Что может быть лучше? (сборник) - Михаил Армалинский

Всё стихало только с наступлением темноты, а будь у нас полярные ночи, то сенокосцы не останавливались бы до самого утра, когда надо было бы уже пересаживаться с трактора на машину, чтобы ехать на работу.

На моём участке тоже росла трава, и я косил её не чаще одного раза в две недели, да ещё маленькой еле шумящей косилкой. Соседи смотрели на меня с плохо скрываемым удивлением – как это я ещё не купил трактор и почему я предаюсь наслаждению сенокошения так редко.

Дело дошло до того, что сам вид трактора-сенокосилки и усевшегося в нём человека стал вызывать во мне великое отвращение и ненависть. И в грядущем не было никакого просвета, так как эти отцы семейств часто усаживали рядом с собой своих детей и катали туда и обратно, обучая их образу жизни, который те должны будут усвоить для своего счастливого будущего.

Был ещё и химический аспект проблемы. Минимум раз в месяц приезжали к соседям цистерны с химикалиями, и человек в маске распылял какие-то яды, которые уничтожали неположенные растения. Особенно интенсивно занимались травлением одуванчиков – этих ангелочков с ореолом, не выдерживающим ветра. Делалось это для того, чтобы трава представляла из себя равномерный зелёный покров единого сорта и одного оттенка. После каждого такого распыления на участке втыкались таблички, предупреждающие, чтобы по траве не ходить и не пускать на неё ни кошек, ни собак дня три. После каждого травления травы от неё исходил отвратный запах яда, который наполнял соседей торжеством победы над сорняками, а меня – грустью от смерти отвергнутых одуванчиков.

Таким образом, понятие соседской красоты формировалось и поддерживалось с помощью ядов.

А вот я любил одуванчики – весновестники, их волшебное превращение из жёлтого цветка в белоспермообразный венчик семян. Я наслаждался полётом смелых парашютистов жизни.

Так как мой дом находился посередине приусадебного участка, то он со всех сторон был окружён травой. Исключение составляла только асфальтированная дорожка, ведущая в мой гараж, которая смотрелась как пробор или как шрам.

Я решил в качестве протеста против шумовой пытки перестать стричь траву и дать ей расти так высоко, как она захочет и сможет. Соседи-трактористы, едучи по границе моего участка, косо и с негодованием смотрели на мой травяной укор их грохочущим потугам. А я радовался чертополоху, одуванчикам, куриной слепоте и высокой осоке. Однако вскоре я получил по почте предупреждение от местного градоуправления, что согласно каким-то постановлениям трава на участке не должна превышать столько-то там дюймов и если я не приведу её в должный рост, то обязан буду заплатить весьма болезненный штраф. Пришлось мне снова заводить свою сенокосилку и расхаживать с ней по участку вдоль и поперёк, пока травы и цветы не укоротились до разрешённой высоты.

До переезда в дом я жил в квартире в центре большого города на улице с оживлённым движением. Под моими окнами смердела остановка автобусов и по улице было разрешено движение грузовиков. Вот почему я так рвался уехать из города в предместье. Я въехал в свой дом зимой, счастливый от окружавшей меня тишины и покоя, но через месяц начался бешеный рост травы, и вокруг меня снова возник шумовой ад, почище городского.

В этом адском грохоте прошла половина моего первого лета как домовладельца.

Однажды, топча траву с гнусавой косилкой перед собой, я взглянул на одиночные деревья на участках моих обозримых соседей, и вдруг грандиозная мысль посетила меня: если я не имею права выращивать высокую траву на своём участке, то выращивать деревья мне никто запретить не может. Плотно посаженные деревья, а точнее, чаща должна предохранить меня от невыносимого шума косилок.

Эта идея нашла энергичный отклик у моего приятеля-ботаника Алекса, и он предложил профессиональное решение проблемы. Он рассказал, какие деревья сажать, чтобы из них образовалась звуконепроницаемая чаща. Алекс посоветовал мне ельник, преимуществом которого являлась его вечнозелёность, а также и то, что никакой травы не останется – вместо неё вырастет мох. Алекс работал в секретной лаборатории, изучавшей сексопатологию растений. Я плохо представлял, в чём может состоять предмет этой науки, но в области ботаники доверял моему приятелю беспрекословно. Алекс тут же предложил мне выслать саженцы только что выведенного сорта, рост которого он как раз намеревался проверить во внелабораторных условиях, а тут я был рядом и землю свою предоставлял бесплатно.

А теперь мне самое время рассказать о своей работе. За десять лет усердной службы я, начав свою карьеру простым охранником, вырос до начальника смены видеоохраны в одном из местных казино. Постоянный шум и звон игральных автоматов сделали меня особо чувствительным к громким звукам. Так что после конца работы я всегда искал тишины.

Главным средством слежения в казино были микровидеокамеры, встроенные в люстры, в стены, в пол под игорными столами и в другие менее очевидные места, говорить о которых я не хочу, чтобы не раскрывать профессиональную тайну. Бригада «надсмотрщиков» или «смотрителей» сидела в специальном зале у телевизоров и следила за тем, что показывают камеры.

Одновременно всё записывалось на запоминающие устройства в архив для детального изучения в будущем, если понадобится.

Именно в казино, исполняя служебные обязанности, я и познакомился с Алексом. Один из охранников в казино подозвал меня к телевизору и показал на человека, играющего в рулетку, который подряд два раза выиграл значительные суммы. Ничего подозрительного в этом человеке наблюдатели не заметили, кроме непристойно выглядящей орхидеи, вставленной в лацкан его пиджака. Когда он на моих глазах в третий раз выиграл ещё более значительную сумму, я пригласил его в свой кабинет для осмотра. Алекс радостно улыбался своим выигрышам и без всякого сопротивления и, я бы даже сказал, с радостью подвергся обыску и осмотру. Я сам вытащил орхидею из его пиджака и стал её подробно рассматривать и ощупывать. Недаром в викторианской Англии орхидеи были запрещены к ввозу, так как уж слишком напоминают женские половые органы. Этот сорт, который я держал в руках, выглядел поразительно откровенно.

– Где вы взяли этот цветок? – спросил я.

– Эта орхидея привлекает всеобщее внимание, а к тому же она мне приносит счастье, – с готовностью откликнулся Алекс.

– Вы не ответили на мой вопрос, – сказал я ему, не желая быть уводимым в сторону.

– Я – ботаник, – сказал он, – и я вывожу различные сорта растений. Эта орхидея – один из результатов моей работы.

– Поздравляю с успехом, – сказал я, возвращая цветок и добавил: – И с выигрышами.

Алекс снова вставил его в лацкан пиджака и сказал:

– Извините, что я вызвал в вас подозрения своей удачей, она и для меня самого подозрительна. – Алекс лукаво улыбнулся. – Можно мне предложить вам выпить со мной по коктейлю после конца вашей смены в качестве благодарности за бдительность.

У меня действительно кончалась смена через полчаса, и я подумал, что будет интересно с ним поговорить – быть может, он что-либо выболтает, захмелев. Интуиция говорила мне, что в этом человеке есть что-то странное. Я согласился встретиться с ним в баре соседнего казино. В своём казино я не пил даже во внерабочее время.

Мы провели в разговоре с Алексом около часа, он вёл себя дружелюбно и непринуждённо, и, как я к нему ни присматривался, я не мог найти ничего, что подтвердило бы мою интуицию. С тех пор мы перезванивались и время от времени на выходные ходили в бар, выпивая по паре коктейлей. И каждый раз Алекс был в пиджаке, и в каждом пиджаке в петлице торчал экзотический цветок неприличного вида, на который всегда обращали внимание женщины и заговаривали с Алексом, а заодно и со мной.

Через неделю после того, как Алекс пообещал, мне привезли на фургоне саженцы елей, и сотрудник его даже помог мне их посадить. Каждый день после работы, когда мои соседи усаживались на трактора, чтобы отсекать головы травам, которые представлялись им не иначе как многоголовыми мелкотравчатыми драконами, я принимался ухаживать за елями, согласно инструкциям Алекса.

На моём квадратном участке приблизительно пятую часть занимал дом, а остальное покрылось быстро вытягивающимися еловыми стволами с густыми ветками. По периметру участка, подверженного открытому солнцу, я высадил ростки кустов малины тоже по совету Алекса.

К осени ели были с меня ростом, и кусты малины не ниже.

Тихой зимой я размышлял о близящемся лете и готовился к появлению соседской травы. Меня даже посещали мысли, чтобы продать дом и уехать, если мои ели не спасут меня от шума. Но куда уехать? В другое место, где будут другие косцы? Денег на то, чтобы купить себе большой участок земли, где соседи находились бы за горизонтом, у меня не было. Возвращаться жить в город я не хотел ни в коем случае.