Чингисиана. Свод свидетельств современников - А. Мелехина Пер.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И молвила на это Бортэ:
«Ежедневно, еженощно, ежечасноВсе монголы ханской прихоти подвластны.Явит волю всеблагой наш и великий —Все склонимся пред велением Владыки.Мало ль статных лебедей на глади воднойДля охоты хана, столь ему угодной.Лук сгибая, за стрелой стрелу пуская,Может бить лебедок, удержу не зная.Правду молвить, так в пределах всей державыМного дев, что и стройны, и величавы.Может хан наш брать их в жены сколько хочетДля своей услады ханской и забавы.В камышовом озереЛебедей так много!Сколько хан захочет,Столько и стреляет.А в улусе ханскомИ красавиц много:Хан берет их в жены Сколько пожелает.Меткий лучник, говорят, одной стрелойуложить двух уток сразу может,А мужчина, если страстен, говорят,двух сестер на ложе брачное положит.Необъезженный, как говорится, коньсловно требует хребтом своим седла;Заимел, как говорится, ты жену —хлопочи, чтоб и еще одна была.Есть излишек — лучшейНе придумать доли;Если недостаток —Это хорошо ли?В дэле на подкладкеНе замерзнешь точно,Три в одну веревкиСвиты — будет прочно!»
Когда Чингисхан возвратился в отчину с молодой ханшей Хулан, наместник его Аргасун-хорчи, на радостях охмелев от зелена вина, прихватил священные золотые стрелы и отлучился, только его и видели.
Взбешенный этим известием Чингисхан отправил Борчу и Мухали на поиски лиходея и повелел погубить его без лишних слов и пререканий*.
Борчу и Мухали отыскали Аргасун-хорчи и, приступив к нему, молвили: «Охмелел ты от зелена вина и унес с собой золотые стрелы, только тебя и видели. И повелел нам Чингисхан погубить тебя без лишних слов и пререканий».
И взмолился Аргасун-хорчи:
«Должен слово сказатьК казни приговоренный,Должен выслушан бытьНа лютую смерть обреченный.Допустите! Пред ханом предстану,Жажду слово сказать Чингисхану».
И не сгубили вельможи несчастного Аргасун-хорчи, но надоумили его явиться к хану, да не с пустыми руками, а с припасенным для Владыки нектаром.
Когда они втроем явились к Владыке, он почивал. Борчу и Мухали, стоя снаружи ханской юрты, молвили:
«Утренний свет проникает, Чингисхан,В твой многостенный шатер.Отроков, отроковиц пробуди-ка,Что еще спят до сих пор.Подданных грешных прими и послушайДа облегчи их заблудшие души:Каждому милостиво объяви-каПраведный свой приговор.Медленно рассветВо дворец проник,Дай увидеть твойМногомудрый лик.Кающихся, хан,Выслушай ты насИ державный свойОбъяви указ».
Услышав речи вельмож своих, Чингисхан поднялся с постели. И приступили к нему Борчу и Мухали, подталкивая впереди себя Аргасун-хорчи. И безмолвствовал Чингисхан, глядя на них. Борчу и Мухали тоже не проронили ни слова. Тогда Аргасун-хорчи набрался храбрости и обратился к Владыке с такими словами:
«Только скворец свою песню завел,Тут с неба упал белохвостый орел,И смолкла в ужасе птаха.Так вот и я пред Владыкой предстал —Съежился, сгорбился, затрепетал,Пикнуть не смею от страха.Лет с десяти до вчерашнего дня,Лук твой и стрелы гордо храня,Всем наставленьям твоим я внималИ непотребных привычек не знал.Но, как на радостях выпить пришлось,Пьяный, я помнить себя перестал,Где-то носился, как бешеный пес,Лук твой и стрелы куда-то унес,Только дурного я не замышлял.Лет с двадцати до вчерашнего дня,Лук твой и стрелы, как воин, храня,Только разумным речам я внимал,Шага неверного не допускал.Но, как на радостях выпить пришлось,Пьяный, я помнить себя перестал,Где-то носился, как бешеный пес,Лук твой и стрелы зачем-то унес…Только худого я не замышлял».
И выслушал Чингисхан речи Аргасун-хорчи и, сменив гнев на милость, молвил:
«Что тут сказать? Находчив и речистХранитель стрел златых, Аргасун-хорчи».
И помиловал Чингисхан неразумного Аргасун-хорчи и объявил об этом в указе своем.
Повесть о мудрых беседах отрока-сироты с девятью витязями Чингисхана*На честном пиру во главе с девятью верными витязями и пятью любимыми тайши собрались покорствовавшие Владыке все пять цветных и четыре чужих народа. И первым речь держал на этом пиру Сорхан шар из племени Сулдус:
«Коль будет Владыки Верховного мне позволениеИзречь про вино и про пир мое дерзкое мнение,Скажу, что не мыслю себе я одно без другого:Вино, безусловно, любого застолья основа.Сидеть на пиру без хмельного, не стану лукавить:Кошму под собою зазря протирать и дырявить».
И возразил на эти слова гуй ван Мухали из племени Жалайр:
«Явилось вино на пиру — начинается пьянство.Достойная речь зазвучит как нелепое чванство.Слова уважительны были и благообразны —Становятся вдруг несуразны, развязны, бессвязны.Дотоле сплоченных вино побуждает к раздорам,Живущих в согласии — к сварам ненужным и ссорам.И лишь воздержанье нам вид возвращает обычный,А речь — вновь пребудет логичной, тактичной, приличной».
Так сказал гуй ван Мухали Его Величеству Чингисхану. Засим зурчидский Чу мэргэн* изрек:
«Когда на пирушке хмельное все льется и льется,Что было у нас на уме, то наружу прорвется.Худое, хорошее — все, что под спудом лежало,Приметным теперь и для всех окружающих стало.Вино, что мы влили в себя, ни за что не слукавитИ все благородство и низость всю нашу проявит.Его с незапамятных пор называли недаромСвященною влагой, божественным чудо-нектаром,И каждое с ним проведенное ныне мгновеньеВеликую радость приносит, дает наслажденье.А завтра, как только с лучами рассветными встанем,Пирушку вчерашнюю разве ж добром не помянем?Нет, если вином наслажденья себе не доставить,Не пир пировать, а кошму под собою дырявить».
Такие слова изрек благодетельному Владыке Чу мэргэн. Засим витязь Борчу из племени Арулад молвил:
«Пьем мы — крохотной мошкойвино пощекочет нам горло,А уж если обратно —так мамонтом диким поперло.Пьем и чувствуем: влагапарит себе пчелкою плавно,А назад отрыгнетсяне пчелка, а слон своенравный.И мутится наш разум, шатаются наши устои,От излишка теряешь как будто бы все нажитое…Побеседуем — уразумеем в конце разговора:Можно выпить, да только не знать в питии перебора.У вина есть хорошие стороны, есть и плохие.Мы ценители, да! Но не выпивохи лихие.С удовольствием выпьем, однако же не напьемся,А, прилично беседуя, с миром и разойдемся».
Такие слова молвил Борчу премудрому Владыке. Засим Зэлмэ Урианхайский молвил:
«Пить на пирушках зелено виноВладыкой нашим не запрещено.Испить архи, побыть немного пьяным —Не возбраняется великим ханом.Давайте ж на пиру соединимся,Подобно жеребятам, порезвимся.Содвинем чаши дружно, без тревоги —Пусть в голову ударит нам и в ноги.В веселье беззаботном и бездумномМы уподобимся турпанам шумным;Не будем ни устойчивы, ни стойкиНа час во время дружеской попойки».
Так закончил свою речь Зэлмэ Урианхайский. Засим держал слово Зэв из рода Бэсуд:
«Коли не будет на пиру вина,Сердцами ль станем от родни далече?Сойдясь и не напившись допьяна,Не станем разве радоваться встрече?Коль обойдемся без хмельного зелья,Так, значит, не узнаем и веселья?Я думаю, и без вина мы сдюжим,Владыке-хану преданно послужимСоветом трезвым в деле управленья,От вражьих козней предостереженьем».
И вступил в беседу тогда ойрадский Хар Хиру:
«Содвинуть чаши разом на пиру —Не это ли восторг и ликованье?Прознавших про такое торжествоОхватывают зависть и желаньеНе за чертой остаться вдругорядь,Участье в нашем празднике принять.Коль чашею вина не пренебречь,Она нам красноречия прибавит,И если раньше спотыкалась речь,Ее велеречиво течь заставит…Вино способно нам сердца зажечьИ на врагов всю нашу мощь направит.Собравшись вкруг Владыки, возгласимЕму хвалу, поднимем дружно чашиИ так же дружно их опустошим,Возрадуемся славной встрече нашей».
Засим держал речь Борохул:
