Сердце ангела - Мила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смех Конноли перешел в кашель. Ее тело содрогалось, а на прижатом ко рту платке выступили капли крови.
— Мне недолго осталось, но я хочу, чтобы ты выжила и отомстила за всех нас. Ты — Кэтлин Блекдоурс!
Однажды мрачным ноябрьским утром Конноли разбудила дочь:
— Вставай, нам пора идти.
— Но ведь там дождь и ветер завывает ветвях дуба. — Кэт до ушей натянула одеяло — землистое лицо матери пугало её.
— Одевайся, вчера тебе исполнилось шестнадцать. Больше мне ждать нельзя.
Они карабкались по скользким тропинкам, мокрым камням, царапая руки о колючий терновник, и промокли до нитки, но Конноли поднималась все выше и выше. От холода и усталости Кэт потеряла представление о времени, ей казалось, что всю свою жизнь она взбирается вверх — к грозно темнеющему на вершине замку. Потом они оказались внутри.
— Это Кэтлин Блекдоурс, дочь Фоулса. — Конноли стащила с Кэт клетчатый шерстяной платок и подтолкнула её вперед, к сидящему в кресле мужчине.
С мокрых рыжих волос девочки падали на каменные плиты большой сумрачной залы частые капли. Она спрятала за спину покрытые кровоточащими ссадинами руки, не решаясь посмотреть на хозяина.
— Подойди к очагу, погрейся, — прозвучал тихий голос. Но Кэт ясно услышала, как ему вторило эхо, прекатывающееся под высокими сводами. Она присела на поленницу дров, повернула лицо к огню и закрыла глаза. Сон пришел немедля.
— Просыпайся, уже ночь. — Над Кэт возвышался худой человек с бледным узким лицом. Его одежда была похожа на одеяние священника, но на груди не было креста.
— Где мама?
— Она давно ушла.
— Кто вы?
— Что ты больше хочешь, — ответа на свой вопрос или полную миску горячего бараньего рагу?
— Есть. Я очень хочу есть.
— Правдивая девочка и совсем глупая. — Хозяин позвонил в колокольчик, ноздри Кэт почуяли изумительный запах горячего мяса.
— Садись за стол, хочу посмотреть, как едят голодные люди. У меня пропал аппетит лет восемьдесят назад.
— Неправда, вы почти молодой, — заявила Кэт с набитым ртом. Человек, сидящий напротив нее, на дальнем конце длинного стола, был почти лыс, очень худ и бледен, но он не мог быть старше её отца.
— Иногда внешность бывает обманчива. Ведь я не нравлюсь тебе, Кэтлин?
— У вас печальное лицо и вы, наверно, никогда не смеетесь.
— Как может веселиться человек, не знающий ни голода, ни жажды, ни других желаний, радующих смертного?!
— Вы потеряли их тоже восемьдесят лет назад?
— Примерно так. Через три года после появления на свет.
Наевшись, Кэт вытерла губы ладонью — салфетки здесь не было.
— Спасибо, очень вкусно. Теперь я могу уйти?
— Нет. Теперь я отвечу на твой вопрос. Я — последний хранитель Великих знаний. Под нашими ногами хранилище древних книг, объясняющих все на свете. Мне известно, почему семью Фоулса Блекдоурс преследовали несчастья, и в моих силах предотвратить дальнейшие беды.
— Вы можете вылечить мою мать?
— Увы, она доживает последние дни. Я могу спасти тебя и твоих детей.
— Моих детей?.. — Кэт как завороженная, не отрываясь, смотрела в глаза хозяина — совершенно темные, без белков, светящиеся на бледном лице притягательностью бездны. Так манит взгляд чернота пустого колодца.
— Но ведь ты хочешь иметь потомство, Кэтлин Блекдоурс?
— Н-не знаю. Я хочу уйти.
— Вот это как раз невозможно. Ты останешься у меня.
Кэт хотела подняться, закричать, но не смогла — её тело сковал странный холод.
Она пробыла в замке ровно полгода и сбежала, когда расцвели терновые кусты. Она многому научилась о того, кто называл себя Хозяином, и даже сумела перехитрить его — пробраться за стены крепости через подземный ход, ведущий прямо к подножью холма. Вынырнув из сырой темноты подземелья в солнечную радость апрельского дня, Кэт закружилась, раскинув руки. Этот весенний цветущий мир принадлежал ей, ей — Кэтлин Блекдоурс, посвященной в сокровенные тайны.
Она подняла лицо вверх, чтобы последний раз взглянуть на замок. Кэт не увидела бледного лица следящего за ней человека. Скорее, она почувствовала всем своим существом, что Хозяин опечален её поступком и дает ей последний шанс, призывая вернуться. Все ещё с раскинутыми руками, Кэт застыла на поляне, глядя то на башню крепости, то на белеющую у подножия холма деревню. И вдруг, сорвавшись с места, понеслась вниз.
— Ну, что ж, ты сама выбрала свой путь, Кэтлин Блекдоурс, — произнес Хозяин, вытянув перед собой праую руку. Девушка споткнулась и покатилась по камням к обрыву.
Местные жители, нашедшие лежащую без чувств беднягу, сразу признали в ней пропавшую осенью Кэт. Конноли полгода как умерла, и сирота попала в приют. Ушиб головы скоро прошел, девушка не только не пострадала, она обнаружила редкие способности, проявившиеся во врачевании. Старшие воспитанницы приюта ухаживали за больными небольшого госпиталя, где Кэтлин стала общей любимицей.
Кэт была отправлена на курсы медсестер, а потом получила от мэра специальную стипендию на обучение в Америке. Здесь в университете Вирджинии на пути огненнокудрой ирландки появился могучий грек. Когда Сократ спросил её о родителях, Кэт чистосердечно призналась, что воспитывалась в приюте, потеряв родителей в раннем детстве. Она не помнила ничего, что находилось за чертой того апрельского дня…
В сорок пять Кэт лишилась мужа, а через полгода ушел из дома сын. Рыжие кудри поседели, теперь они нравились Кэт. Бледное худое лицо в обрамлении серебристых прядей, глядевшее на Кэтлин из старого потемневшего зеркала, кого-то напоминало ей, но кого? Иногда Кэт не понимала своих поступков, будто обнаруживала внутри себя вторую, самостоятельно существующую личность.
Кэтлин Флавинос любила смеяться, готовить вкусные обеды и украшать свой дом. Ей нравилось помогать мужу в зубоврачебном кабинете — даже самые пугливые больные успокаивались, когда рядом сидела Кэт, а уж если она брала кого-то за руку, то зуб можно было рвать без анестезии.
Единственным, на кого не действовали умиротворяющие флюиды Кэт, был её первый сын — Микос. Ребенок страдал редким врожденным недугом, сопровождающимся душевным расстройством. Все попытки матери ухаживать за ним заканчивались тяжелым приступом буйства. Микоса пришлось поручить заботам пожилой няни-гречанки, которая прекрасно справлялась с больным.
Кэтлин и Сократ мечтали о втором ребенке. Родившегося через семь лет после первенца мальчика назвали Кристосом. Кэт души не чаяла в младенце. Казалось, в дом дантиста заглянуло счастье. Но оно оказалось недолгим. Подрастая, Кристос дичал, замыкался в себе, и все больше отдалялся от родителей. Он никогда не делился своими горестями и не жаловался на обиды, скрывая полученные от мальчишек побои.
Однажды Сократ вызвал на разговор соседского богатыря, сына бакалейщика по прозвищу Рыжий Янис. Парень действительно мог сойти за сына Кэт — огненная шевелюра над румяным лицом.
— Послушай, парень, мне не нравится, когда такие сопляки, как ты, бьют моего сына. — Сократ расправил могучие плечи, Янис с опаской попятился.
— Сопляк не я, а ваш Верзила. Он все время задается, но даже подтянуться на перекладине не может. Странный он какой-то, злой. — Выпалив обвинения, парень не замедлил скрыться.
Сократ догонять его не стал. Он задумчиво опустился на диван в приемной, думая о том, почему не нашел ни слова в защиту своего сына. Когда у Кристоса проснулся интерес к сцене, родители воспряли, намереваясь всеми силами поддержать это увлечение. Но мальчик прятался на чердаке, будто совершая что-то постыдное.
— У него там целая лаборатория. И толщенная книга по устройству фокусов, — доложил Сократ, обследовав чердак. — А я-то думалЮ куда у меня фенолфталеин пропадает. Может, купим парню каких-нибудь специальных штуковин?
— Разумеется, дорогой, — обрадовалась Кэт. — Ведь это здорово, что у мальчика появилось любимое дело.
Но родители не успели осуществить свои планы. Заметив, что на чердаке побывали, Крис перенес свои занятия в заброшенный сарай на задворках.
Тогда Кэт впервые почувствовала растущее раздражение, которое не могла объяснить. Она злилась на странную прихоть сына и просто ненавидела то, чем он занимался тайком от всех.
Когда пропал Сократ, вдова оделась в траур, — она чувствовала себя совершенно одинокой, с удивлением замечая, что в доме живет тщедушный подросток, считающийся её сыном. Он прятал глаза и подолгу пропадал в своем сарае. «Змееныш, он знается с сатаной!» — подумала Кэт, рассматривая хранящиеся в сарае стекляшки, порошки, тигли. А потом, орудуя бревном, как молотом, разнесла на куски сокровища сына. Задыхаясь от ярости, Кэт ещё продолжала колотить все вокруг, когда увидела стоящего на пороге Кристоса. С минуту они молча смотрели друг на друга. Потом Крис повернулся и зашагал прочь. Ночевать он не пришел. Не вернулся и через неделю. Люди сказали, что молодой Флавинос ушел с бродячим цирком.