Белый Паяц - Виктория Угрюмова

Вот недавно его дознаватели расследовали дело о тройном убийстве, которое произошло в мрачном имении графа Лива Ментавайя, где уже три сотни лет собирал свою кровавую жатву призрак – по слухам, юноша-хварлинг, влюбившийся в дочь надменного хоттогайтского вельможи и поплатившийся за это головой. Неверная, возлюбленная вышла замуж, когда и недели не прошло после кончины несчастного, и с тех пор он мстил потомкам предательницы и убийцы.

И что же оказалось на самом деле? Вполне обычная история о том, как наследники не сумели поделить заметно истощившиеся графские доходы и пустились во все тяжкие, желая избавиться от лишних персон. Не брезговали ничем, ни подлогом, ни клеветой, ни ядом, и благополучно извели друг друга, оставив вожделенный замок и окрестные земли далекому престарелому родичу, которого едва удар не хватил на радостях.

А призрак… Возможно, и обитал в замке какой-то призрак, но дознаватели Сумеречной канцелярии лично его не видели, не слышали и как-либо иначе не ощущали. А может, он просто сбежал оттуда, испуганный бурной деятельностью смертных, обуянных жаждой наживы.

Гус Хиттинг мог бы припомнить и поведать своим знатным собеседником множество похожих историй: о женах, которые под видом вампиров убивали своих обрыдлых мужей; о мужьях, которые пытались развестись с прежними супругами без формальностей – прикинувшись оборотнями. О должниках, которые, вместо того чтобы уплатить долг, убивали несчастных кредиторов, прикрываясь личиной кровожадных демонов. Почему-то эти люди наивно верили, что чем страшнее, безумнее и кровавее будет совершенное ими преступление, тем скорее окружающие поверят, что это дело рук нечисти. Хотя твари Абарбанеля зачастую бывали милосерднее к своим жертвам и уж точно не убивали людей из-за десяти золотых ноблей или старой развалюхи, в которой даже гусей держать – и то стыдно.

По этой же причине мысли Хиттинга были заняты совсем другим.

Войдет ли в устье Аньяна корабль мертвецов – еще неизвестно. Как неизвестно и то, как следует понимать пророчества Печального короля – буквально или иносказательно? Семь печатей, семь чаш гнева, особый знак при рождении…

У дамы Тофалоры, живущей по соседству с Хиттингом, недавно родился одноухий мальчонка – тоже, по-своему, знак. И она немедленно отправила его в деревню, а супругу, прибывшему из Тагастии месяц спустя, вообще ничего не сказала. Его год не было дома, и он не имел к этому событию ровным счетом никакого отношения. Вот вам и особые обстоятельства, вот и тайна.

Как верно заметил Фрагг Монтекассино, при дворе его величества Могадора каждый третий, а то и второй ребенок рождается с этой тайной.

Однако же для Сумеречной канцелярии совершенно не важно, действительно ли дух зла Абарбанель породит сына – разрушителя мира, или просто кто-то воспользуется древним пророчеством и назовется Ардамалехом, чтобы отхватить свой ломоть от такого маленького и сладкого пирога власти. Важно другое – если такой человек отыщется, то его появление неизбежно принесет смуту в Охриду. Что бы ни случилось, зиккенгенские принцы и их приспешники не замедлят воспользоваться ситуацией, чтобы попытаться захватить королевский престол.

А если Фрагг Монтекассино окажется прав и начнут сбываться эти мрачные предзнаменования, народ отреагирует немедленно – и предсказуемо, как любой другой народ, – паникой, смятением и волнениями.

Никаких загадочных черных паяцев для этого не нужно. Достаточно одного ненормального, который первым закричит «Жги!!!» и бросит камень в окно ближайшего дома. Тут же посыплется дождь из камней и палок. Интересно, откуда у толпы, еще минуту тому такой пристойной, берутся камни и палки?

Отчего-то вполне разумные люди, сбиваясь в толпу, обращаются в безмозглое стадо. А это стадо хлебом не корми, но дай ему поджечь пару крепостей, разгромить несколько дворцов и пролить сколько-то бочек крови. И пока толпа эту задачу не выполнит, она не успокоится, как не утихнет бурлящая вода в котелке, пока не выплеснется наружу и не зальет костер.

И он, Гус Хиттинг, знает как минимум одного человека, который ужасно обрадуется, если Охрида будет вынуждена вступить в войну – с неизвестным пока еще врагом, либо с собственными гражданами.

Хварлингский вельможа, дюк Субейран, дорого даст за то, чтобы королевская армия под командованием Гаспара Де Геррена покинула пределы страны и ввязалась в кровавую бойню. Если это произойдет, королю и преданным ему вельможам будет уже не до пришествия Ардамалеха, ибо семь чаш божьего гнева переполнятся одномоментно.

Субейран, которого сейчас удерживают от открытого мятежа только закованные в железо когорты Де Геррена, колесницы Ки Ларго и наемники Гадрумета, немедленно поставит под свои знамена не меньше двадцати тысяч воинов. Верные ему бароны окружат столицу, в провинциях вспыхнет восстание; армия, оказавшись, как между молотом и наковальней, между внешним врагом и повстанцами, неизбежно будет разгромлена. Но даже если и выиграет решающее сражение, все равно не успеет вернуться в Оганна-Ванк.

Что будет с королем и его ближайшим окружением, чегодаец даже думать не хотел.

А Фрагг Монтекассино говорит, что есть вещи поважнее. Нет! Нет в природе таких вещей.

Начальник Сумеречной канцелярии доверял звериному чутью полемарха, но еще больше он доверял донесениям, которые доставляли ему при помощи почтовых птиц тамуади еженедельно со всей Охриды, включая самые дальние и глухие ее уголки. И вот как раз сегодня он не получил ожидаемого известия из небольшого городка Ияс, стоящего на самом краю непроходимых Эгиарских лесов, подходивших к подножию горного хребта Тель-Мальтола, за которым лежала пустынная, никем неизведанная Айн-Джалута.

Возможно, существуют десятки простых объяснений тому, что случилось. Включая главное и самое вероятное: праздничное настроение верных подданных, которые ведут себя тем вольнее, чем дальше от столицы и от начальства. Это только обитатели черного дома на набережной, дома, который жители Оганна-Ванка прозвали Адским Угольком, работают двадцать четыре часа в сутки и бегают по мраморным лестницам, груженные манускриптами, как муравьи по осени – жуками и личинками, стремясь попасться на глаза чегодайцу в желтых одеждах.

Но у Гуса Хиттинга тоже была интуиция. И она не просто говорила ему, что все плохо, – она орала об этом не своим голосом, так что начальник Сумеречной канцелярии порой думал, что кто-то со стороны тоже может услышать дикие крики его второго «я».

Если бы чегодайцу дали волю, он бы уже давно казнил Субейрана или, на худой конец, напустил на него наемных убийц Эрдабайхе, а зиккенгенских принцев с их очаровательной матушкой заточил бы в каком-нибудь удаленном замке, лучше всего – в Хоттогайте, где у них наверняка не найдется приверженцев и где никто не вспоминает со слезами на глазах о славных деяниях дюка Гинкмара.