Рыцарь с железным клювом - Сергей Карпущенко

Поганкин беззвучно рассмеялся, широко раскрыв рот и показал свои гнилые зубы:

— Какой там самолет, дундук с клопами! Врали все про самолет — нет на острове никакого самолета, а в овраге всякий ржавый хлам закопан, который из воинских частей соседних сюда свозили!

Кошмарик, Володя видел, был буквально сражен этим сообщением Мишки. Его остренький носик задергался, глаза с белесыми ресницами по-лисьи заблестели, и Ленька почти что прокричал:

— Да не бреши ты, Поганка! Сам, поди, ковыряешь самолет, вот и хочешь, чтоб конкурентов не было! Зэков каких-то придумал, которые из проруби тебя тащили! Умора! Станут зэки рисковать, чтоб того из воды вытащить, кто их заложить может! Не верю я тебе, Поганка гнилая!

И Кошмарик, так хотевший разбогатеть, найдя сокровища фашистского транспорта, и так обиженный сейчас своим предполагаемым конкурентом, приподнял лопату, угрожая ею Мишке. Но Поганкина не так-то просто было напугать — он хоть и отскочил назад, но смотрел на Леньку смело. Улыбаясь, сказал:

— А я тебе добра желал, Кошмарик! Ладно, хватит баловать! Мотай отсюда поскорей, пока на самом деле кореша не услыхали до разбираться не пришли. Я затем тебя и позвал. Ей-Богу, не балуй с огнем, Ленька. И еще тебе скажу: сейчас катай на берег, а послезавтра, если хочешь, приезжай — здесь никого не будет. Ковыряйся в «самолете» до опупения. Ну, баста, кореши, пошел я, а то мои ребята хватятся, пойдут искать. А увидят вас — так «мама» крикнуть не успеешь.

Мишка повернулся уже, чтобы идти, но вдруг снова обратился к Леньке, но теперь заискивающим, мягким тоном:

— Слушай, дай мне еще табачку. Так курить охота!

Ленька с угрюмым видом протянул пачку, успев их прорекламировать:

— «Ротманс», настоящие, — забыв, наверное, что еще недавно именовал сигареты «Данхилом».

Мишка вытащил из пачки три штуки и, уже удаляясь, словно в благодарность, посоветовал:

— Обо мне или корешках моих кому-нибудь вякнете — каюк вам ребята, верный каюк! А послезавтра на остров — добро пожаловать!

ГЛАВА 9

ЕЩЕ ОДИН ВЫСТРЕЛ ВОЛОДИ, ПОСЛЕДНИЙ

Как ни ерепенился, ни гоношился Кошмарик, во что бы то ни стало желавший снова пойти к самолету и откопать-таки ящик, который еще недавно был на месте, Володя, однако, решительно настоял на том, чтобы они отправились к лодке и немедленно отплыли в сторону своего берега. Ленька нещадно обзывал Володю и слабаком, и трусом, и предателем, но ведь Кошмарик не знал того, о чем с уверенностью знал Володя: на острове на самом деле находились бежавшие из колонии преступники, убийцы, и этим людям, Володя знал, ничего не стоило расправиться с ними, если бы они случайно перешли дорогу тех, кто уже испачкал руки кровью.

Но рассказывать Леньке о том, откуда он узнал о бежавших преступниках, Володя не мог — был уверен, что Кошмарик отшатнется от него, имеющего знакомых в милиции. Однако нужно было что-то предпринять, не дать преступникам уйти, снова появиться среди людей, появиться вооруженными, чтобы опять заняться тем ремеслом, которое когда-то изгнало их из общества свободных людей.

— Ленька, неужели ты не поверил Мишке? — спросил Володя, сидя на веслах, когда уже порядочно отплыли мальчики от острова. Кошмарик, вразвалку сидевший на корме и молча покуривавший, сказал небрежно:

— Чего ему верить-то? Все в поселке знают, что Поганка такую языком пургу мести может — хоть стой, хоть падай. Сам он транспорт копает, а потому и придумал беглых зэков. Пугает! Только чего я тебя послушал, уехал оттуда? Сегодня-завтра Мишка все добро из самолета выберет, а потому на послезавтра и приглашает — приезжайте, милости прошу! Эх, дурак, что тебя послушал!

Володя и сам испытывал какое-то двойственное чувство неуверенности, томившее его. А вдруг и нет там никаких беглых заключенных? Что же предпринять, если приходится полагаться лишь на слова такого несимпатичного человека, как Мишка Поганкин? Но Володя все-таки задал вопрос, давно стремившийся сорваться с его языка:

— Скажи, Кошмарик, а если бы ты знал наверняка, что на острове живут два бывших зэка, что они убили при побеге конвоира и у них есть автомат, ты бы... позвонил в милицию, сообщил бы?

Ответ последовал незамедлительно. Казалось, вопрос Володи был таким неуместным, дико глупым, что его можно было и не задавать.

— Ты что, рехнулся? — даже подскочил на корме Кошмарик. — Стукач я, что ли? Нет, брат, пусть кто-нибудь людей закладывает, а я на это дело не способен. Я с чистой совестью жить хочу. К тому ж мне моя жизнь молодая дорога. Она, может быть, государству еще пригодится.

И больше мальчики не разговаривали. Володя греб и посматривал на озеро, какое-то еще более холодное, суровое и неприветливое. И небо, нависшее над водой, было таким же серым, точно не плотные облака отражались в озере, а именно оно, холодное, свинцовое делало небо похожим на себя, будто брало в сообщники. Было тихо, как перед грозой, и Володе посреди этой водной неподвижной равнины казалось, как никогда прежде, что он слаб и одинок.

Весь вечер ходил Володя в страшной растерянности, не зная, что предпринять. Начинал прокручивать в уме весь рассказ Поганкина от начала до конца, и получалось, что он не врал — спасли его зэки, именно те, о которых говорил Володе Григорий Семеныч. Но как должен был действовать в этом случае Володя? Сейчас же звонить в управление к следователю и просить его высылать группу для их задержания? Но здесь, откуда ни возьмись, являлись сомнения: а не врал ли на самом деле Поганкин?

Ночью он почти не спал, размышляя, как быть. На память являлся Кошмарик со своей убежденностью в том, что Мишка придумал и зэков, и свое чудесное спасение. Но в сознании всплывал и Дима-Олег, погубивший Ивана Петровича, и ненависть к тем, кто убивает людей, будила в Володе твердую решимость и уверенность в том, что завтра утром он позвонит следователю.

Внезапно, среди ночи, Володя вспомнил, что бумажка, на которой был записан телефон следователя, осталась в кармане рубахи, давно уже снятой и убранной в чемодан. «А если я потерял телефон? Что делать? Ведь завтра преступники уедут с острова!» И Володя поднялся с кровати, почти в полной темноте вытащил из-под нее свой чемодан, тихонько, боясь потревожить спящих ребят, раскрыл его и стал шуровать в вещах, желая разыскать засунутую в чемодан несколько дней назад грязную рубашку. Наконец нашел ее, сунул пальцы в один нагрудный карман, оказавшийся пустым, потом в другой, откуда, ликуя, извлек смятый листочек с телефоном Григория Семеныча. Расправил его и, аккуратно сложив, положил в карман той рубашки, которую носил. Лег и снова принялся думать.