Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Странно, — выслушав его, сказала Маша. — Очень странно. Выходит, у него здесь какая-то определенная цель, о которой мы ничего не знаем, правильно? И кто это на него должен был… выйти? Он же сказал — на меня еще никто не выходил, да?
— Ну да.
— Может, спросить у него? Просто спросить, а?
Родионов подумал немного и потушил сигарету.
— Так мы и сделаем. Пошли.
— Дмитрий Андреевич, почему вы кидаете бычки в вазу?
— Да потому что здесь нет пепельницы!
Родионов знал, что Маша терпеть не может, когда он сует окурки в цветочные горшки и кофейные чашки, и дома старался никогда этого не делать, потому что она немедленно кидалась убирать, и ему становилось стыдно. Вот и сейчас она подхватила со стола вазу, на плоском дне которой болтались два его окурка, и понеслась вокруг стола, выискивая мусорную корзину. Корзина нашлась далеко под столом, и Маша полезла под стол, пыхтела там некоторое время, а потом затихла.
— Маша?
— А!
— Маша, ты там навеки поселилась?!
Она вылезла из-под стола без всякой вазы, но с кучкой каких-то цветных обрывков, стиснутых в кулачке.
— Господи, что ты там опять нашла?! Что ты шаришь по чужим помойкам уже второй день!
— Не знаю, — сказала она. — Кажется, это фотография.
Она снова нырнула под стол и вытащила на свет божий корзину — обыкновенную кабинетную корзину, сплетенную из тонкой проволочной сетки, абсолютно пустую. Несмотря на то, что она была пуста, Маша перевернула ее и потрясла, а потом посмотрела на то место, куда, по ее мнению, должны были высыпаться невидимые вещественные доказательства.
Родионов подошел и присел на корточки рядом с ней.
Разноцветные кусочки, не слишком мелкие, и впрямь были похожи на разорванную фотографию, глянцевые, блестящие.
— Кто-то рвал здесь фотографии? — вывернув шею, Маша посмотрела на него. — Бросал под стол?
Родионов пожал плечами.
Чем дальше в лес, подумалось ему, тем больше дров.
Нет, не так.
Чем дальше в лес, тем яснее пень, так будет по-современному.
Он вытряхнул у нее из ладони обрывки и разложил их на ковре, цветной стороной вверх. Маша дышала у него за плечом.
— Надо спросить у горничной, во сколько она убирается. Или у них не одна горничная?
— Наверняка целый штат, — задумчиво сказал Родионов. — Вот это вроде верх, да? Край ровный. Или низ?
— Нет, вот это верх, а это низ. Нога вроде бы, да?
— Что я делаю, что творю? — тоном старухи Пельтцер жалобно спросил сам у себя Родионов. — Вот этот подходит, или у меня галлюцинации?
— Нет, — живо отозвалась Маша, — никаких галлюцинаций, все правильно, Дмитрий Андреевич.
Картинка сложилась довольно быстро.
Это была фотография Стаса Головко. Та самая, где он сидел на диване, поджав под себя ноги, а перед ним на столе сияла белая лилия или что-то в этом духе. Впрочем, разобрать было трудно, потому что прямо на лилию пришлась рваная белая полоса.
***Горничную они нашли в комнате Родионова. Окна были распахнуты, в ванной лилась-шумела вода, горничная взбивала подушки и пела: «Черный бумер, черный бумер под окном катается, черный бумер, черный бумер девкам очень нравится!»
Завидев парочку, она засуетилась и стала отступать, странно повиливая задом и приседая — должно быть, эстетка Мирослава Цуганг-Степченко таким образом научила ее демонстрировать любезность.
— Во сколько вы убираетесь на первом этаже? — выпалил Родионов с ходу, и девушка выпучила на него глаза и разинула рот. Маша поняла, что нужно немедленно вмешаться, пока он не испортил всего дела.
— Простите нас, мы сейчасуйдем, — затараторила она, — и не будем вам мешать, честное слово!
— Та вы мне и не мешаете, — окончательно перепугалась горничная. — Я только вот постельку переменю и пойду, а туточки я ничего не трогала, только пыль смахнула и…
— Вы не беспокойтесь, — с удвоенной силой зачастила Маша Вепренцева, — мы просто так, на секундочку зашли. Мы спросить хотели. Вот Дмитрий Андреевич вчера в кабинете… ну, который на первом этаже, где такая мебель зеленая, кожаная, знаете?
Горничная покачала головой. Вид у нее был обалделый.
— Ну, на первом этаже, третья дверь по правую руку. Там еще сова такая на камине!
— Сова? — переспросил детективный автор, который в силу своего профессионализма всегда подмечал детали и очень этим гордился. — На камине?
— Та цэ нэ кабинэт, — пропела горничная. — Цэ курытельная!
— Да-да-да! — обрадовалась Маша. — В курительной, именно в курительной он вчера позабыл… визитную карточку с одним важным телефоном.
— Як же ж он в курытельной позабув телефон, когда там никакого телефона не було!
— Да не телефон, а маленькую такую бумажку с телефонным номером! Ма-аленькую! — И Маша Вепренцева показала пальцами, насколько мала была бумажка.
Родионов и бумерная девушка проследили за ее пальцами, а потом снова уставились на нее.
— Вы не находили?
— Хде?
— Да в курительной!
— Та не, ничего я не находила, бо там и не було ничого!
— Точно не было?
— Та я николи чужого не возьму, бо Мирослава Макаровна сразу казала…
— А во сколько вы убираетесь?
— Хде?
Маша чуть не заплакала, а вместе с ней и Родионов, и вместе с ними и горничная, которая решила, что ее облыжно обвиняют в воровстве.
— В курительной! Где же еще? — Маша сильно выдохнула и решила, что брать надо только лаской. Исключительно лаской. Поэтому она сделала светское лицо, подобное лицу Лиды Поклонной, подошла и взяла горничную за руку.
Та уперлась и руку не давала, и получалось, что Маша тянет ее, а горничная сопротивляется изо всех сил.
— Послушайте, как вас зовут?
— Мене?
— Да, как вас зовут?
— Га… Галей мене зовут, ну и шо такое?
— Галечка, дорогая, в котором часу вы убираетесь на первом этаже?
— Та как приду, так и убираюся.
— А во сколько вы приходите?
— Та у… утречком прихожу, а шо такое?!
— А сегодня убирались?
Галя вырвала руку и спрятала ее под передник.
— Та я каждый божий день, а шо такое?…
— И сегодня?
— И сегодни. С самого спозаранку. А шо я не пылесосю, так это потому, шо вчора пылесосила!…
Маша перевела дыхание.
— Вы пришли утром, убрались на первом этаже, подали завтрак и пошли на второй, так?
— Ни, не так, бо сниданок готовыт Марыся.
— Завтрак готовит Марыся, — зачем-то перевел подсунувшийся Родионов. — Она готовит, а вы убираетесь, да?
— Та шо я и кажу!
— И вы в курительной утром ничего не находили, да? Бумажек каких-нибудь?
— Та не було тама нияких бумажек! — обретая уверенность, заговорила горничная. — Усе було чыстенько, а шо я не пылесосю…
— Галя, — прочувствованно сказала Маша. — Огромное вам спасибо. Дим, у тебя есть деньги?
Родионов полез в бумажник, извлек купюру и сунул в направлении Галиного фартука. Горничная не стала отказываться, и купюра быстро исчезла.
— Галечка, спасибо вам большое.
— Нема за що! — весело ответила горничная, и когда они выходили в коридор, Галя уже весело пела: «Лелик, солнце, я тебя люблю, но замуж не пойду!»
«Хорошая девушка», — решила Маша.
— Значит, никаких бумажек в комнате не было, — сказала она задумчиво. — Значит, фотографию порвали и бросили уже после того, как Галя там убралась. Хоть она сегодня и не пылесосила!
— Это потому, что она вчера пылесосила! — энергично возразил Родионов. — Ты же слышала! А фотографии никакой не было, если эта Галя в сознании находилась, конечно, когда убиралась.
— Да бросьте вы, Дмитрий Андреевич! Конечно, в сознании. Просто мы ее перепугали, а она, наверное, место боится потерять! А ну как мы там кольцо с бриллиантами забыли и теперь все на нее свалим! Что скажет Мирослава Макаровна?!
— Ох не знаю, — Родионов покрутил головой и засмеялся. — Даже подумать страшно, что она такое скажет!
— Вот именно. Нам надо найти Илью и поговорить с ним. Или сначала с Лидой Поклонной?
— Мне все равно, — вмиг помрачнев, сказал Родионов. — Хорошо бы еще с этим сыном Головко тоже поговорить. Может, он сам фотографию выбросил, потому что она ему не нравилась?
— Нет, Дмитрий Андреевич. Она ему нравилась.
— Откуда ты знаешь?
— Он вчера мне ее показывал.
— Зачем?!
— Хвастался. У него там целая пачка была, и все он с какими-то знаменитостями. И вот эта, — она кивнула на родионовский карман, в котором были обрывки. — По-моему, он вообще себе очень нравится!
— Или Лида порвала? — задумчиво продолжал Родионов. — Он же ее пугал чем-то?
— Откуда у Лиды его фотография?! И зачем ее рвать и бросать в корзину в какой-то совершенно нежилой комнате?! По-моему, вчера в эту комнату никто даже не заглянул. И я бы в нее не заглянула, но там было тихо, и можно было подумать.
Родионов сверху посмотрел на нее. Глаза у нее горели, короткие пряди темных волос торчали в разные стороны, и он неожиданно подумал, что такой она ему очень нравится.