Желтая жена - Садека Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мисс Фиби, у Томми начался жар.
Я вернулась в мастерскую, прихватила сумку с лекарствами и пошла следом за камердинером на кухню. Томми распластался на тюфяке, лоб мальчика пылал, а тело сотрясал озноб. Я влила в рот больному несколько капель снадобья из коричневого пузырька.
– Принесите половинку луковицы и поставьте возле кровати, – велела я хлопотавшей внизу Элси, накладывая толстый слой мази на спину мальчика.
Я спешила, зная, что Тюремщик рассердится, если по возвращении из таверны не застанет меня дома.
– Загляну снова, как только смогу, – сказала я Элси, проходя через кухню. – И не забудьте про лук.
Кухарка что-то буркнула, сердито помешивая в кастрюле на плите.
Тюремщик все же опередил меня.
– Если не возражаешь, я задержусь еще на минутку, только загляну в детскую, хорошо? – произнесла я нежным голосом. Тон получился гораздо более вкрадчивым, чем хотелось бы, но мне трудно было понять, как следует разговаривать с Тюремщиком, чтобы не нарушить хрупкое равновесие.
– Принеси Эстер в столовую, – велел он. – Хочу видеть за ужином вас обеих.
Когда я вошла в детскую, Монро бросился ко мне навстречу и уже вскинул руки, требуя, чтобы я взяла его. Но я только чмокнула сына в макушку и наклонилась к Эстер. Монро разразился плачем. Джули подхватила малыша и принялась целовать в живот, в щеки и шею, но ребенок не желал успокаиваться – ему нужна была мать.
– Детка, мама скоро вернется. Побудь пока с Джули.
– Нет. Мама. Мама! – Сын заливался слезами и продолжал тянуться ко мне.
Мне не хотелось дополнительно испытывать терпение Лапье: он не любил ждать, а после сегодняшней вспышки и вовсе был на пределе. Поэтому я быстро прижала Монро к груди, поцеловала его заплаканное личико и передала ребенка Джули, а сама взяла Эстер. Идя с дочерью по коридору, я слышала, как сын надрывается за закрытой дверью: «Мама. Нет! Мама».
Я вошла в столовую, устроила Эстер на коленях у ее отца, а сама заняла привычное место справа от него.
– Мои дорогие леди, – расплылся в улыбке Тюремщик. – Итак, давайте поужинаем.
Мы приступили к еде. До самого конца ужина я слышала горький плач Монро, доносившийся из глубины дома.
Глава 23
Чужой
Изабель родилась 20 апреля 1855 года. Кожа девочки была такой же светлой, как у ее старшей сестры, но манера оживленно жестикулировать и высоко вскидывать подбородок неизменно напоминала мне маму. Одиннадцать месяцев спустя на свет появилась Джоан. Она была чуть смуглее сестер и оказалась ужасной непоседой, к тому же наотрез отказывалась оставаться с няньками: ни Джули, ни Эбби ей не нравились, поэтому приходилось брать девочку с собой в мастерскую. Но и тут она не желала сидеть спокойно. Чтобы хоть как-то работать, я приматывала ее к спине куском ткани. Джоан едва исполнилось полгода, когда живот у меня снова начал расти.
Если бы кто-то спросил меня, как Тюремщик относится к дочерям, я ответила бы, что Эстер – его любимица. Большую часть свободного времени он проводил с ней в бесконечных играх и болтовне. В свои четыре года живая и сообразительная девочка все схватывала на лету. Лапье позволял мне читать детям книжки, и вскоре Эстер научилась различать в тексте короткие односложные слова. Что касается игры на фортепьяно, тут она оказалась не очень способной. Каждый день я заставляла ее играть гаммы, но Эстер ненавидела эти упражнения, из-за чего мы постоянно ссорились. Девочка росла упрямой как мул – черта, которую она явно унаследовала от отца. Единственный, с кем у Эстер никогда не случалось размолвок, был ее старший брат.
Эти двое были неразлучны. Они вместе бегали и играли в небольшом садике позади дома, делились игрушками и придумывали разные проказы. Но когда приходило время занятий, я отсылала Монро, не желая показывать Тюремщику, что обучаю сына грамоте. Наши с сыном уроки проходили в те часы, когда рядом никого не было, и я не уставала напоминать мальчику, чтобы он держал их в секрете. Я рассказывала ему о рабах, которым выжигали глаза, если узнавали, что они умеют читать.
– Мама, а я что, раб? – спросил однажды Монро, когда мы устроились в укромном уголке в глубине конюшни.
Я растерялась: как ответить на этот вопрос?
– Знаешь, в каком-то смысле все, кто живет здесь, являются рабами Рубина Лапье, потому что он владелец тюрьмы.
– Даже ты?
Я проглотила ком в горле.
– Даже я.
– Но он добр к тебе. – Монро сломал соломинку, которую держал в зубах. – А меня ненавидит.
– Неправда.
– Правда. Он всегда играет с Эстер, смеется, щекочет ее, а на меня не обращает внимания.
Я притянула сына к себе.
– Вот так щекочет? Так? – Я тискала и щекотала его, пока мальчик, задыхаясь от смеха, не повалился в сено. Я надеялась, что наша игра поможет ребенку забыться и отвлечет от грустных мыслей.
Окна в задней части дома были открыты настежь, долетавший снаружи легкий ветерок приносил в комнату приятную прохладу. Теперь мы использовали гостиную в качестве места для игр, поскольку в детской стало тесновато. Изабель уснула у меня на коленях, а Джоан ползала по ковру. Она недавно начала передвигаться самостоятельно и теперь норовила засунуть в рот все, что попадалось под руку. Джули ушла на кухню готовить детям полдник: тертые яблоки с арахисом.
Старшие дети играли в свою любимую игру «горячо – холодно»: Монро прятал куклу сестры, а она отправлялась на поиски игрушки. Обычно Эстер удавалось довольно быстро справиться с задачей, но сегодня она была в капризном настроении и вскоре начала требовать, чтобы Монро вернул вещь.
– Монти, где Лили?
– Ты должна сама найти ее! – поддразнил Монро.
– Мама, мама, пусть он отдаст мою куклу!
– Поищи хорошенько. Уже почти «горячо».
Эстер сердито топнула ногой и разразилась плачем. Как правило, в таких ситуациях Монро прекращал игру. Но сегодня он не сдавался. Крики и препирательства продолжались некоторое время и начали действовать мне на нервы. Я уже собиралась положить конец ссоре, как вдруг на пороге появился Тюремщик. Он пересек гостиную, стуча тяжелыми ботинками по деревянному полу, схватил Монро за плечо и поволок к ближайшему стулу.
– Дорогой, – попыталась я
