Сердце ангела - Мила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это наша спальня, — объявила хозяйка. — Сократ привез меня сюда после свадьбы.
Темно-синие обои с бронзовыми виньетками кое-где отстали, старинная резная мебель выглядела обиженной и мрачной. Кэтлин распахнула створки огромного шкафа. «Сейчас вытащит пыльное подвенечное платье и засохший флердоранж», — поняла Вита, приготовясь выслушать свадебную историю.
Действительно, Кэт достала большую коробку и поставила её на кровать.
— Это я купила специально для тебя, детка. Очень давно, наверно, два десятилетия назад. Думаю, размер как раз подойдет. Тогда я получила от сына большие деньги и решила сделать ему приятное. — «Пусть, думаю, его невеста будет настоящей гречанкой».
Вита достала длинное платье из тонкой шерсти редкого терракотового цвета.
— Это праздничное одеяние критских принцесс. К нему полагается вот это покрывало, пояс с литыми украшениями, сандалии и головной обруч, который надевается поверх покрывала. Все самое настоящее.
— А здесь ещё браслеты, серьги и что-то… Кажется, пряжка.
— Такой пряжкой стягивается ткань на левом плече. Тебе нравится, дорогая? — Кэтлин залюбовалась перебиравшей украшения девушкой. — ты совсем такая, как я ждала.
— Спасибо, Кэтлин. Чудесный костюм. Я могу забрать его?
— Ну, нет! Ты наденешь его сейчас, к новогоднему празднику. Мы должны сделать подарок Кристосу… Пора поторопиться — скоро садиться за стол. ты справишься сама, дочка? Мне надо заглянуть в плиту. — Хозяйка исчезла, и Вита присела к большому овальному зеркалу, припорошенному палью. На душе у неё было неспокойно.
Когда яхта отплыла так далеко, что цветущий остров превратился в легкий штрих на горизонте, Кристос подошел к сидящей на палубе Вите.
— Я должен поблагодарить тебя, девочка. Двадцать три года я думал, что потерял отца. И вот теперь — нашел.
— Разве я привела тебя сюда, Крис!
— Истинные причины событий всегда прячутся глубоко. А мы хватаемся за лежащие на поверхности. Если очень крепко подумать, окажется, что все мои поступки в эти дни — ради тебя.
— Спасибо, Кристос, это хорошие поступки, — Вита коснулась рукой крестика на шее. — Как ты догадался, что мне это надо?
— Просто я очень внимателен к тебе. Это совсем просто.
— Значит, ты понял, что девочка Николь не существовала?
Крис пожал плечами:
— Для этого не надо быть магом, Вита. Я лишь ругал себя за то, что был так невнимателен к тебе, не догадавшись об этом раньше. Я постарался исправиться. И, знаешь, удивительная вещь, — я стал внимательным и к себе. А присмотревшись, ужаснулся, — уж слишком много лжи в фундаменте колосса Флавина. Непрочный это материал, дорогая.
— Но ведь ты действительно ничего не знал о своем отце?
— Может быть, не хотел Знать? Ведь я мог докопаться до правды раньше… И не способствовать душевной болезни матери.
— Крис! Раскаиваться — это не значит унижать себя. У тебя были веские причины вести себя так, теперь они кажутся тебе ложными.
— Я навещал её редко, тайком, словно являвшееся из ночной тьмы привидение. Кажется, Кэтлин так и не поняла — наяву или в бреду навещал её странный мужчина, назвавший себя сыном…
— Сядь рядом, Кристос. Я хотела рассказать тебе все накануне крещения. Но эта ночь была такая светлая, я не смогла омрачать праздник… Не зря злословят писаки — у каждого из нас, выставляющих себя на всеобщее обозрение, свой скелет в шкафу… Культовая фигура Виталии Джордан начала создаваться давно, задолго до того, как выяснилось, что худенькая воспитанница Эстер вообще чего-то стоит… — Вита настороженно взглянула на Флавина. Он принес бутылку вина и небольшие бокалы.
— Стоит выпить за храбрость и честность. Сейчас последнее утро этого года. Чудесное утро — мы плывем с тобой среди мифических островов и легендарной сини Эгейского моря… Подобно кораблю на картинке, мы летим из прошлого в будущее. А ведь будущее зависит от того, как мы распорядились своим прошлым. Это знаешь всегда, но редко понимаешь сердцем. Постараемся быть честными. Смелей, детка!
— Хорошо… Собственно, начало моей истории обычно для простой американской девчонки. Но слишком непритязательно и тускло для той, что должна была стать символом роскоши и сказочного благополучия.
… У тети Эстер был пудель Сакс и бойфренд Джек. Он стал фотографировать меня и делать сладенькие открытки. Тетя, конечно, не знала об этом, как и мои школьные друзья… Увы, я не пользовалась особым успехом и сверстников: замкнутая, диковатая. предпочитающая «сиротскую» невыразительную одежду… Только вот Нани… Он всегда сидел на балконе соседнего дома в своем инвалидном кресле и что-то рисовал. А его брат носился по округе на мотоцикле и писал, как говорили, на дверце шкафа имена завоеванных девушек. Список был длинным. Однажды, вероятно, подошла моя очередь, и Аллен пригласил меня на прогулку. Мы умчали на пляж и там допоздна он пел мне песни, бренча на гитаре. Он думал, что очень похож на Пола Маккартни и сильно ему подражал… Потом… потом он обнял меня, повалил на песок и стал целовать. Я вырвалась и заревела.
— Хорошо, — сказал Аллен. — Утри сопли. Не очень-то ты мне нужна! Только о том, что здесь случилось, молчок. Я внес тебя в мой список, понимаешь, что это значит?
Конечно, я поняла, и совсем не удивилась, когда на следующее утро нашла в своем палисаднике обрывки рисунков — Нани уничтожил и выбросил с балкона мои портреты, когда увидел мое имя в донжуанских списках брата. Но это было ещё не все. Аллен не скрывал своих побед. Сейчас я думаю, что большинство из них были, наверняка, вымышленными. Но ему верили.
Поздно ночью на Пасху Джек ввалился в мою комнату. Он был пьян, как всегда, когда тетя уезжала погостить к подруге. Отшвырнул спавшего у меня в ногах Сакса и сорвал одеяло.
— Чем этот блеющий козел Аллен лучше меня, а? — рычал он, избивая меня. А потом разрыдался и стал жалеть, приговаривая, — Сиротка, малышка, шлюха…
Вита умолкла, опустив голову.
— Не продолжай, девочка. Я все понял: он грозил, что если ты не отдашься ему, он расскажет все Эстер, а ещё покажет твои фотографии директору школы. — Крис саданул кулаком о стол. — Где он сейчас, этот гад?
— Не знаю… Ты угадал — Джек стал моим первым мужчиной… Ведь я могла кричать, разбить ему голову чем-нибудь, выцарапать глаза… Но я струсила… Струсила, позволив Аллену занести мое имя в списки, струсила, когда уступила Джеку. В общем-то он был не самый противный.
— Так ваша связь продолжалась?
— Нет, все вышло по-другому. Наверно, у меня был шок. Я провалялась неделю с температурой, а потом появился некто Эшли Крамер — очень солидный человек, ворочавший большими делами в шоу-бизнесе. Тетя принимала его в своем доме словно президента. Она надеялась, что он даст хорошую работу Джеку. Но Эшли приезжал посмотреть на меня. Оказывается, его очень заинтересовала девочка на открытках — в подвязочках, кружевных панталонах, розовом веночке и с пуделем в обнимку, — что-то вроде этого изображал Джек.
Через пару дней Эшли вызвал к себе в офис меня, Джека и тетю. Они о чем-то совещались, пока я ждала в приемной. Пригласив меня, Эшли спросил:
— Что ты имеешь против миллионного счета в банке, собственной вилы на берегу океана, шикарной яхты, ванн из шампанского, путешествий, славы, блеска… ну, и прочих атрибутов сладчайшей жизни?
— Ну… Ничего. — Не поняла я.
— Тогда надо трудиться, крошка. И немножко шевелить мозгами. Чем отличается умный от глупца? Умный делает только то, что ему выгодно. А глупец зачастую, извини, гадит в собственную шляпу.
Джек и тетя согласно кивали, а я, кажется, открыла рот.
— Значит, по рукам?
— Да… — Удивилась я, надеясь, что мне что-то объяснят.
Собственно, в этот момент родилась Виталия Джордан. Джордан — фамилия миссис фон Ганнесфельд, вдовы американского банкира. После смерти мужа аристократка-австрийка вернулась в свое поместье под Веной. У Джорданов была единственная дочь — Августа, ведущая весьма богемный образ жизни. Тем летом яхта, на которой кутила с друзьями Августа, затонула неподалеку от Лонг-бича. Двое, в том числе и Августа, пропали без вести. Утешил миссис Джордан её давний приятель Эшли — он стал её ближайшим другом и доверенным лицом, — ведь Голди остались только крохи огромного состояния. Но она до сих пор удивительно хороша.
— Ничего себе! — Крис шлепнул ладонью по лбу. — А мне-то всегда казалось, что ты так похожа на мать… Выходит…
— Да, Грета-Анабелла фон Ганнесфельд уже почти десять лет успешно исполняющая роль моенй матери — чужая мне женщина.
— Но как же… Как же вам удалось провести всех?
— Думаешь, трюки осуществляются только на сцене? Мистер Эшли Крамер виртуоз авантюры. Он сделал так, что Августа «нашлась», и в честь своего счастливого спасения получила второе имя — Вита. Мать и дочь Джордан перебрались в заново отреставрированное поместье в Сокраменто, где прежде никто не видел их.