Врата ночи - Татьяна Степанова

Я же помню, какие надежды мы все возлагали на те отпечатки пальцев в угнанной машине. И что же? Вернулась с курорта владелица «Жигулей» — оказалось, что пальцы ее. И на пленке, в которую было завернуто тело потерпевшего Алагирова, тоже ничего. Следы Мещерского в изобилии, а этого подонка... Нет, но вы мне скажите, человек может вообще никаких следов не оставлять? В шести случаях — а в двух у нас даже непосредственные очевидцы имеются: Мещерский и та девочка из Знаменского — он был на месте и абсолютно никак не наследил. Возможно такое, а?

— Возможно, — ответил Грачкину кто-то из сыщиков. — Если соблюдать строжайшую осторожность. Буквально просчитывать каждый свой шаг.

— Да? И при этом разыгрывать сумасшедшие демонстрации, рискуя быть пойманным? Лезть на рожон?

— А кто сказал, что он на самом деле лез на рожон? Говорить — это еще не значит делать. И вообще, тут от характера все зависит и от везения. От мотивов, которыми он руководствуется. Или, возможно, от клинической картины психоза. А может, и правда дьявол его до поры до времени охраняет. Вам, Евгений Павлович, какая версия больше по душе?

Грачкин раздраженно засопел — его сбили с мысли. После общего совещания они с Колосовым уже наедине обсуждали выводы судебно-медицинской экспертизы трупа Алагирова. Предварительное заключение подтвердилось. Но кое-чем Грачкин был удивлен.

— Странная штука, — сказал он, когда они сидели в колосовском кабинете, разглядывая вешдок, изъятый с места преступления. — Я поначалу думал — это камень. Впрочем, по фактуре это камень и есть, только старательно обработанный человеческой рукой. Знаешь, на что это похоже?

— На гирьку для весов, какими пользуются на рынке. — Никита взял вещдок в руки.

Каменный столбик-пирамидка с округлым основанием, сильно суженный кверху, наверху в камне просверлено сквозное отверстие. Для чего? Поверхность камня действительно обработанная, отшлифованная. А вот основание...

— Тут вроде какой-то узор или рельеф вырезан. — Грачкин сдвинул на нос очки. — Черточки, кружок... Какое-то изображение, а? А знаешь, Никита, эта штучка действительно производит впечатление довольно старой вещицы. Значит, тебе посоветовали проконсультироваться насчет нее в музее института Востока?

Колосов рассеянно кивнул, продолжая рассматривать вешдок, провел пальцем по шероховатому рельефу на основании пирамидки.

— Ну, а как насчет того, что я просил тебя проверить? — спросил он.

Грачкин вздохнул.

— Ну что... Эти ожоги на ладонях Алагирова... В общем, конфигурация ожоговых пятен совпадает с диаметром этой вот окружности, — он указал на нижнюю часть вещдока. — Основание я осмотрел. Вроде бы есть следы нагрева, но...

— Чтобы такой ожог вызвать, как сильно должен быть нагрет камень?

— Достаточно сильно. Не раскален, однако...

— А в остальных случаях? Останки Бородаева и других, неопознанных, ты проверил?

— Все я проверил. Тоже вроде бы похожая картина, но... Но там сам понимаешь, какой материал для исследований. Где-то что-то совпадает, где-то нет. Да и сам этот предмет. Следы нагрева вроде бы есть, но на многократное использование — понимаешь, о чем я? — вроде бы не очень похоже. Я говорил, что рельеф ожоговых пятен на останках не всегда однороден, но сказать категорически, что руки жертв ОН каждый раз прижигал именно этой штукой, я не могу. И знаешь, Никита, прежде всего нам нужно конкретно знать, что это такое. От этого, думаю, и выводы будем делать.

Колосов убрал вешдок в пакет. Позвонили из приемной начальника Управления розыска — Колосова немедленно просили зайти к руководству. Он знал зачем: закончились переговоры руководства главка с директором Института истории и экономики стран Востока и представителями курирующих его структур. Только так теперь можно было обрести официальный, «легальный» путь в это закрытое учреждение для допроса одного из его сотрудников.

Однако то, что допрос Валентина Белкина в стенах музея будет проходить в присутствии третьего лица, стало для Колосова неприятной неожиданностью. Но на следующий день в вестибюле института возле охраны в назначенный час его уже ожидал некто неприметный, настороженный и немногословный — явный «человек в сером», скромно представившийся как старший референт. Он, по его словам, и должен был по распоряжению администрации института присутствовать при беседе начальника отдела убийств с хранителем музейной экспозиции Белкиным. И воспротивиться такому тотальному надзору было невозможно.

Облик самого Белкина Никиту весьма заинтересовал. Как некогда и Кате, ему сразу бросилась в глаза явная военная выправка ученого-археолога. На научного сотрудника Белкин был похож так же, как сам Никита на солиста филармонии, однако вот уже несколько лет, как значилось в данной ему блестящей характеристике, он являлся хранителем институтского археологического музея. И как Колосов убедился, дело свое знал.

Сам музей произвел на начальника отдела убийств сложное впечатление. Сначала создалось просто ощущение ученого упорядоченного хаоса — стенды, какие-то гигантские фотопанно на стенах, фрагменты страхолюдных барельефов, невзрачная древняя керамика, куски глины с причудливым узором (лишь позже он понял, что это клинопись).

Вход в один из залов украшала зверовидная статуя: человек-бык с орлиными крыльями и пятью ногами. Лик статуи Никите не приглянулся: каменные черты являли жестокость и холодную наглую насмешливость. Пятиногий монстр со своего метрового гранитного пьедестала, казалось, презирал всех, кто вынужден был проходить под его выпуклым объемистым брюхом. Колосов украдкой постучал по каменному копыту: крепкий урод — из гранита, наверное, высечен или из базальта.

Возле этой статуи, а точнее, под ней они с Белкиным и встретились. Столкнулись в дверях. Пока обменивались первыми фразами — Колосов представлялся, демонстрируя удостоверение, Белкин говорил, что потрясен смертью Алагирова, о которой узнал от руководства военно-исторического общества, — стояли все так же, под статуей. Под ее брюхом, между ног, похожих на черные храмовые колонны.

Белкин был бледен, встревожен. Однако Никите показалось, что он рад присутствию на этой беседе «референта». А тот в разговор почти не вмешивался, слушал внимательно. Изредка только, когда сам Белкин к нему обращался, пояснял и уточнял тот или иной факт, касающийся деятельности института. Никите все это напоминало времена «застоя», когда присутствие человека-невидимки из КГБ было обязательным во многих ситуациях, как-то: выезд советской делегации за рубеж или посещение культурных мероприятий, где возможны контакты с иностранцами.

В институте иностранцами не пахло, Колосов, правда, был чужой, но тоже не мальчик с улицы, а лицо при исполнении. Но, видимо, в этих стенах еще крепко держались старых порядков. И сдавать в архив бдительность не собирались.

— Ужасно, просто ужасно... У меня и слов-то нет. Когда нам позвонили из Фонда при Управлении делами Окружного атамана и сказали, что Абдулла трагически погиб... А все-таки при каких обстоятельствах это произошло? На него кто-то напал? Это ограбление? — Белкин, спрашивая, сильно волновался.

— Валентин Александрович, я отвечу на все ваши вопросы. И на ваши тоже, если они вдруг возникнут, — Колосов покосился на молчаливого свидетеля их беседы. — Но сначала сам с вашей помощью должен кое в чем разобраться. Может, присядем?

Белкин пригласил его в свой кабинет, тот самый, в глубине залов, где некогда побывала и Катя.

— Нет, давайте лучше останемся здесь, в зале. — Никита кивнул на банкетки в углу. — Некоторые мои вопросы будут касаться здешних экспонатов.

На лице Белкина отразилось удивление, но он сделал приглашающий жест — прошу.

— Валентин Александрович, — Колосов оглядывал музейный зал. — Как давно вы познакомились с Алагировым?

— Примерно около года назад. Быть может, чуть меньше. Знакомство наше состоялось, когда военно-историческое общество «Армия Юга России» обратилось к нам, в наш институт, за помощью по одному интересующему их вопросу.

— Кое-что уже слышал об этом обществе. Из беседы с неким Василием Астрахановым. Знаете такого?

— Конечно. Это ответственный секретарь фонда... Постойте-ка, а вы и его уже допрашивали?

— Служба. Произошло убийство. Мы опрашиваем всех знакомых Алагирова. Кстати, Астраханов сказал мне, что на той неделе вы договаривались с ним о встрече здесь, в институте, на шестнадцать часов. Шла речь о каких-то документах.

Колосов перехватил быстрый взгляд Белкина в сторону «референта».

— Да, у нас вся документация для них была уже готова, — ответил он. — Астраханов должен был приехать и забрать бумаги.

— Он сам назначил вам это время — четыре часа дня?

— Нет, кажется... Вроде сам... Нет, это я ему позвонил. Но он не приехал. Позже извинился. Сказал: непредвиденные дела задержали.