Рыцарь с железным клювом - Сергей Карпущенко

***

Еще издалека увидел Володя, что на берегу, обычно тихом и безлюдном, ходят какие-то люди и будто поджидают именно его. «Ну вот, хватились, безразлично подумал Володя. — Теперь уж меня обязательно выпрут из лагеря. А и пускай. Свое дело я тут сделал!»

Причалил, и первый, кто подбежал к нему (если бегом можно назвать тяжелую трусцу толстого человека), был следователь Григорий Семеныч, спросивший тут же:

— Это ты звонил?

— Я звонил, — кивнул Володя. — Поезжайте на остров, они там... Автомат у них... сломался, а лодку я привез. Так что никуда не денутся.

— А кто стрелял на острове? — спросил толстяк, но Володя удивленно пожал плечами:

— Стреляли? Нет, ничего не слышал.

Володя вышел на берег, покачиваясь, метров десять прошел. На берегу ходили, сидели, покуривали какие-то люди в касках и бронежилетах с короткоствольными автоматами в руках. Был здесь почему-то и Кошмарик, который подошел к Володе и глупо так спросил:

— Ну что, приехал?

— Да, приехал, — отвечал Володя. — Ты за лодку меня прости...

— Ничего, — тихо отвечал Ленька. — На такое дело... Мне она, правда, тоже понадобится завтра. На остров поеду, самолет копать.

— Надеешься, значит?

— А как же! — И прибавил: — Деньги позарез нужны — «Волгу» подержанную предложили.

— Ну-ну, — понимающе кивнул Володя, — поезжай, завтра уже можно будет на остров ехать, — и пошел к лагерю, потому что чувствовал смертельную усталость. А еще хотелось спать...

***

Не могли, конечно, обойтись без того, чтобы не поздравить Володю на линейке. Из города снова приехал Григорий Семенович, а с ним еще какой-то толстяк, тоже из управления, из самых главных. «Да что у них там все такие толстые?» — думал Володя, пока они говорили перед всем лагерем о Володином мужестве и многое другое в таком же духе. Потом велели Володе подойти к ним и торжественно вручили ему какой-то конвертик, а потом сказали, что подарок Володя купит себе сам. И главный толстяк крепко ударил его по плечу и по-пиратски подмигнул, на что Володя машинально ответил ему тем же.

После линейки к Володе подошел Петр Ильич, долго жал руку мальчика, смотрел прямо в глаза, очень пристально и немного виновато, и говорил:

— Ну, Климов, не я ли первый заметил в тебе качества особенные? Я, конечно, я! Ведь я и маме, и папе твоим тебя хвалил — ты же слышал?

— Да, слышал, — согласился Володя и хотел было сказать Чайковскому, что знает, как хвалил воспитатель его и начальнице лагеря, но передумал и промолчал.

В конверте нашел Володя сто рублей, долго мечтал, прикидывал, что купить на эти деньги. А через несколько дней он встретил Кошмарика и, спросив о том, чем закончилась его поездка на остров, услышал: «Ничем. Прав был Поганкин. Один хлам ржавый там зарыт». Тогда Володя полез в карман брюк и достал оттуда конверт, передал его Леньке и сказал:

— Это тебе за прокат лодки. Бери, на удочки. Сто рублей — не деньги. Я здесь, в лагере, богатым стал...

Ленька, недоверчиво глядя на Володю, деньги принял и сказал свое заветное: «Ну, кошмарики!» — хотя совсем не понял, почему питерский «лагерник» отдал ему деньги и каким образом сумел разбогатеть.

ЧАСТЬ III

РЫЦАРЬ С ЖЕЛЕЗНЫМ КЛЮВОМ

ГЛАВА 1

ПРИКЛЮЧЕНИЙ НЕ БУДЕТ!

— И куды ты их везешь? — в какой уж раз спрашивала маму соседка по купе, деревенская с виду бабка. — Ишь придумала, в Белоруссию детей тащить, в которой потравили все, где дети «помирают тыщами» и трава уж расти перестала! Другие уезжают, а она едет в пекло самое! Чудо!

— Ну, вы несколько преувеличиваете, — снисходительно отвечала мама, но Володя видел, что она на самом деле выглядит озабоченной и, наверное, сама уже сомневается в том, что ее идея взять с собою сына да еще и «чужую» девочку, за которую она несла ответственность, была опрометчивой. И Володе очень хотелось утешить маму, сказать ей, что эта бабка врет, что она просто дура и трава в Белоруссии растет, но он молчал, зная, что никакие аргументы не смогут теперь остановить этот поезд и вернуть его и Иринку назад. Ведь они ехали в настоящий средневековый замок!

О, этот замок снился Володе даже прежде того, как мама сообщила о намеченной поездке в Плоцк на целый месяц. Мощные замковые стены, высокие башни, подъемные мосты и рвы являлись ему во сне гораздо раньше, когда он стал увлекаться рыцарской литературой. Володя не просто любил, а даже обожал замки за связанную с ними тайну, — это непременно! — за воображаемую способность быть надежным укрытием, защитой. Представляя старинный замок, Володя всегда населял его собой, становился его хозяином, и замок, оберегавший его от мира, гарантировал мальчику безопасность, независимость, свободу. В своем воображаемом замке Володе было попросту очень покойно и уютно.

— А чавой-то не больно похожи-то дети твои, — донимала маму старушка, сняв платок и заплетая в тонкую косичку свои жидкие волосенки. — Видать, не брат и сестра.

— Да, вы угадали, — вздохнула мама и покраснела.

— Сведенные, что ли?

— Нет, с Ирочкой мой сын просто дружит, — ответила мама, краснея еще сильнее.

Старушка неодобрительно покачала головой:

— Дружат! Больно рано чтой-то нынче дружить стали. Смотрела бы мать...

— Не беспокойтесь, я смотрю, — очень сухо сказала мама и принялась смотреть в окно.

А Володя уже ненавидел противную прилипчивую старуху. Да что ей за дело? Знала бы эта старая калоша, какого труда стоило устроить так, чтобы Иринка поехала в Белоруссию? Знала бы она, что испытывал он, сидя рядом с этой тоненькой девочкой с большими очками на крошечном носике. И ведь именно эта девочка, видевшая его слезы, должна была стать той, кому он расскажет обо всем, что случилось с ним в лагере.

Да, он понимал, что и там, на Ежовом острове, страх подчас полностью хозяйничал в его душе, но все же победителем в схватке с бандитами стал он, Володя. Вот и следовало рассказать Иринке только то, что происходило, а не то, что он чувствовал и переживал. Зачем это раскрывать?

Однако Володя, предвкушая впечатление от своего рассказа, каким-то уголком, самым краешком сознания чувствовал, что правдивым такой рассказ нельзя будет назвать. Да, он мог скрыть от Иринки страх, испытанный на острове, мог показаться в ее глазах героем, но обмануть самого себя ему было трудно. И все-таки Володя отчего-то больше не хотел проверять себя на смелость. «Все, — говорил он себе, — с приключениями покончено. В замке я буду заниматься раскопками, читать, играть с Троллем в бадминтон и не стану совать нос в чужие дела. Хватит с меня». И он твердо решил сделать Иринку тем человеком, кто оценит его подвиг, сделает его героем. Володе так хотелось наконец утвердиться в мысли, что он — смелый человек.