Благородство и страсть - Барбара Пирс

Ужаснувшись такому повороту в разговоре, Уинни вскочила с дивана.

– Никто и пальцем не дотронется до мистера Милроя. А с тобой, Типтон, я вообще не стану разговаривать, если ты поспособствуешь безрассудству отца!

На глаза набегали слезы, размывая все вокруг. Уинни была готова помчаться к Кенану, чтобы предостеречь его, если не удастся выбить из отца обещание оставить его в покое.

Девона встала и успокаивающе обняла сестру.

– Никто не собирается трогать твоего мистера Милроя. Папа, ну скажите Уинни, что вы просто преувеличили.

– Слезы? – изумился сэр Томас, в то время как Уинни изо всех сил старалась не расплакаться. – Ни один мужчина, выросший из небрежно брошенного семени Рекстера, не достоин твоих слез! Милрой надменный, жестокий человек, он жаждет занять место своего брата.

Ее кольнула правда, заключенная в этих словах, хотя сердце отказывалось в них верить.

– Вы осуждаете человека, которого едва знаете.

– Ему нравятся милые игрушки, девочка моя. Но это не значит, что в его руках они вне опасности и что он дорожит ими. Послушай своего отца и выброси его из сердца.

Едва сэр Томас перестал нападать на Кенана, как Типтон подлил масла в огонь.

– Я полагаю, вы с ним уже говорили и предупредили его? – вмешался он.

– Да, предупредил. Он нагло явился в мой дом и заявил, что хочет заполучить Уинни. Я сказал ему, что ни за что не дам своего благословения.

«О, чудесно», – подумала она.

– Вы говорите о нем так, словно он нам враг, папа. Мне напомнить вам, что он спас меня, когда я чуть не оказалась в пасти у львов? Он пришел объяснить, что случилось, потому что боялся, что я промолчу. Если он как-то и задел вас, то вы сами его вынудили.

– Что я упустил, если моя собственная дочь защищает от меня наглеца?

Девона чуть отстранилась от нее:

– Какие еще львы? С тобой что-то случилось, а ты не сказала нам?

Уинни тут же пожалела, что привела этот случай в качестве аргумента.

– Нелепая случайность на ярмарке, – заверила она сестру, чтобы та не расстраивалась и не волновалась. Обе вспомнили время, когда рассказывали друг другу все. – Не было причины беспокоить тебя. Меня спас мистер Милрой, и я осталась живой и невредимой.

Но сэр Томас продолжал стоять на своем:

– Если бы он не заманил тебя на ярмарку, тебе бы вообще ничто не угрожало. Этот Милрой принял мою снисходительность за слабость. Если он снова станет искать встреч с тобой, я вызову его на дуэль.

Игра Мэдди звучала так, словно девушка больше внимания уделяла их спору, чем нотам. От неправильных аккордов у Уинни в висках начинало стучать. Она потерла правый висок и громко сказала:

– Мэдди, ты хочешь всех нас свести с ума своей проклятой игрой. Я больше не выдержу и минуты этого ужасного грохота!

Ошеломленная злостью, с которой на нее накричали, Мэдди сжала пальцы в кулаки и опустила руки на колени. Все с удивлением смотрели на Уинни. Она ни разу не сказала девочке ни единого резкого слова. Чувство вины сменилось гневом, направленным на человека, из-за которого она дошла до такого состояния.

– Я не потерплю дуэлей из-за меня! Если кто-нибудь из вас сделает Кенану что-то плохое, я всем скажу, что я его женщина. Представьте, какой будет скандал, папа! Боюсь, даже вы ничего не сможете сделать, чтобы избежать его.

– Этого еще не хватало! – прогремел сэр Томас, заглушая гул голосов, вызванный ее угрозой.

Духота и раздражающие возгласы вызвали у нее тошноту.

Уинни выбежала вон из комнаты. Сломя голову она понеслась по холлу к лестнице. Добежав до второго этажа, распахнула первую попавшуюся дверь в спальню и бросилась к ночному горшку.

Когда сзади к ней подошла сестра, Уинни еще тошнило. Чтобы Уинни полегчало, Девона приложила мокрое полотенце ей ко лбу. Постепенно живот отпустило. Ослабевшая, она отвернулась от горшка и осталась сидеть на полу. Подхватив падающее полотенце, прижала его ко рту. Девона присела рядом.

– Я только хуже сделала, – сказала Уинни, складывая полотенце и вытирая им глаза. – Папа, наверное, уже приказал готовить коляску, чтобы поехать к Кенану и всадить ему пулю в лоб.

– Типтон успокоит папу, – заверила сестру Девона, убирая с ее мокрого лица выбившиеся локоны. – Ты не любишь лорда Невина?

Уинни шмыгнула носом.

– Нет. Когда-то, может, и… Нет.

– Почему ты не сказала мне, что влюблена в мистера Милроя?

Успокоившись, но дрожа, Уинни ответила:

– Я не хотела влюбляться. Сначала он мне даже не понравился. А потом благоразумнее было не упоминать о нем, особенно когда папа приказал мне избегать его общества.

– Он отвечает на твои чувства?

Боль пронзила ее сердце, лишая последних сил.

– Я ему небезразлична. – Если бы Уинни думала иначе, она бы не вынесла этого. Почувствовав несогласие сестры, она продолжала: – Ты не понимаешь. Все в этой жизни всегда было против него. Кенан не такой, как мы. Раскрыть сердце для него значит проявить слабость. Не знаю, сможет ли он когда-нибудь признаться в своих чувствах.

Впрочем, за него говорило его тело. В его объятиях она чувствовала себя любимой и защищенной. И думала, что этого достаточно…

Уинни отвела взгляд от глаз сестры, в которых было и недоверие, и сочувствие. Ей было неприятно, ведь она заслуживала и того, и другого.

– Он предложит тебе выйти замуж, Уинни? Облагородит ли он, обезопасит ли свою невысказанную любовь тем, что даст тебе свое имя, дом, семью?

– Мне нечего ответить, – решительно сказала Уинни. – Никто все равно не поверит.

Глава 15

Кенан точно не знал, отчего проснулся: то ли от звука, когда зажгли спичку, то ли от едкого запаха серы. Притворяясь спящим, он чуть приоткрыл глаза, чтобы разглядеть вошедшего. Одетый в черное, человек неторопливо зажег лампу на столе.

– Хорошо, что вы проснулись, – сказал незнакомец, хотя Кенан не шелохнулся. – Я мог бы не удержаться от соблазна и натворить глупостей.

Кенан быстро сел на кровати, натянув на себя покрывало.

– Ваша скромность – просто прелесть, мистер Милрой, но совсем не обязательна. Не думаю, что ваше тело чем-то отличается от тех, что мне довелось видеть в силу моей профессии.

Кенан стиснул зубы, словно защищаясь от насмешливого тона незнакомца, чье лицо оставалось в тени. Тот сел на стул и положил на колени трость. В недоумении Кенан решил пока оставаться на расстоянии, подумав, что в трости могло скрываться оружие – длинный острый клинок.

Несмотря на эти мысли, он проговорил:

– Бросьте мне брюки. Незнакомец усмехнулся.

– Предпочитаю сохранить свое преимущество.

– Вот дьявол, – выругался Кенан, как последний бродяга. – Вы ведь не из тех чертовых гомосексуалистов? Мне было четырнадцать, когда один такой захотел приласкать меня своими мягкими пальчиками. Но на прощание я все же сломал ему нос и руку!