Гонщик - Б. Б. Истон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПОСЛЕ ВЫПУСКА У МЕНЯ БУДЕТ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ОТПУСКА. ПОТОМ Я ИДУ В МОТОСТРЕЛКОВУЮ ШКОЛУ И ОТПРАВЛЯЮСЬ В ИРАК. Я ДУМАЛ НА ВРЕМЯ ОТПУСКА ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ, НО КАКОЙ СМЫСЛ? ТАМ МЕНЯ НИЧЕГО НЕ ЖДЕТ. ТЫ МНЕ ДАЖЕ НЕ ОТВЕЧАЕШЬ.
Я ЗНАЮ, ЧТО Я КОЗЕЛ. Я ЗНАЮ, ЧТО МОГУ ТОЛЬКО КАЛЕЧИТЬ ЛЮДЕЙ. НО Я СТАРАЮСЬ. ПОСЛЕДНИЕ ДВЕНАДЦАТЬ НЕДЕЛЬ НА МЕНЯ ОРАЛИ, ОТНИМАЛИ У МЕНЯ МОЮ ЛИЧНОСТЬ, Я ЕЛ ДЕРЬМОВУЮ ЕДУ, СПАЛ НА ЖЕСТКОЙ КОЙКЕ И РВАЛ ЖОПУ, ПОТОМУ ЧТО ДУМАЛ, ЧТО ЭТО БУДЕТ ПРАВИЛЬНО – РАДИ НАС ОБОИХ.
МНЕ СТРАШНО ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ МОГУ ВЫРАЖАТЬ ЭТО, КАК НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК, НО Я ПРАВДА ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. БОЛЬШЕ ВСЕГО В СВОЕЙ ЧЕРТОВОЙ ДЕРЬМОВОЙ ЖИЗНИ. И ВСЕГДА БУДУ ЛЮБИТЬ.
ЛЮБЛЮ.
РЫЦАРЬ
P.S. ЕСЛИ ТЕБЕ ЧТО-ТО, ХОТЬ ЧТО-ТО ПОНАДОБИТСЯ, СЛЕДУЮЩИЕ НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ ДО ОТПРАВКИ Я БУДУ ТУТ.
РЯДОВОЙ РОНАЛЬД МАКНАЙТ
ALPHA CO, CLASS 10-984 TH PLT.
ITB BN SOI MCB
PSC BOX 20166
ЛАГЕРЬ ЛЕ ЖУН, NC 28542-0166
– Иди ты на хер, письмо, – пробормотала я, поднимая его с полу и разрывая на кусочки. – Это все ты виновато.
Я зашвырнула это конфетти высоко в воздух, салютуя своему чувству вины, сбежала со ступенек и подняла свою новенькую, но заметно менее блестящую куртку из грязи. Пока я натягивала ее, кусочки с маньячным почерком Рыцаря порхали вокруг меня, как дьявольские снежинки, прилипая к каждому мокрому участку ткани, куда только могли. Издевались. Говорили мне, что, хоть я и могу уйти от этого дома, кусочки человека, оставшегося в нем, пойдут со мной повсюду, нравится мне это или нет.
Глава 20
– Я с ним не трахалась! – вырвалось у меня, едва побитое лицо Харли возникло в дверном проеме.
«Биби, серьезно? Вот именно с этого надо было начинать? Не с „Привет, как ты?“ Или там „Эй, вот твой пистолет“. Ну, или хотя бы „Спасибо, что помог мне разобраться с накачанным бритоголовым десантником“».
Очевидно, для того чтобы я была в состоянии вести хотя бы подобие нормальной беседы, мне требовалось отпущение грехов.
Всю дорогу я пыталась убедить себя, что все не так плохо. Что я не то чтобы прямо активно изменяла. Я изменяла пассивно – ну, типа из жалости. Жалко, жалко у пчелки в жопке. Это же не то чтобы я скакала на Рыцаре верхом. Я просто лежала и старалась не плакать, пока он меня… целовал. Это не настоящая измена. Нет. Нет, сэр. Это… жалость. А жалость – это совсем другое дело.
Харли одарил меня сонной улыбкой и притянул в свои в-мире-все-хорошо объятия.
Всякий раз, когда я о чем-то волновалась и беспокоилась, Харли просто привлекал меня к себе, обхватывал руками за плечи и прижимался подбородком к моей макушке. Думаю, это просто был его способ меня заткнуть, но какая, фиг, разница, если это работало. Это как снова оказаться в утробе. В утробе, пахнущей бензином и марихуаной.
– Ты на меня не сердишься? – пискнула я, обхватывая Харли за талию и зарываясь лицом в его голую грудь.
– Ну, ты же не виновата, что этот засранец – конченый псих.
И все. Что прошло, то прошло. Облегчение обрушилось на меня как цунами, мои мускулы расслабились, адреналин, вымываясь из крови, пролился потоком из моих глаз.
– Эй, да ты что, плачешь? – Харли приподнял мое лицо за подбородок и поглядел мне в глаза.
Я улыбнулась и кивнула, захваченная своими чувствами к этому человеку.
– Спасибо, – всхлипнула я, – что ты мне поверил. И за то, что вчера защитил меня. Я так боялась, что ты на меня рассердишься.
У Харли с одной стороны опухла челюсть и посреди лба сияла огромная лиловая шишка, но его лазурные глаза под тяжелыми веками сверкали, как сапфиры.
– Ты – моя леди, – пожал он плечами. – Каждый, кто захочет тебя обидеть, будет иметь дело со мной. Кроме того, – Харли поднял руку и потеребил мои короткие кудряшки. – Как кто-то может сердиться на такую милашку, как ты?
– О господи, даже не смотри на мои волосы, – заверещала я, заслоняясь руками от его взгляда.
– А мне нравится. Ты похожа на Дрю Бэрримор в «Безумной любви».
Я хихикнула.
– Ты что, смотрел «Безумную любовь»?
– Смотрел? Блин, женщина, да она у меня есть.
И с этими словами Харли поставил этот фильм и занялся тем, что получалось у него лучше всего. Он заставил меня забыть обо всем. Пока Дрю Бэрримор с Крисом О’Доннелом уносились по шоссе навстречу юной любви, мы с Харли купались в облаках травки и сигаретного дыма, занимаясь на диване неспешной полуденной любовью. Времени больше не существовало. Предыдущие двадцать четыре часа были где-то бесконечно далеко. Я ощущала только радостные руки, и дружеские пальцы, и улыбающиеся, сосущие губы, и щедрые вращения бедер, и головокружительное счастье, и как по щелчку вернувшуюся завершенность, когда все мои пустоты наконец были снова наполнены.
Харли заставил меня забыть и о том, что у него на руке была глубокая рана от укуса. Я вспомнила об этом, когда случайно задела ее и он зашипел от боли.
Подскочив, я схватила Харли за запястье и повернула его руку.
– Харли, господи боже!
Рука выглядела так, как будто побывала в чертовой медвежьей ловушке. Кожа была распухшей и воспаленной, а посреди зияли два отверстия в форме челюстей, сочась гноем и свернувшейся кровью.
– Нехорошо. Боюсь, милый, что с этим надо в больницу.
– Не-а. Тут просто нужно наложить пару швов, – ответил Харли, поднимаясь и протягивая другую руку за сигаретой.
– Укусы нельзя зашивать. Тогда микробы остаются внутри
