Палач - Виктор Вальд

– А он согласен в дополнение к своим обязанностям прибавить еще и эту? – раздался все тот же противный голос.

Венцель Марцел строго посмотрел в сторону задавшего вопрос и уверенно ответил:

– Он согласен на все, что постановит городской совет. К тому же он сам просил меня об этом.

Весна передавала свой королевский жезл рвущемуся в город лету. Поляны и холмы уже покрылись густой зеленой травой. Над ней, выискивая первые полевые цветы, кружилась мошкара и натужно гудели пчелы. Солнце подолгу висело в небесах, поливая все живущее своим благодатным теплом. Легкий ветерок приятно обдувал лицо и приносил на своих крыльях чудесный аромат цветущих растений.

Гудо сидел на вершине холма и в полной мере отдавался этой благодати, радуясь, что не приходится думать о том, что случится завтра и сегодня, даже в следующий миг. Его никто не смел потревожить. Он был предоставлен самому себе. Ну, хотя бы в этот короткий час. Он заслужил это.

Как бы то ни было, а он выполнил и продолжал выполнять данное им слово. Работа была в самом разгаре. Большая и полезная. Не пройдет и месяца, как все, что задумал бюргермейстер, будет воплощено в жизнь. И бюргермейстер, и горожане останутся довольны. Много ли им надо? Набить желудки и разбавить еду добрым вином.

А что нужно самому Гудо? Неужели ему мало того, чтобы созерцать, как растут его труды, наполняясь необходимым содержанием? И нет никакого расстройства, связанного с тем, что все это не имеет отношения к его имени? Да и зачем оно ему…

Возможно, раньше он, раздавливая и уничтожая людей, желал, чтобы его имя произносили с ужасом и животным трепетом. Но все это так ничтожно! Теперь он жил, понимая, что возвеличивание имени и возвышение человека – это всего лишь соблазн и ступенька для греха. От всего этого можно освободиться. Вернее, освободить душу и в дальнейшем не принимать в нее ничего постыдного. Он уже с содроганием подумывал о том, что, может быть, сегодня или завтра явится гонец из какого-нибудь городка и его опять пошлют, дабы совершить казнь или жестокие пытки.

А это было совершенно несовместимо с чувствами, навеянными приятным, теплым днем, легким ветерком и беззаботным птичьим щебетом. Вот бы просидеть так всю жизнь, наслаждаясь одиночеством!

Но нет. Вероятно, это возможно в пустыне, куда и птица не долетит. А пока…

Гудо поморщился.

К нему по холму поднимался супериор Доминик и неразлучный с ним помощник Мартин.

Старик уже изрядно надоел Гудо. Непонятно почему он постоянно искал общения с господином в синих одеждах. То он предлагал отведать доброго вина, то приносил с собой крепкое пиво с истекающим янтарем окороком, то звал на сборище своих флагеллантов. И всегда пытался втянуть Гудо в разговор. И ладно, если бы речь шла о работах, в которых были заняты его братья. Но нет, он пытался поговорить на мудреные и даже философские темы. Такая назойливость очень скоро надоела Гудо, и при встрече со стариком он чаще всего отвечал односложно, а то и просто молчал.

Да еще этот Мартин с перерубленным носом.

В первые дни знакомства тот даже не смотрел Гудо в глаза, а в разговоре не проронил ни единого слова. Зато через месяц он уже искал возможности быть замеченным палачом, низко поклониться или придумать любой предлог, чтобы обратить на себя внимание.

Тяжело взобравшись на холм, старик вытер лоб и поприветствовал палача:

– Пусть будет день твой легок и угоден Господу.

Гудо в ответ едва кивнул ему.

– Сегодня пятница, – продолжил супериор флагеллантов. – Нужно получить все, о чем договаривались. Хлеб и зерно заканчиваются. А завтра праздник святой Эльзы. Неплохо было бы налить братьям и сестрам по кружке пива. Как ты думаешь?

Гудо снова кивнул.

– Мартин готов отправиться в поселения и к арендаторам. Да, Мартин?

Глаза Мартина забегали. Почесав свой перерубленный нос, он ответил:

– Да, Доминик, я готов.

– Ладно, – выдавил Гудо. – Ступай к Патрику и скажи, что я… – Палач долго подбирал слово и наконец вымолвил:

– Прошу выдать в серебре плату сегодня вечером. И пусть попросит бюргермейстера добавить на три бочонка пива. Пусть скажет, что я просил.

Мартин лениво поклонился и стал неспешно спускаться с холма.

– Я доволен Мартином. Хотя он не наш, не брат Христа. И никогда им не станет. – Старик уселся рядом с Гудо и погладил свою длинную бороду. – Не открывает он душу. Не кается. Но мы никого и не заставляем. Это придет с Божьей благодатью. Зато он очень расторопный и хозяйственный. Куда ни пошлешь его, даже с малыми деньгами, всегда он выполнит все в точности и привезет больше, чем ожидаешь. И как ему это удается? Очень полезный для нас человек.

Гудо молчал. Его взгляд был обращен к лесу, стоявшему стеной. Буйная зелень радовала глаз.

Доминик прокашлялся и невозмутимо продолжил:

– А ведь я его подобрал неподалеку от этих мест. Он уже совсем был плох. Горячка иссушила его силы, и он был готов отдать Богу душу. Тогда он едва вымолвил свое имя – Мартин. Ему повезло, что я разбираюсь в травах и целебных настойках.

Гудо повернул голову к супериору и с некоторым вниманием посмотрел на него.

Старик улыбнулся.

– В благодарность за это он отправился за мной в мои странствия и стал верным слугой. И даже больше. Он заботится обо мне. К тому же у него неплохо выходит зайчатина в кислом соусе. Но о себе он говорить не желает. Видно, он хлебнул немало и, скорее всего, в семейной жизни. Как он упорно сторонится женщин! А ведь наши сестры в раскаянии часто бывают добры и участливы. Но он избегает этого общения. Да и печальный он частенько. Я думаю, он скоро покинет нас. Наверное, ему нужна какая-нибудь добросердечная вдовушка. Она-то его и развеселит. Да и он ей пригодится. Все же расторопный малый.

Гудо продолжал молчать и еще ниже надвинул свой капюшон.

Но это совсем не смутило старика. Немного помолчав, он улыбнулся и снова заговорил:

– Да, хорошие у вас края. Здесь спокойно и не хочется думать о трудностях. Вот только я все удивляюсь. В чью же голову пришла мысль сделать все это? – Доминик широко развел руками. – Это смог бы только достаточно знающий человек. Все говорят о бюргермейстере. А он не показался мне таким способным механиком, чтобы придумать столь сложную машину. И эти отводные работы… Вода – сложная стихия. С ней нужно быть умелым. Да и в вашем архиве я не нашел чего-либо такого, что могло бы помочь в таком непростом деле. Что за светлая голова придумала все это?

Гудо встал и отряхнул свой плащ. Не попрощавшись, он направился в сторону запруды. У него было много вопросов к старику, но он чувствовал, что их время еще не наступило.

– Поднимай! – громко крикнул Венцель Марцел.

Люди, стоявшие на каменной стене, кивнули и стали вращать колесо. Повинуясь его вращению через зубчатые передачи, поднялся деревянный щит. Первая струя воды потекла по желобу, нарастая и пенясь по мере подъема щита. И вот поток, набрав силу, заставил, в свою очередь, вращаться мельничный круг. Бюргермейстер довольно улыбнулся и поспешил в помещение, где уже машина пришла в движение, опуская и поднимая полотно пилы.

– Подавай, – велел Венцель Марцел, и двое работников лесопильни освободили от зажимов бревно. Оно по наклонной стало приближаться к пиле.

Железо и дерево соприкоснулись, издав визжащий звук, пересиливший грохот машины. Яма под пилой стала наполняться опилками. В помещении запахло сосновой смолой.

Вскоре бревно вышло по другую сторону машины, отделив от себя доску толщиной в два пальца. Работники споро перевели бревно в исходное положение и, прижав, опять направили его на пилу. Железо вгрызлось своими многочисленными зубьями и отделило от него ровненькую доску. Ее тут же поднесли к бюргермейстеру.

– Хороша. Ведь правда хороша?

Венцель Марцел поглядел на известных людей города, собравшихся здесь, и весело рассмеялся. Его радостный смех подхватили присутствующие и стали поздравлять бюргермейстера и самих себя с удачным началом работы лесопильни.

– Я думаю, это событие нужно отпраздновать. Сегодня вечером. Верно?

«Верно! Верно!» – раздалось со всех сторон.

– А пока все за работу. День только начался. Нам еще много трудиться.

Бюргермейстер замахал на присутствующих руками, чтобы те покинули помещение. От счастья сердце его пылало, а душа готова была петь. Жаль, что Венцель Марцел совершенно не умел петь. Да и не бюргермейстерское это дело. И все же интересно, как бы к этому отнеслись горожане? Наверное, сегодня они бы поняли своего бюргермейстера.

Венцель Марцел вышел из помещения и радостно оглядел несколько десятков огромных, заранее заготовленных бревен. Рядом с ними лежали распиленные доски и балки. Возле них в задумчивости стояла старая лошадь, еще вчера приводившая в движение чудо-машину. Теперь животное заменила природная сила, которую нет нужды поить, кормить и останавливать на отдых.