитанной грехом постылой земле, они всего лишь случайные гости.

И горожане, сами того не заметив, подхватили это божественное пение, и их лица так же засияли, освещенные улыбками доброты и благолепия. Жители Витинбурга расступились, давая дорогу великим страдальцам и, пропустив их, пристроились в конец процессии.

А в городе их уже поджидали те, кто был на цеховых работах, но, покинув свои места, поспешили навстречу божественному пению.

Только сами флагелланты, казалось, не замечали, сколько радости вызвало у горожан их прибытие. Они по-прежнему смотрели в золотисто-синее небо и продолжали петь, не обращая внимания на то, что оплывшие свечи залили их руки горячим воском.